– Конечно, тяжело, – повернувшись, сказал Артур. – Но не от того, от чего вы думаете.
Девушка подняла глаза и несколько секунд моргала. Видимо, действительно не заметила, что сказала вслух.
– Как будто вы знаете, от чего?
– Знаю. От того, что ты хочешь, – Артур непринужденно перешел на ты, – а главное, можешь жить иначе. Но вынуждена довольствоваться второсортной жизнью.
В его словах не было оскорблений, злобы. Только грусть.
Девушка замолчала. Сделала заказ, тихо ожидала приготовления. Мы заказали на соседней кассе, наши дымящиеся напитки отдали сразу, а ее стакан отставили в сторонку да благополучно забыли. Но модницу это не волновало: она перебирала шоколадные батончики и мыслями была где-то далеко.
– У вас клиент ждет. Сделайте ей кофе, пожалуйста, – негромко сказал Артур кассиру. Та встрепенулась и передала бариста. Наша случайная собеседница отвлеклась от мыслей и посмотрела на Артура, а тот на нее. – Знаешь, почему это с тобой происходит?
Девушка мотнула головой.
– Потому что ты про себя забыла. Мы у того столика будем, у окна. Если хочешь – подходи, поговорим. Я скажу, что тебе делать.
Мы уселись, сняли куртки. Я достал блокнот, Артур смотрел на Казанскую улицу. Пришла эта девушка, села.
– А вы что-то вроде гадалок, подрабатываете тут?
Артур застал ее врасплох, но она сумела быстро прийти в себя: смешливое выражение лица, злые глаза. Говорят, к красивым девушкам по десятку раз на дню подходят знакомиться, так что огрызаться они умеют.
Артур ответил спокойно, тихо, без агрессии. Поэтому фраза прозвучала просто оглушительно:
– Либо говори нормально, либо иди отсюда.
Девушка вспыхнула и возмущенно посмотрела на него, надув губки. Уходить, в прочем, не стала.
– Марина, послушай, – Артур повернул свой стакан, показывая имя на нем. Та негромко сказала дежурное «Очень приятно». – Ты правда можешь сейчас встать и отправиться к своим друзьям. И продолжить жить, как раньше. Но правда в том, что ты этого не хочешь. Я не читаю мысли, это видно по тебе.
– Ага, не читаешь! А про то, что мне тяжело?
– Ты это сама вслух сказала. Просто не заметила.
– Допустим. И я действительно этого не хочу. Я каждый день себя за это ругаю! – в ее глазах блеснули слезы. – Но опять делаю это. Хотя у меня большие планы на жизнь!
– Дай угадаю – тебя никто с твоими большими планами не понимает. Ты – белая ворона. Ведь для твоего окружения прожигать жизнь – это предел мечтаний.
– Да, верно, – надежда зазвучала в голосе. Марина пронзительно напомнила меня самого в первый разговор с Артуром. – Но вы же можете мне помочь?
– Я только покажу тебе то, на что ты раньше не обращала внимания. И дальше ты поможешь себе сама. Договорились?
– Ок…
– Тогда смотри.
Артур взял две салфетки, скрутил их, согнул. Положил на стол, сверху встал, как ногами, указательным и средним пальцем.
– То, как ты живешь, и то, как хочешь – это разные пути. И они расходятся. Пока что ты идешь по двум их них. Но уже почти сидишь в шпагате.
Девушка хохотнула и сказала тонким голоском: «Ой, да, похоже». Артур улыбнулся в ответ:
– Тебе придется сделать выбор. Какие варианты выбора тут есть?
– Ну как. Либо налево, либо направо.
– Да. Но сейчас твой вариант – ни налево, ни направо. Не выбирать – это тоже выбор. От него обычно самые серьезные последствия. Знаешь какие или рассказать? – холодно спросил Артур.
– Расскажи, – Марина заерзала на стуле. Она стала похожа на маленькую испуганную девочку. Гордость и независимость куда-то улетучились.
– У меня в семье пять братьев. Двоих уже нет, передоз. Еще один перестал употреблять, но адекватным не стал. Никогда не станет, хотя был очень талантлив. А сейчас его талант превратился в уродство. Кстати, я из очень хорошей семьи. Вот ты тоже из хорошей?
– Да. У меня родители с высшим образованием, семейный бизнес.
– Круто. Значит, у тебя другие возможности. Тебе не нужно думать, где взять деньги на еду, чем оплатить квартиру. Если захочешь учиться чему-то – ты просто придешь к ним и попросишь. Твой потенциал гораздо мощнее остальных. И поэтому, если ты его спустишь в унитаз, тебе будет НАААМНОГО, – Артур сделал акцент на слове, произнеся его чуть нараспев, – больнее. Тебе, в принципе, уже сейчас больно. Но ты еще можешь терпеть.
Марина кивнула и вытерла слезы, размазав тушь.
– Но, если не сделать выбор, то выбор «сделается» сам. Возможно, ты проснешься и поймешь – «все, мне больше не по пути». И перестанешь ходить по клубам, тусоваться и употреблять запрещенные вещества. Ты веришь в этот вариант, правда?
– Верю, – с детским упорством сказала Марина.
– Но может быть и по-другому. Скажи, что у тебя на втором пути. Чем ты хочешь заниматься?
– Я очень хочу рисовать.
– А зачем?
