Кэтрин помолчала.
– Может быть, Алиса захочет учиться? Так обидно, что он простаивает тут без дела. Меня бы порадовало, бери она уроки музыки.
– Это было бы отлично, – ответила Холли, глядя на Кэтрин снизу вверх.
– В твоих глазах я вижу что-то другое.
– Нет, правда, было бы очень хорошо.
– А может, ты бы предпочла сбежать от всего семейства Ричардсонов? С нами непросто уживаться.
– Я не хочу делать больно Джейку.
– Особенно учитывая, что он может забрать у тебя дочь? – Кэтрин прошла вдоль рояля и села рядом с Холли на банкетку.
Легонько коснувшись клавиш высоких октав, она повернулась к невестке.
– Связь между матерью и дочерью должна быть неразрывной. Это то, чего я всегда хотела. Вот почему я хочу помочь тебе.
Она убрала руку с клавиш и положила ее на руку Холли.
– Ты должна мне поверить. Я с самого первого дня решила, что между мной и моей собственной дочерью все сложится иначе. И так оно и было. Но из-за этого я, потеряв ее, страдала еще сильнее. Не хочу, чтобы ты когда-нибудь испытала подобную боль.
Глава 46
После поездки длиной в пятьсот миль и стычки с Барнздейл у меня нет особого желания тратить субботний вечер на празднество Холли и Джейка, тем более что я уже на него опаздываю. Но туда приглашена Мадлен, которая это торжество вряд ли пропустит, так что я отправляюсь к Ричардсонам. За весь день она не ответила ни на один мой звонок и ни на одно сообщение. Фотографии, сделанные ею в ричмондском клубе регби, наводят на мысль, что она сказала мне только половину правды.
– Не забудь, обед завтра в час! – напоминает, завидев меня, миссис Кранфилд.
Я возвращаюсь к ее саду, где она убирает садовый инвентарь мужа.
– Лучшее время дня, – продолжает она, взглянув на краснеющее небо. – Куда это ты несешься?
– На праздник Холли, – говорю я, присев на их ограду.
– У тебя усталый вид, – сообщает миссис Ка. – Уехал до рассвета, а впереди еще и бурный вечер.
Она убирает волосы у меня со лба:
– Хотелось бы видеть твое лицо.
– Давно собираюсь постричься, да все некогда.
– Бедняжка, – откликается она. – Так нужно, чтобы кто-то о тебе заботился!
– Вы все о своем! – смеюсь я.
Заперев сарай, миссис Ка приглашает меня зайти к ним и быстренько пропустить стаканчик.
– Всего на десять минут – мистер Ка будет рад тебя видеть. А потом он отвезет тебя в Сент-Марнем.
Не в силах отказаться, я иду за ней в заполненную паром кухню, где на плите булькают кастрюльки.
– Как вкусно пахнет, – говорю я.
– Ничего особенного. Буженина с сидром.
– Звучит заманчиво.
– Любимая еда, – говорит миссис Ка. – Помню, моя мама мне ее приготовила, в тот день, когда мы вернулись в графство Клэр. Я была в отчаянии от мысли о возвращении домой, а она всегда знала, чем меня подбодрить. Но сегодня-то вас всех вкусно накормят, уж я не сомневаюсь.
– Думаю, ограничатся канапе.
– Наверняка все пройдет по высшему разряду. У Ричардсонов денег не жалеют.
– Я бы предпочел мини-бургеры, – отвечаю я.
– Пиво будешь? – спрашивает мистер Кранфилд, входя в кухню и открывая холодильник.
– Нет, спасибо, – откликаюсь я, и он откупоривает бутылку вина.
– Тогда мне совсем немного и ничего крепкого, – говорю я.
– Куда это ты сегодня рванул среди ночи? – спрашивает он, пока миссис Ка чистит в раковине картошку.
– Мимо вас и муха не пролетит, – отвечаю я.
– В моем возрасте приходится по несколько раз за ночь вставать в туалет.
– Иную ночь он вообще, как попрыгунчик, – говорит миссис Ка.
– Я ездил в Йоркшир. Нашел кое-кого, с кем стоит поговорить.
– О маме? – спрашивает мистер Ка.
– Вроде того.
Я сажусь за покрытый скатертью кухонный стол.
– Я начинаю понимать, что у нее тогда было на уме.
– В то утро? – продолжает он, садясь напротив меня на стул с мягкой подушечкой.
– Я не должен был вам этого говорить, но похоже, что в последние недели жизни мама общалась с Абигейл Лангдон.
Лицо мистера Кранфилда внезапно становится напряженным и он бросает взгляд на жену.
– Бен, я знаю, что ты ищешь ответы, но обещай, что будешь осторожен, – говорит она, поворачиваясь ко мне.
– Не беспокойтесь! Обещаю быть осторожным, – улыбаюсь я.
– С чего ты взял, что они общались? – спрашивает мистер Ка.
– Они обменивались письмами. Одно из них я видел – не буду говорить, как мне это удалось. По-моему, тут как-то замешан ребенок.
Миссис Кранфилд откладывает нож и моет руки горячей водой, прежде чем вытереть их о фартук. Взяв из буфета бокал, она говорит:
– Плесни-ка мне половинку, Джордж.
И садится с нами за стол. Я вижу, как они переглядываются, пока мистер Ка щедро наливает ей красного вина и снова закрывает бутылку пробкой.
Миссис Кранфилд держит бокал в ладонях, не спеша сделать первый глоток.
