Сумасшедший агрессивный гитарный проигрыш. Добавил до максимума. Тело само стало подергиваться в такт.
«Вот хер ли ты сюда приперся? – ударив рукой об руку, спросил себя я. – Не сиделось тебе дома! Что за бредом ты занимаешься?!» И сам же ответил, разрубая воздух: «А какие у меня варианты?! Вот скажи мне, раз такой умный!»
Я никогда так агрессивно не разговаривал. Странно, но мне это нравилось.
«Я жить хочу, понимаешь! ЖИТЬ!» – изо рта вырвалась слюна. Утершись, я продолжил: «Меня знаешь, как это все достало! Нет, не достало. ЗАДРАЛО!» Тело радостно отозвалось на слово, которое максимально точно описывало мое состояние. «Да, ЗАДРАЛО, ЗАДРАЛО, НЕВОЗМОЖНО ЗАДРАЛО! Ютиться в этом поганом офисе, улыбаться козлам, помогать ворам! Мне это все противно! Да я сам себе противен. Как же я себе позволил так жить-то, а? Какая же ты тварь, Макс?! Макс, ты конченная тварь!»
Сделать упражнение оказалось легко. Мне было что ненавидеть.
В общем, меня прорвало. Я разошелся не на шутку.
Даже мало что видел. Взгляд заволокло кровавой пеленой. Я наносил удары по воздуху, топал изо всех сил, сгибался пополам и крутился волчком, до хрипа выкрикивая проклятия в свой адрес. Пот заливал лицо и щипал глаза. Досталось родителям, школьным и институтским учителям, бабам, нескольким в частности и всем как виду, В. В. Путину и Богу.
Кажется, на шум прибегала стая бродячих собак, но они предусмотрительно унесли лапы, поджав хвосты. Кажется, кто-то кричал мне из ближайшего дома, чтобы я прекратил. Дальше пелена сменилась полной темнотой. Я не понимал, стоял ли я, шел, бежал или лежал. Я ничего не чувствовал, лишь слышал тяжелый грохот гитары и отчаянный надрывный рев с перерывами на вдох. «ААААААААААА! АААААААААААА! АААААААААААА! АААААААААААААААААААААА!»
Какая жесткая композиция! Но вот музыка прекратилась, а рев остался. «А, это я кричу!» – отстраненно подумал я.
Тело и мысли были отдельно, и я сам отдельно тоже.
Вот и крик прекратился. Началась следующая композиция. Она уже была ни к чему.
Я стащил наушники, и стал слышен лишь свист воздуха, наполняющего мое сорванное горло.
Почему же так темно?
А, у меня глаза закрыты! Я медленно разъединил слипшиеся от пота ресницы.
Глава 58
Осмотрелся.
Солнце уже село. Я стоял, широко расставив ноги. Одежда прилипала к телу. Кажется, мокрый насквозь. Запах собственного пота был непривычным, очень кислым.
На правом ботинке оторвалась подошва, и выглядывающий носок насмешливо посматривал на меня. Я вытоптал полянку диаметром метров 5, травы на ней почти не было.
На краю полянки сидел бомжеватого вида дед. Склонив голову, курил и смотрел на меня.
Глава 59
Я тяжело опустился на землю. Дед же молча поднялся, подошел и протянул начатую пачку «Беломорканала» и коробок спичек. Я дрожащими руками достал папиросу. Шершавой щеткой языка облизнул рот, еле разлепив его. Воткнул папиросы. Чиркнул спичкой. Жадно затянулся. Откинулся на руки и выпустил дым в звездное небо. Затянулся еще, уже спокойнее.
Перевел взгляд на деда и благодарно ему кивнул. Тот подмигнул двумя глазами. Спросил сочувственно:
– Что, совсем приперло?
– Не то слово, отец.
– Бывает, – знающе покивал тот. – Сейчас-то полегчало?
– Да, очень.
Я прислушался к себе. Давящая боль в груди ушла. Я свыкся с ней настолько, что заметил ее лишь сейчас, когда она ушла. Спину больше ничего не сковывало. Голова была ясной, свежей. Недовольные голоса в ней замолкли. Не было сомнений – вернутся. Но меня это совершенно не волновало.
Встал на ноги. Все мышцы ныли.
– Попить бы… – пробубнил я, еле ворочая языком.
– Попить или выпить? – задорно спросил дед.
– Нет, именно попить.
– А, ну так вона, колонка на соседней улице. Иди, там попьешь и умоешься, – дед махнул рукой.
– Спасибо тебе, старый. Я тут сильно буянил?
– Достаточно, – со знанием дела сказал тот. – Одни даже хотели ментов вызвать, но я им сказал, пусть бесы из парня выйдут, не трогайте.
Вот оно что. Он прав, на экзорцизм это очень походило…
– А я долго, это… – я не нашелся, как назвать свое времяпрепровождение.
– Бесновался? – подсказал дед.
– Ну да.
– Ну, часа два-то точно. Я тут живу недалеко, в гаражах. Вот на крик и вышел. Дай, думаю, присмотрю за парнем, чтобы не случилось ничего.
– Ты, что ли, такое часто видел? – вытаращился я на него.
– А что ж? Эка невидаль! В деревне, бывало, напьются мужики с горя и волком воют. А потом сидят да песни горланят. Душа-то ежели болит, как до нее добраться? Только через крик и можно ее от шелупони всяческой очистить.
Дед посмотрел на меня назидательно. Я почесал голову. Сил думать не было, но его слова меня ободрили. Значит, я не занимался постыдным делом. Наоборот, настолько обычным, что даже деревенские меня понимали.
