Сокровища. Правда «барахло» тут слово, пожалуй, не совсем уместное и даже кощунственное, поскольку на обмен предлагались иногда даже очень и очень дорогие вещи. Например, огромные сверкающие бриллианты размером с бильярдный шар, золотые украшения, ларцы, полные серебряных монет и жемчужных ожерелий, резные гребни из слоновой кости, платиновые ложечки для обуви, посуда из небьющегося горного хрусталя, пепельницы из вулканического стекла, шкатулки с золотым песком, кубки, доверху наполненные золотыми монетами, искусно выполненные из всевозможных драгоценных металлов кольца и браслеты, целые сундуки, набитые рубинами и изумрудами, скипетры и короны, столовые приборы, усыпанные бриллиантами, а также инкрустированная посуда из спрессованной под давлением метеоритной пыли.
Все это накопилось за долгие годы в центре торнадо. Но здесь, внутри, именно эти предметы роскоши пользовались наименьшим спросом, по сравнению, например, с парой свежих яиц или рулоном мягкой туалетной бумаги, которые считались поистине бесценными. От золота, денег и бриллиантов в торнадо было немного прока.
И все же я начал коллекционировать именно их. Я наменял на ярмарке и натаскал к себе в дом груды старинных монет, бриллиантовых диадем, золотых корон, роскошных кубков и столового серебра, у стен один на другом стояли сундуки, набитые золотом, а под кроватью лежали мешки с жемчугом и драгоценными камнями. Спустя две недели моя комнатенка выглядела как сокровищница из сказок «Тысячи и одной ночи». Я разоделся в пух и прах, то есть в парчу и бархат, с самого утра таскал на голове тяжеленную золотую корону и, обвешавшись всевозможными драгоценностями, то и дело гордо прохаживался туда-сюда у дверей своего домика. Я шнырял по ярмарке, выискивая все новые и новые богатства: рулоны китайского шелка, золотые вазы, платиновые кубки, мешки золота, серебряные ведерки, наполненные необработанными алмазами, — и все мне казалось мало.
В домике было уже не развернуться, во сне меня то и дело больно жалили острые зубья королевских корон, которые с целью экономии пространства пришлось разместить на кровати у стены. Мне с трудом удавалось протиснуться среди всей этой роскоши, которая постепенно заполнила каждый свободный уголок, ноги по колено утопали в жемчугах и бриллиантах, толстым слоем лежавших на полу, и мне приходилось тратить уйму времени, перелезая через груды набитых до отказа сундуков, только чтобы добраться от стола до кровати.
Наряду со всем этим шиком мне постепенно начало не хватать кофе, сахара, геркулесовой каши и меда — одним словом, всех тех повседневных радостей, к которым я так привык и которые теперь почти полностью раздал в обмен на сокровища. Я голодал, питался одной лишь водой и теми отходами, что находил на помойке.
Как-то раз утром меня навестил Балдуан. Войдя в дом, он сразу же скорчил озабоченную гримасу. Давно свыкнувшись с его назидательным тоном, я не обратил на это ровным счетом никакого внимания. Угощение состояло из картофельного чая, напитка из поджаренной картофельной кожуры, который я изобрел, чтобы как-то пережить нехватку кофе. Еду также заменяли картофельные очистки. На мне была мантия из горностая, украшенная рубиновыми пуговицами; я надел свою любимую корону и, перебравшись через сундуки, сел за стол напротив Балдуина.
— О тебе много судачат в торнадо, — сказал он, сделав глоток мутного напитка и брезгливо отставив в сторону усыпанную изумрудами золотую чашку.
— Да? И что же обо мне говорят? — поинтересовался я, сдвигая на край стола мешки с драгоценностями, которые были свалены посередине и мешали мне смотреть в лицо Балдуану. Хотя и так было ясно, что все просто-напросто завидуют моему богатству.
— Что говорят? Да всё то же. С утра до вечера только и делают, что говорят о тебе. Они все над тобой смеются.
Что?! Наверное, я ослышался. Просто в уши попала золотая пыль. Ведь за это время я стал самым богатым жителем торнадо. Я владел даже золотом натифтофов и контролировал основной платиновый запас торнадо. Что тут смешного?
— Ну, взгляни на себя, — продолжал Балдуан с состраданием в голосе. — На кого ты похож? Клоун, да и только. Посмотри вокруг. Зачем тебе все это? Ты набил мешки бриллиантами, а не можешь угостить меня чашкой приличного кофе! Ты купаешься в золоте, а питаешься на помойке! Неужели ты так ничего и не понял? Ты останешься здесь, с нами, навсегда, до конца своих дней. Обратной дороги нет! Все барахло, которое ты тут набрал, останется вместе с тобой. А здесь оно никому не нужно. Неужели ты так до сих пор и не понял, что все мы тут пленники, нам никогда не вырваться из этой тюрьмы.
Балдуан встал и начал с трудом пробираться к выходу, по пути зацепился за острие золоченой сабли и проделал в плаще здоровенную дырку. Это окончательно вывело его из себя. В дверях он остановился, еще раз повернулся ко мне и грустно вздохнул:
— Тебе уже почти сто лет — не пора ли повзрослеть?! Чем быстрее ты это поймешь, тем лучше. И, я тебя умоляю, выброси весь этот хлам!