– Мы сидели за этим самым столом, – начинает она. – Твоя мама и я. Прежде я думала, что не стоит тебе об этом знать, но, возможно, все же стоит. Мы защищали тайну, которую она открыла.
У меня внезапно пересыхает во рту, и я сглатываю.
– Так вы знали?..
– Твоя мама рассказала мне о том, что выяснила. А вернее – о том, что подозревала. Она не говорила, откуда ей это стало известно, и взяла с меня клятву, что я буду молчать. Я убеждала ее не слушать дурацкие сплетни, но она была совершенно уверена, что Абигейл Лангдон родила ребенка.
– Когда это было? – спрашиваю я, и по тому, как миссис Ка смотрит на мужа, понимаю, что ей все еще кажется, будто она предает маму. – Прошу вас!
– Недели за две-три до ее смерти, – говорит миссис Кранфилд и, сделав глоток, аккуратно ставит бокал на стол перед собой. – Клэр сводила с ума мысль о том, что у Ника родился ребенок, а ее нет с ним рядом. Я ей говорила, что она вряд ли сможет узнать, есть ли у этой девушки ребенок, не говоря уж о том, чтобы отыскать его. Но твою маму было не переубедить. Она умела быть решительной.
Я медленно киваю: миссис Ка подтверждает то, о чем я уже догадывался.
– Я, конечно, хотела ей помочь, но не знала как. Она сказала, что не сдастся, пока не докопается до правды.
Миссис Ка смахивает слезу, и я касаюсь ладонью ее руки.
– Мне только удалось добиться от нее такого же обещания, которое я сейчас прошу дать тебя.
Она пристально смотрит на меня.
– Всегда соблюдать осторожность!
Прощаясь, я обнимаю миссис Кранфилд и даю ей это обещание.
Свернув с нашей дороги и остановившись перед временным светофором на Нижней улице, мистер Ка поворачивается ко мне.
– Они уже два месяца копают эти дренажные канавы. Уверен: во времена Виктории это делалось быстрее.
Я улыбаюсь.
– Так неловко, что вам пришлось ехать, – говорю я. – Я бы спокойно дошел пешком.
– Не проблема, – откликается он. – До нашего ужина еще полчаса, и мы не хотели, чтоб ты опоздал на праздник.
– Вообще-то я иду только ради Холли, – объясняю я. – И вряд ли задержусь там надолго.
Мы трогаемся с места, но не успеваем доехать до перекрестка, как снова загорается красный.
– А вы знали? – спрашиваю я, глядя на подсвеченное светофором лицо мистера Кранфилда.
– Узнал только после маминой смерти. Мы с миссис Ка тогда посоветовались и решили оставить все как есть. Не потому, что хотели от тебя что-то скрыть, а просто… чтоб ты мог спокойно жить своей жизнью.
Я не сержусь на него. И спрашиваю:
– Если моя мама была уверена, что ребенок и вправду родился и это пробуждало в ней надежду… тогда почему?..
– Почему она себя убила? – мистер Ка внимательно смотрит на меня. – Не знаю, Бен. Я никогда не мог этого понять.
– А стала бы она рисковать ради ребенка Абигейл Лангдон?
– Если у нее был шанс найти некую связь с Ником, думаю, да, стала бы. Родительская любовь – непреодолимая сила. Она никогда не слабеет.
– Если ребенок и родился, мне трудно поверить, что его отцом был Ник. Нет никаких свидетельств его отношений с Лангдон. Я разговаривал с Элизабет Вокс. Она так же думает и про Саймона.
Мы трогаемся с места и едем мимо рощи в Сент-Марнем. Остановив машину возле городского пруда, мистер Ка опять поворачивается ко мне.
– Никто из нас не может знать наверняка, был ли это ребенок Ника и был ли он вообще. Но бьюсь об заклад, тут кроется кое-что еще.
– О чем это вы?
– Мы переехали в Хадли примерно через год после суда. Я каждый день видел, как Питер Вокс проходит по одному и тому же маршруту: по берегу реки и через рощу. Он был несчастен. Такой жалкий! К тому времени он фактически стал бродягой, и я иногда, когда мог, подкидывал ему пару фунтов. Тяжело видеть человека в таком состоянии, особенно зная, сколько он пережил. Порой я сидел с ним на берегу, угощал его пинтой пива. Он был полностью сломлен.
– Я помню.
– Потеря ребенка – страшное несчастье, но там было не только это: он чувствовал вину. Сожалел о том, что не сделал то, что мог, и это его изводило. При каждой встрече со мной он снова и снова возвращался к этому. Если бы он только принял меры, если бы!..
Я думаю о своем завтраке с миссис Вокс и о смутной тревоге, испытанной ею в день финала по регби.
– Он что же, слышал истории о Лангдон и Фэрчайлд еще до убийства? – спрашиваю я.
– Незадолго до того как он окончательно пропал, я увидел его на скамейке на набережной. Купил ему пинту пива. И он снова заговорил о том, как сожалеет, что вовремя не вмешался.
– А что же, он считал, ему нужно было сделать? – спрашиваю я, пытаясь вглядеться в отрывочные воспоминания мистера Ка.
– В тот последний летний семестр в школу позвонили. Он отмахнулся от сообщения, посчитав его обычной сплетней, но задним числом очень из-за этого переживал. Говорил, что постоянно вспоминает тот звонок.
– Что ему сказали?
– Не знаю. Больше я его не видел.
Мистер Ка смотрит на ярко освещенный сад Ричардсонов на той стороне пруда.