Глава 60
– Ты бездомный, отец? – спросил я и сам смутился своей прямоте.
– Есть такое, – кивнул он мне и вдруг в один момент стал старше и несчастнее. – Хочешь спросить, как такое вышло?
– Если можешь, расскажи.
– Да чего, могу. Пришел ко мне как-то сын. Перепиши, говорит, на меня квартиру. Мне, мол, нужно зачем-то, для бизнеса вроде. Короче, зачем-то нужно. Я и переписал. Раз сын просит, чего же я родному откажу? Я в этих бумагах никогда не разбирался. Так он приехал ко мне как-то опосля и говорит: «Батя, я квартиру продал». Я говорю ему: «Сын, а я где жить-то буду?» А он мне и отвечает: «А ты, когда бухал все мое детство, думал, где я жить буду? Я же по родным мыкался, по интернатам. Вот теперь ты попробуй». Спрашиваю: «То есть ты мне отомстить решил?» – «Считай, что так», – отвечает. Вот я собрал два мешка шмотья, да и вышел на улицу. Вот с тех пор нету у меня жилья. И сына тоже нету.
Подбородок деда задрожал, покатились слезы. Смахнув рукой, он поднял глаза к небу. Я встал, подошел к нему. Сел рядом. И уже сам протянул пачку папирос и спичку. Покурили. Помолчали.
– Я же не от хорошей жизни пил, – продолжил старый. – Никто от добра в бутылку не полезет. Овдовел я рано, как сын, считай, родился. Вот и не выдержал, запил. С тех пор, в общем-то, и пью.
– То есть все пьют от горя? – не понял я.
– А отчего еще?
– Не знаю, если честно. Никогда не задумывался над этим. Просто пьют и пьют.
– Ну вот ты сам? Выпиваешь?
– Да, – просто сказал я. Не было смысла кокетничать, рассказывая, что «слегка», «иногда» или «только пиво». Пусть и пивом, надирался я периодически прилично.
– А теперь скажи, ты бы пил, будь у тебя работа, на которой тебя ценят и которой сам гордишься? А с работы бы жена любимая ждала?
– Может, да, а может, и нет. Скорее нет.
– Ага, то-то и оно. А если бы друзья тоже были счастливы в работе да семье? И родные твои? Пили бы вы тогда на застольях компот вишневый, а не горькую плескали в стакан, так?
Дед зыркнул на меня, подняв бровь, и снова полез за папиросой.
– Ты прав, – согласился я. – Было бы жалко тратить столь драгоценную жизнь на пьянку. Я стремился бы каждую минуту жить по полной. А раз ценить особо нечего, вот и убегаем мы в «синюю» реальность.
Повисла пауза, комфортная. Я смотрел на лес, от которого приполз туман. Старик думал о чем-то своем. Выпала ночная роса. Воздух сделался сырым и свежим.
Глава 61
– А как ты это понял, про выпивку? – поинтересовался я.
– А у меня практики почти полвека. Невольно разбираться в этом начнешь, даже философию найдешь, – усмехнулся дед.
– Чего не бросишь?
Наш разговор тек, как общение двух попутчиков в поезде, которые, не стесняясь, говорят о своих изменах и прочих нелицеприятных темах, понимая, что выйдут на своей станции и больше никогда не встретятся. Эдакая бытовая исповедь.
– Так а куда я боль-то дену свою? Как поддам, вроде не чувствую. А как протрезвею, снова нахлынет. И про жену, и про сына. И про то, что бомж. Про все! – дед силился не расплакаться снова.
– Так может побесноваться, как мне? – предложил я, сам не веря, что поможет. – И уйдет. И заживешь!
Дед лишь криво усмехнулся, показывая остатки зубов. Закашлял глухо. Из его нутра донесся свист и хлюпанье. Харкнул кровавыми сгустками.
– Я уж свое пожил. До зимы если дотяну, и то хорошо. Но чую, снег уж в этом году мне не видеть.
Говорил он об этом спокойно, лишь с легкой грустью. Так расстраиваются оттого, что пропустят интересный фильм, не больше. Мне тем временем нестерпимо захотелось с себя смыть всю кислую пленку высохшего пота.
– Слушай, пойдем искупаемся, а? На речку? – спросил я, будучи уверенным, что он откажет.
– А чего нет? Всяко лучше, чем одному куковать. Пойдем, – запросто согласился старик.
– Только через колонку пройдем?
– Без бэ.
Я встал, расправляясь, с удивлением заметив, насколько прибавилось сил. Дед, кряхтя, поднялся. Переглянувшись, мы отправились к первому пункту – на водопой. Влажная трава лизала ботинки. Как мы сошли на тропку, ведущую к колонке, на них сразу же налип песок, набился в рваный башмак. Вообще, идти с «Хохой» на ноге было забавно. Я – эдакий молодой сорванец, а не уставший от жизни запутавшийся увалень, которым был совсем недавно.
Дошли. Дед глотнул первый, повиснув на рычаге. Мотнул головой, мол, я держу, пей.
Я упер руки в колени и начал лакать ледяную воду, от которой сводило зубы. Вкус никак не изменился с детства. Такой же прозрачный, слегка кислый. Напился, подставил голову под струю. Позволил ей стекать по шее, рукам, а струйкам срываться по спине, течь в штаны.
Встал, разогнувшись, фыркая.
– Ну что, купаться не передумал? – серьезно спросил дед.
Я прислушался к себе. Смыть с себя все очень хотелось. После моего ритуала тело просилось в живую тягучую воду реки, а не под кажущиеся безобразными струи душа в моей гостинице.
– Не, не передумал.