Это очень странная вещь. Это улыбка скользит, и это не только улыбка Джоконды, это улыбка Анны, это улыбка Марии, это улыбка ангела. Ангела из «Мадонны в гроте». Посмотрите, он смотрит на нас, и он улыбается той же самой загадочной улыбкой. Это какой-то ангел-демон. В нем есть какая-то двусмысленность, в нем есть какое-то двойное изначалье. Изначалье Бога ли, знания ли, знания ли того, что знает он, а мы никогда. То есть то, что есть в Джоконде: знание чего-то, чего мы не коснемся даже.
Там есть подобие типов, там есть аналогия ландшафтов, там есть аналогия мысли, ускользающей от нас и спрятанной.
В 1516 году Леонардо принял приглашение французского короля Франциска I и поселился в его замке Кло-Люсе, что неподалеку от королевского замка Амбуаз. Там он и умер 2 мая 1519 года в возрасте 67 лет. За два года до смерти у него онемела правая рука, и он с трудом передвигался без посторонней помощи. Третий год жизни в Кло-Люсе Леонардо вообще провел в постели. «Анна…», как и «Джоконда», была с Леонардо во Франции. Как и «Джоконда», эта картина при смерти Леонардо никому не принадлежала. Известно, что душеприказчиком Леонардо стал Франциск I. Этот король от мастера ничего не требовал. Для Франциска было честью само его пребывание во Франции. Франциск дал ему замок, Франциск давал ему деньги на эксперименты, что для Леонардо было самым главным и самым важным. Очень интересно, что его амбиции были, прежде всего, амбициями ученого, а отнюдь не художника.
«Где дух не водит рукой художника, там нет искусства. Где мысль не работает вместе с рукой, там нет художника».
Когда во Флоренции Леонардо участвовал в конкурсе, ему обещали довольно большие деньги, когда он делал «Поклонение волхвов». Но эта картина так и осталась незаконченной. Просто ему не деньги были важны, ему просто надоело ее писать. Он ответил для себя на главные вопросы, когда он делал эту картину, и дальше она его уже не интересовала. А он пошел дальше.
Это удивительно, но Леонардо думал, когда писал картины, все-таки иначе, чем его современники. Он был с ними и вне их, вне своих современников. Конечно, эпоха Леонардо была эпохой великих открытий. Безусловно. Она очень интересовалась небом. Она очень интересовалась космосом. Она очень интересовалась вселенной. Она очень интересовалась не просто вселенной, как творением божественного разума, она интересовалась вселенной, как некоей вообще великой загадкой. И я не исключаю такой возможности, что картина «Святая Анна с Мадонной и младенцем Христом» представляет собой какой-то вариант гипотезы.
Женское начало было главным, и не исключено, что у Леонардо Всемирный Дух представлен праматерью, прародительницей Анной. Она — корень всего явления. Возможно, он ту гипотезу нам преподносит, что земля началась, когда началась на ней вода, что жизнь началась, когда началась на ней вода.
А вот Мария — это образ мифологической идеи мать-земля. Она и мать человечества, она же и мать человеческая, а младенец представляет собой человечество, которое по отношению к праматери находится еще в младенческом состоянии.
Возможно, Анна, Мария, младенец и агнец в этой форме дают нам представление о том, что мы не одиноки в пространстве. Что земля появляется как жизнь тогда, когда появляется вода. И происхождение воды связано с деятельностью Мирового Разума и Мирового Духа.
Что же касается агнца, я в затруднении полном. Потому что агнец может быть как традиционной христианской темой жертвы, абсолютной жертвенности, так может быть и образом животного мира, зооморфическим образом, с которым связан человек, который очень цепко с ним связан. Конечно, земля эта написана Леонардо необыкновенно богато, щедро и абсолютно иначе по манере, чем написан этот самый лунный пейзаж.
В 1935 году Международный астрономический союз присвоил имя Леонардо да Винчи кратеру на видимой стороне Луны.
Когда мне доводилось бывать в Лувре, первое, куда я шла, я шла смотреть картину «Святая Анна с Мадонной и младенцем Христом». Я не смотрела «Джоконду». Мне не так интересно было смотреть «Мадонну в гроте». Но мне очень интересно смотреть «Анну…». Эта картина совершенна, это картина, которая написана так, как современники не писали, она полна воздуха, она наполнена воздухом земли. То, что Леонардо называл «сфумато» — световоздушная среда, в которой мы живем. И от этого влажного сфумато световоздушной среды, вот этого влажного воздуха мягкими становятся тени… Удивительно это лицо с мягкими тенями, которые делают формы округлыми, чувственными, очень нежными. Леонардо удивительно писал драпировки, он замечательно писал платья женщин.
Это совершенная картина, написанная небывалым художником. С моей точки зрения, это и есть настоящая большая культура. Вот эта художественно-духовная река такая, которая течет сквозь века, которая течет сквозь народы, и которая объединяет всех в едином понимании и единой загадке.
Именем Леонардо да Винчи назван международный аэропорт Рим-Фьюмичино, расположенный примерно в тридцати километрах к юго-западу от центра итальянской столицы.