С этими словами он развернулся на каблуках и зашагал вниз по лестнице, в кофейню, чтобы продолжить сплетничать обо мне со стариками.
Прозрение. А я остался сидеть за столом, понурив голову в роскошной короне. Балдуан, конечно, прав, но не во всем. Я знаю, конечно знаю, что от сокровищ в торнадо немного проку, но собираю их только потому, что надеюсь рано или поздно выбраться на свободу. Просто со временем конечная цель, а именно — побег, как-то притерлась и отодвинулась на второй план. Вот с этим-то и нужно было бороться.
Всю следующую неделю я занимался тем, что избавлялся от накопленных сокровищ, и это оказалось гораздо сложнее, чем представлялось вначале, поскольку никто не хотел у меня их забирать и уж тем более менять на что-то полезное. На ярмарке дряхлые старики проскальзывали мимо меня и моего богатства на удивление резво. Поэтому мне пришлось пуститься на хитрость и ходить по очереди ко всем жителям города в гости, осыпая их при каждом визите щедрыми дорогими подарками. Отказываться от даров у жителей торнадо, как и в любом другом приличном обществе, считалось невежливым.
Я забегал на чашечку кофе и приносил с собой целый мешок бриллиантов; я заглядывал к кому-нибудь на минутку поделиться последними новостями, и — надо же как удачно! — при мне случайно был целый ларец золотых украшений; я шел на партию в шашки — и одаривал хозяина дюжиной жемчужных ожерелий. В результате мне не только удалось избавиться от ненужного хлама, но у меня появилось и кое-что из действительно ценных вещей, таких как кофе, хлеб и табак, ведь в торнадо было принято на подарок отвечать подарком. Правда, визитам моим теперь уже никто не был по-настоящему рад.
Избавившись от балласта, я сосредоточился на основной задаче — разработке плана побега.
Каждый день я обходил торнадо в поисках возможности выбраться на свободу. Я внимательно изучал каждую щелку, каждую трещинку: нельзя ли как-то протиснуться, где-нибудь просочиться? Я даже принюхивался: нет ли поблизости пространственных дыр?
Перспектива вечной жизни в торнадо меня не прельщала. Я знал, что не создан для того, чтобы вечно торчать на одном месте, пусть бы даже оно само находилось в постоянном движении! Я хотел снова увидеть небо и море, хотел дышать свежим воздухом и смотреть на километры вперед. Если есть дорога туда, непременно должен быть путь и обратно — эту истину я постиг еще в лабиринте Темных гор.
Я обшарил каждый сантиметр торнадо в поисках хоть какой-то лазейки, запасного выхода, потайного люка. Я простукивал стены, рылся, как крот, в мусоре на помойке и выстраивал в голове самые безумные планы побега: от использования самодельного воздушного шара и парашюта из сшитых вместе трусов до собственноручно построенного вертолета с лопастями из байдарочных весел.
Но торнадо, казалось, был герметичен, напоминая добротную, хорошо продуманную тюрьму. Смущала и неизвестность: что будет, если снова пройти сквозь песчаную стену, — вдруг состаришься еще больше? Такую возможность тоже нельзя было отвергать. А сверху постоянно сыпались разные увесистые предметы, что делало побег с помощью воздушного шара практически невозможным.
Планы побега. Я начал советоваться со стариками. Оказалось, каждый из них в свое время пытался претворить в жизнь какой-нибудь план. Они рассказали мне о попытках подкопа, о туннелях, которые за секунду заносит песком, о крушениях летательных аппаратов, о разбитых надеждах и несбывшихся мечтах. В результате я пришел к выводу, что любое мое изобретение было уже не раз опробовано и ясно продемонстрировало свою несостоятельность. Вырваться из торнадо можно было только одним способом — снова пройдя сквозь стену. А этого еще никто ни разу не пробовал.
— Ошибаешься, — сказал Балдуан, — пробовали и это.
— И что, получилось? — навострил я уши. — Кто это был?
— Понцотар Хьюзо, наш почтмейстер.
Я вспомнил маленький полуразрушенный домик в самом низу лестницы с табличкой «Почта» на дверях. Только я всегда считал это шуткой, ведь у жителей торнадо была возможность общаться друг с другом лично, — кому нужна почта внутри торнадо?
— Неужели там кто-то живет?
— Да, только он очень редко выходит. Сходи к нему сам. Он всегда рад поболтать.
Тут Балдуан прикрыл рот рукой, и я не смог разобрать, то ли он зевнул, то ли тяжко вздохнул.
Понцотар Хьюзо. На следующий день я нанес визит почтмейстеру. В домике у него было темно и неуютно. Вдоль стен тянулись длинные полки, заставленные пыльными пустыми бутылками. По углам кипами валялись желтые листки. У дальней стены за столом, заваленным грудой бумаг, сидел Понцотар Хьюзо и, скрипя пером, тихонько шептал что-то себе под нос.
— Простите, — деликатно откашлялся я. — Это почта?
— Нет, булочная! — фыркнул старик, не отрывая глаз от письма. Закончив писать, он свернул листок трубочкой и засунул его в пустую бутылку.