Выйдя из лифта, я направляюсь прямиком в кабинет Мадлен.
Глава 22
Пока Алиса и Макс веселились в спортивном уголке в конце сада, Холли Ричардсон решила, усевшись на лужайке, перезвонить мужу.
– Привет, – сказала она. – Как дела?
В ответ прозвучал рассказ об упущенных возможностях, о покупателях, которые не видят своей выгоды, когда она прямо у них под носом, и о перепалке с крупнейшим клиентом – все как обычно. Холли слышала такое не раз.
– Не падай духом, – сказала она, пытаясь противостоять хроническому пессимизму Джейка. – Никогда не знаешь, что ждет тебя впереди.
Откинувшись на траву и отодвинув телефон от уха, Холли думала о том, сколько раз ей приходилось выслушивать истории о его унижениях, о том, каких высот они могли бы достичь с его стартапом, если б только его отец оказал им поддержку.
– Я знаю, Джейк, знаю. Это было так несправедливо, – привычно согласилась она.
Может, все и было бы иначе, если б Фрэнсис дольше помогал им, но он одолжил Джейку деньги на два года и на следующий же день после истечения срока ссуды потребовал их назад. Получив в ускоренном порядке контроль над бизнесом, три месяца спустя он мейлом сообщил Джейку, что продал его. Теперь Джейк был региональным менеджером в созданной им же самим компании.
Джейк то и дело жаловался Холли, что напрасно взял деньги у отца. Даже сейчас, через пять лет, Джейк постоянно жалел об этом решении. Страдая от отцовского гнета и насмешек, он отчаянно стремился доказать, что великий Фрэнсис Ричардсон – бывший военный, заработавший миллионы в Сити, – неправ. Снова прижав телефон к уху, Холли услышала, как Джейк стукнул рукой по рулю.
– Осторожно, не залезай слишком высоко, – крикнула она Максу Райту, который карабкался по ступенькам.
– Мы в саду, – вернулась она к разговору с мужем.
У того отменились назанченные на вторую половину дня встречи с клиентами, и он сидел в машине на парковке мотеля.
– Возвращайся домой, – сказала Холли, прекрасно зная, что гордость ни за что не позволит Джейку вернуться раньше времени: это значило бы, что он не справился с привлечением клиентов. Она увидит его только завтра поздним вечером.
Тут к ней подбежала Алиса.
– Папа! – кричала она.
– Хочешь поздороваться с папой? – спросила Холли, протягивая дочери мобильник.
– Привет, папа, – проговорила Алиса и принялась рассказывать последние новости.
Они ходили на качели, какой-то мальчишка дернул ее за волосы, Макс сказал ему, что он плохой, Макс с ними пообедал, а чай пить не будет.
– Папа, я тебя люблю, – закончила она и убежала обратно в сад.
– Люблю тебя, Джейк, – сказала Холли заученным тоном.
Она снова пообещала не открывать пришедшую утром посылку. И они договорились, что постараются повеселиться на своей субботней вечеринке. Так здорово, что родители Джейка устраивают ее у себя, и, конечно, это никак не связано с их желанием подчеркнуть собственное превосходство.
Ей невольно вспомнился день свадьбы, которую тоже проводили родители Джейка. Ее собственная мать была потрясена этой безудержной демонстрацией богатства. Прежде чем повести Холли к алтарю, мать взяла с нее обещание, что для Холли материальные блага никогда не будут так же важны, как для Ричардсонов. Холли тогда высмеяла ее опасения, но спустя четыре дня в Монте-Карло, любуясь из кровати восходом солнца, внезапно поняла, что мать имела в виду. Посмотрев на спящего мужа, за которого она вышла в двадцать три года, увлекшись всякой блестящей мишурой, Холли вдруг осознала, что никогда по-настоящему не любила его.
Теперь, удивляясь тому, как быстро пролетели семь лет, она гадала, женился бы ее муж на ней снова, если бы мог вернуться в прошлое.
Что бы сделала она, появись у нее такая возможность, Холли знала точно.
Глава 23
Коррин Парсонз покрутила головой и потерла поясницу. Двойные смены ее всегда утомляли, и с каждым разом все больше. Утром пришлось сажать мисс Канлифф на стоявший возле ее кровати переносной туалет, чтобы она могла облегчиться, а для этого всегда требовались двое. Восьмидесятивосьмилетняя женщина каким-то образом умудрялась быть в три раза тяжелее Коррин. Свой небольшой вклад в это несомненно вносили ежедневно доставляемые из ближайшей пекарни свежие кремовые пирожные. Коррин понятия не имела, почему мисс Канлифф могла себе это позволить. Коррин она никогда не предложила ни пенни.
В интернате «Солнечное море», расположенном на задворках Дила, Коррин получала минимальную зарплату, даже если работала по четырнадцать часов целые ночи напролет. Вчерашняя двойная смена, по крайней мере, даст ей небольшую прибавку в конце недели.
Выходя из интерната, она взглянула на часы. Пол-одиннадцатого. Впереди – целый день. Она задержалась на полчаса, чтобы помочь Эдди разгрузить продукты, потому что у него всегда можно было чего-нибудь перехватить, если дома кончались запасы. Зная, что Молли не станет оплачивать ей эти лишние тридцать минут, она сунула пару упаковок сосисок и классный бифштекс в глубину холодильника. Заберет их завтра утром, когда Молли не будет на работе.