Леонардо да Винчи — необыкновенный художник, очень интересный с точки зрения процессов психологии и сознания человека в целом. Например, его «Тайная вечеря» удивительно интересна именно как психологическое исследование.
Но его «Мадонна Бенуа» отнюдь не менее интересна, чем «Тайная вечеря». Почему? Потому что здесь у Леонардо да Винчи момент религиозного содержания как такового пропадает. У Рафаэля это религиозное содержание введено в иные системы с иными героями. У Леонардо эта тема — эксплуатации детей — совершенно лишена всякого религиозного ореола, потому что у него были свои соображения по поводу христианской религии. Леонардо — единственный, кто пытается показать именно работу детского сознания и систему координации сознания и движения в определенном возрасте. И он показывает это так же, как показывают современные педагоги, — через игру.
Он берет за основу сюжета игру, и эта игра становится мотором и психологической провокацией. Он показывает единство процессов развития — между движением, моторикой ребенка и его сознанием. Эта очень простая игра: мать играет с ребенком цветочком. Она дает ему этот цветочек, а он должен этот цветочек как бы сорвать или поймать. Для его возраста это сложная игра, которая требует мобилизации всех его сил, и поэтому он одной рукой придерживает руку матери, чтобы она не ходила туда-сюда, то есть статично ее закрепляет, а другой рукой делает крючок, ловит это цветок. Это делается в четыре-пять месяцев. Его глаза скошены, все его духовные ресурсы без остатка отданы этому делу.
Зато веса у него избыточно много, он есть больше явление физическое, нежели действующее или духовно действующее. Леонардо тут выступает как самый отчаянный атеист: показать младенца Христа с нимбом над головой как обычного младенца, который и цветочка-то поднять пальцем не может!
Но тем не менее Леонардо написал эту картину. Он дал Христу избыточность физического начала: колени, руки. Это человеческое тело, а духовная сторона у него в начальной стадии развития. Леонардо показывает этап развития, но это делает только он один. Он показывает какие-то начальные этапы становления личности через игру. Люди, не имевшие детей, о них знают почему-то больше. Леонардо отлично знал детскую педагогику.
Грюневальд
Маттиас Грюневальд
(Matt hias Grünewald)
1470–1528
Художника Маттиаса Грюневальда открыл XX век. О нем известно не так много. Известно, что он родился в Вюрцбурге, но вот в каком году? В 1470-м — утверждают одни, в 1475-м — говорят другие. А еще совсем недавно выяснилось, что он на самом деле носил имя Готхарт и фамилию Нитхардт, и на это указывает и его монограмма «M.G.N» (Mathis Gothart Nithart). А именем Матиас Грюневальд, под которым художник вошел во всемирную историю искусства, он обязан биографу Иоахиму фон Зандрарту, который в сочинении «Немецкая академия», которое вплоть до XX века было по сути единственным источником сведений о Грюневальде, спутал его с другим художником, работавшим на рубеже XIV–XV веков. А еще есть версия, что Маттиас сам называл себя Грюневальдом, что он сам спрятал себя под псевдоним и под этим псевдонимом создал свое главное произведение — Изенгеймский алтарь для монастыря в Изенгейме.
«Даже в ХХ веке влияние этого алтаря было значительным для искусства: например, для таких художников, как Макс Бекман, Пабло Пикассо, Барнетт Ньюман и Джаспер Джонс. Но важнее всего, что, кроме своего значения, интерпретации и причин влияния, благодаря которым это произведение искусства пережило века, для меня оно остается современным, важным для сегодняшнего дня — а именно это и определяет картину как великую».
В любом случае, был такой мастер, но его произведений сохранилось не более десятка. Зато о нем писал Микеланджело, он был с ним в близости. Грюневальда подделывали, делали копии. Он был художником, не похожим ни на кого, ни на одного из своих современников, ни на одного из своих последователей. Он написал четыре или пять «Распятий», в том числе «Распятие Христа» в Изенгеймском алтаре.
На этой картине крест сколочен из простых деревянных бревен, еле отструганных. К ним прибита доска, и мы видим прибитое тело. Посмотрите на пальцы — они кажутся обнаженными нервами. Вся картина написана на предельном напряжении истощенной нервной системы, на последнем напряжении истощения. Истоки этой стилистики уходят не в античность, как у всех, а в витражную готику. Грюневальд пользовался черным фоном и цвет клал так, чтобы он смотрелся как витражный свет. Этот витражный алый, витражный белый, снова алый, необыкновенно написанный… и каждая из фигур находится в состоянии фантастического предельного перенапряжения. Если вы посмотрите, чему равны объемы этих фигур, то увидите, что они хрупки до невозможности. Какими хрупкими написаны Мария и Иоанн — это знак их тленности и их ломкости, невероятного страдания. Они истощены. Вот Иоанн, поддерживающий Богородицу: это алое и белое, и сведенные глаза, ее маленькое личико — только одни щеки. Пальцы — опять пальцы поставлены так, как будто это вопиют обнаженные нервы. Кровь струится из каждой поры. Каждая мышца подчеркнуто измучена, истерзана, это вопиющая от страдания человеческая плоть.