– Может, это наивно, но я верю, что я могу изменить мир. Не сама, нет. Но кто-то из сильных людей посмотрит на мою работу, и она сделает его добрее. И тогда он повлияет на все вокруг.
Артур серьезно посмотрел на нее.
– Я тоже в это верю. Но, если ты ничего не поменяешь, то выбор может случиться сам. Другой. Например, такой: ты проснешься после очередной вечеринки и подумаешь: «Пойду-ка порисую». Возьмешь краски, сядешь за холст, а выйдет мазня. И эта мазня будет выходить снова и снова. Раз за разом. Потому что твое творчество – это определенное ощущение: трепета, полета, единства с собой и миром. Это магия. И ты вдруг поймешь, что ее больше нет. Магия умерла. Тогда это место начнет заполнять боль, невыносимая. Боль от того, что ты убила свой потенциал, кусочек Бога, свою душу. Жутко, правда?
Марина, побледнев, не моргая смотрела в лицо Артура.
– Вот тогда люди из хорошей семьи начинают себя по-настоящему истязать алкоголем, наркотиками, пустыми связями. Уже не ради развлечения, а целенаправленно, чтобы сбежать из реальности. Повторю, Марина, если ты не сделаешь выбор, то он случится сам. Скажи, ты сегодня чувствуешь способность творить?
– Чувствую, – прошептала Марина, прижимая руку к груди, словно пытаясь защититься.
– Но можешь обдолбаться вечером, и на завтра ее не почувствовать. Или найдешь такого монстра, что самой жутко станет. Так с моим братом случилось – он был потрясающим писателем, каждой строчкой зажигал сердца. Но наркотики изменили его. Теперь, что бы ни написал, выходит лишь грязь и чернь. У тебя есть гарантии, что такого не произойдет с тобой?
Марина замотала головой. Слезы текли в два ручья, оставляя борозды на ровном тоне щек.
– Тогда скажи мне, ты сделала свой выбор?
– Сделала, – всхлипнула Марина.
– Какой?
Тонкий ухоженный пальчик ткнул в правую салфетку.
– Хорошо. Когда ты будешь рисовать?
– Сегодня. Вот прямо сейчас поеду.
– Умница.
Марина улыбнулась, искренне и просто.
– А что с твоими «друзьями»? – с сарказмом спросил Артур.
– А они и не друзья вовсе. Нас только одно объединяет – тусовки. Если убрать их, окажется, что мы вообще разные люди. Я просто перестану с ними общаться.
– Я думаю, что ты давно пыталась им сказать «Нет». Теперь получится?
– Получится! – коротко кивнула Марина.
– А с кем ты будешь общаться?
– Есть близкие. Мама, папа. К бабушке съезжу. С младшим братом я давно не виделась, в океанариум его отведу.
Артур наклонился к ней и внимательно посмотрел в глаза.
– Я тебе верю. Все. Иди, не теряй время. Тебе рисовать нужно.
– А если у меня не получится? Как мне тебя найти?
– Не надо меня искать. У тебя все получится.
Марина подхватила свой остывший кофе и стала выбираться из-за стола, смотря сквозь стену кофейни. Кажется, она уже стояла у мольберта и размешивала акварель.
– И еще, Марина, – вывел из оцепенения ее Артур. – Это твой шанс. Не просри его.
– Не просру! – серьезно пообещала Марина, ставшая простой, открытой и красивой.
И выпорхнула из кафе.
Артур посмотрел на меня.
– Что обсуждаем сегодня?
Я сфокусировал внимание на нем, что далось мне с трудом.
– Ничего. Мне более чем достаточно.
– Отлично, – Артур протянул мне руку. – Тогда до следующей встречи. Я напишу. Материалы пришлю.
Глава 26
Я смотрел в окно и слушал себя. Картинками проносились детские мечты: заниматься боксом, участвовать в ралли, плыть на яхте, держать новорожденного сына на руках.
«А ты не просрал ли свой шанс?» – спросил я у себя.
Стало больно. Я вышел из кафе, легко толкнув тяжелую дверь.
Плелся, невидящими глазами смотрел в никуда. В груди сильно щемило, ухало и билось крыльями. Проступили слезы, чистые, как на исповеди. Пришли оглушительные мысли, силы в которых – уйма. Наверное, столько в моем новорожденном крике было силы.
«Господи, спасибо, что я понял. И время еще есть».
Стало ясно: если еще чуть-чуть подумаю про это, то просто умру здесь – сердце расколется.
Остановился.
Оперся на парапет набережной, на которой невесть как оказался. Внутри что-то расправлялось, как смятая бумага на влажном воздухе…
Соблазнительно запахло каштанами. Повернув голову, я обнаружил источник – передвижной киоск с краснолицей теткой за прилавком. Купил стакан самых горячих. Обжигаясь, грыз, жадно жевал, тряс, остужая, руки.
И отчего-то заново понял слово «смелость». Всегда считал, что смелость – это, например, сказать в лицо что думаешь, совершить безрассудный поступок. Но это не так – смелость нужна много раньше. Вот сегодня моя самая большая смелость – признаться, что я не реализовал ни одной детской мечты. Я, безусловно, смелый, раз осознал это. Ведь и правда, собирался сидеть и ждать чуда, как все.
А чтобы не скучно было ждать, я был очень занят.
Чем именно? Какой-то несусветной херней. И как долго? Последние лет пятнадцать. А зачем? Чтобы в старости сказать: «О, как я мечтал о другой жизни, но не нашел времени». Для этого, видимо.