Быстро перейдя набережную, Коррин направилась в кафе «Приморское». В животе у нее заурчало, и она вспомнила, что последний раз ела вчера вечером: перекусила холодной картофельной запеканкой, оставшейся от ужина обитателей интерната. После полноценного английского завтрака и двух чашек чаю она снова почувствовала себя человеком, а выйдя на улицу, увидела, что облака рассеиваются. Улицы начали заполняться туристами, и, надеясь, что скоро выглянет солнце, Коррин зашагала по тропе вдоль берега в Уолмер; дотуда было всего две мили.
Поскольку между сменами делать Коррин было особо нечего, она стала каждое утро гулять у моря. Дышать свежим весенним воздухом гораздо приятнее, чем сидеть взаперти в квартирке, куда она обычно возвращалась такой усталой, что тут же ложилась спать. Поначалу Коррин не решалась уходить по берегу слишком далеко (а откидывать капюшон так до сих пор и не привыкла), но со временем стала все больше ценить эти прогулки.
Проходя мимо дорогущих квартир, окна которых смотрели на берег моря, она воображала, что сама живет роскошной жизнью в одной из них. Она бы наняла Эдди поваром и каждое утро заказывала ему английский завтрак. После этого она бы часок лежала на солнце, а потом долго нежилась в горячей ванне. Окна у нее были бы распахнуты настежь, днем и ночью, зимой и летом, чтобы мрачные воспоминания улетали прочь. И каждый день она садилась бы на своем балконе и съедала по три пирожных с кремом, пока не стала бы такой же толстой, как мисс Канлифф.
– Простите! – воскликнула она, быстро опуская голову и отступая в сторону.
Она и не заметила, как налетела на идущую навстречу пожилую женщину.
– Надо смотреть, куда идете, – проворчала та. – Вы могли сбить меня с ног.
Но натянувшая поглубже капюшон Коррин была уже далеко.
Теперь она шла, внимательно глядя перед собой. За Дилом дорожка стала пустынной, и она смогла смотреть на море. На галечном пляже двое рыжих мальчишек смеялись, запуская китайского змея-дракона. Коррин была уверена, что у них ничего не выйдет, – змей был слишком велик. Проходя мимо, она улыбнулась, слегка удивившись, что дети не в школе. Меня это не касается, сказала она себе; она уже давно поняла, что никакие поступки других людей не имеют к ней отношения.
Дорожка сузилась, и она пошла медленнее. Приостановилась при виде двух женщин средних лет, раздевшихся до купальников и направлявшихся к воде. Дул весенний ветерок, и Коррин поразила их смелость: обе без колебаний бросились в Ла-Манш и принялись энергично рассекать волны. Тропинка почти опустела, и Коррин решила посидеть немного на выцветшей деревянной скамейке, откинув капюшон и подставив лицо теплому весеннему солнцу. Не прошло и трех минут, как одна из женщин выскочила из воды и, вся дрожа, побежала заворачиваться в полосатое розовое пляжное полотенце. Вторая продолжала плавать, делая вдох на каждом энергичном гребке. Коррин улыбнулась и подумала, что мисс Канлифф в молодости тоже бы так могла.
Подходя к Уолмеру, она поравнялась с коротким рядом стоявших на первой линии домов и, когда из-за белого штакетника ей улыбнулась старушка, возившаяся с ярко-желтыми цветами, поняла, что у нее по-прежнему откинут капюшон. Коррин снова опустила его на лицо и поспешила вперед; ступала она осторожно, потому что тропа становилась все более каменистой. С одной стороны дорожки стоял ряд пляжных хижин в пастельных тонах – они явно знавали лучшие времена. Коррин никогда не могла понять, что за удовольствие сидеть в такой развалюхе и часами пялиться на волны; их вид и сейчас удручил ее. Однако на подходе к «Шетландскому гербу» ее настроение улучшилось.
Коррин как раз подошла к пабу, когда из-за одной из пляжных хижин медленно выбрался черный лабрадор. Женщина присела на корточки и протянула руку, поджидая, пока собака решится приблизиться.
– Привет, парень!
Пес обнюхал ее пальцы, прежде чем позволил себя погладить. От прикосновения он вздрогнул. Под клочковатой шерстью прощупывались ребра, и Коррин почувствовала острую жалость. Погладив его еще разок, она встала и направилась к двери. Пес потрусил рядом.
– Тебе со мной нельзя. Давай-ка посмотрим, где ты живешь, – предложила она, нагибаясь, чтобы взглянуть на ошейник, и только тут заметила, что ошейника нет. – Придется тебе самому искать дорогу домой. Иди давай. Тут для тебя ничего нет.
И, прежде чем войти в паб, подтолкнула собаку в сторону хижин.
В баре Коррин заказала пинту сидра и пирог с говядиной и луком, не забыв отвернуть лицо от протянувшего ей кружку бармена. Она пила с таким наслаждением, что когда принесли пирог, кружка уже наполовину опустела. Выйдя наружу, она обрадовалась, увидев свободный столик. Села, проткнула вилкой корочку пирога; от вывалившейся на тарелку обильной начинки пошел пар. От запаха хорошо прожаренного лука и свежего теста у нее потекли слюнки.