— Где мы? Что со мной будет? Это крематорий? Морг?
— Это моя квартира вообще-то. Крематория ты избежала благодаря мне. Тебя убить должны были после пыток. Я привез тебя домой. Если бы в мешок не засунул, тебя бы точно завалили.
Она все так же продолжала с ненавистью смотреть на меня.
— Формально, ты сейчас пленница, — продолжил я, — хоть и официально мертвая. Так что, я могу сделать с тобой все, что захочу, чтобы вытянуть из тебя всю ту информацию, которую ты не выдала там.
Девчонка медленно поднялась на ноги.
— Попробуй, урод, — прошипела она.
— Собираешься драться со связанными руками, с огромным количеством ран по всему телу и подкашивающимися ногами? — поднял брови я.
— Если понадобится, — девчонка резко присела на левой ноге и, крутанувшись, правой провела подсечку.
Я подпрыгнул на месте, ее нога прошла подо мной, поймал момент завершения ее оборота и, когда она находилась ко мне спиной, перехватил девчонку и схватил на удушение. Обвил ее спереди ногами, чтобы не вырвалась, и упал на спину, зафиксировав положение.
— А толку-то? — прошептал я ей прямо в ухо. — Сдавлю сильнее и потеряешь сознание.
— Да лучше бы уже сразу убил, сука! — огрызнулась она.
После этих слов я тут же выпустил девушку из захвата, выбрался из-под нее и поднялся на ноги.
— Я тебе, дура, жизнь спас, — презрительно сказал я, — пошел против своих. Нарушил кучу законов, между прочим. Если бы я не вмешался, тебя бы прожарили изнури, а потом засунули в картонный гроб и спалили в печи. Те люди, которые связали тебя и засунули в мешок — мои друзья. И они тоже пошли против кучи правил, рискнули собственной жизнью, чтобы опять-таки помочь исполнить мою очень глупую, на твой взгляд, прихоть по спасению твоей гребаной шкуры!
В ту секунду она посмотрела на меня несколько по-другому. Ненависть во взгляде, безусловно, никуда не делась полностью, однако, ее градус концентрации, как мне показалось, стал пониже.
— Прихоть не глупая. Она непонятная по всем статьям.
— С детства слышите, что воины Альянса — бездушные твари? Машины, роботы, созданные для убийств? Можешь даже не отвечать, потому что нам о вас рассказывают то же самое. Обычная милитаристическая политика, ничего удивительного. Только, поверь мне, я уже не подхожу под стандартную заготовку солдата Альянса.
Я протянул ей руку. Она не пожала ее, но выдавила из себя несколько слов:
— Когда я рухнула с байка, то травмировала ногу. Кажется сильный вывих. Мне адски больно стоять.
— И при всем при этом ты пыталась провести мне подсечку, — заметил я. — Забавно, злоба притупила боль?
Она промолчала, но протянула свою руку и сжала мою.
— Ладно, — я поднял ее вверх, закинул ее руку себе на плечо, — опирайся и аккуратно пошли, попробую выправить тебе ногу.
Я привел ее в гостиную, усадил на диван и пошел к шкафу в поисках аптечки.
— Твоя жизнь — война? — услышал я за спиной.
— Твоя тоже, — ответил я, достал аптечку и вернулся назад.
Девчонка смотрела вверх на лист, прикрепленный на потолке.
— А, ты об этом… Я сразу и не понял. Это весьма старое выражение моих таких же древних мыслей. Ладно… я буду пытаться тебя лечить. Я не врач, а солдат. Знаю только азы. Поэтому прошу не орать и не гнобить меня последними словами. Если хочешь, можешь со мной разговаривать. Возражать не буду.
Если бы я посмотрел на эту девчонку впервые именно сейчас, то никогда бы не сказал, что она — профессиональный солдат. Она сидела на моем диване, и я внимательно ее рассматривал. Замученная, грязная, с кучей ссадин и синяков, которые я видел только на лице и руках, но наверняка их хватало и на теле. Кровоточащее плечо и звериный яростный взгляд вкупе с рыжими волосами придавали ей сходство с загнанным в угол раненым тигром, который попал в чьи-то капканы с мыслями о том, что вряд ли когда-нибудь уже увидит свободу…
— Ты собрался на меня пялиться, спаситель? — резко прервала девчонка мои мысли.
«Да она еще и наглая, даже в таком положении», — подумалось мне. Хотя, надо признать, это в моих глазах лишь добавило ей привлекательности.
— Ладно… нога болит, — вспомнил я. — Сейчас.
Я так и не успел сделать ничего, кроме как слегка придушить ее, с тех пор, как переступил порог своего дома. И форма на мне до сих пор была солдатская, плюс я забыл даже о том, чтобы снять шлем. Но сейчас это было как нельзя кстати.
Я протянул руки к ее штанам и даже успел взяться за пуговицу, когда получил внезапную пощечину.
— Руки прочь, скотина! — рассвирепела спасенная.
Она начинала мне нравиться все больше и больше. Я не стал ничего отвечать, а лишь весьма сильно ударил ее по ноге.
Девчонка издала душераздирающий рев, а затем начала крыть меня отборнейшими грязными ругательствами.
Выслушав все это, я участливо поинтересовался:
— Больно?
— Да чтоб ты сдох, сука, паскуда тупая!
Не желая по новому кругу слушать о себе различные сложные словесные конструкции, я перебил ее:
— Мне нужно снять с тебя штаны, для того, чтобы…
Она тут же прервала меня и грубо ответила для чего, по ее мнению, я хочу снять с нее штаны.
Я ухмыльнулся и покачал головой.
— Да нет, не для этого. Если тебя оставить в покое, то через несколько часов нога опухнет, и ты будешь при каждом движении испытывать боли, которые вообще никак не сравнить с тем, что ты чувствуешь сейчас. Я помочь хочу, а не изнасиловать тебя, потому что если бы я хотел, то в твоем состоянии легко бы реализовал всю эту похоть. Но я ведь этого не делаю. Вывод?
— Черт тебя знает, что ты скажешь уже после того, как стащишь штаны! — рявкнула девчонка. — Да я твою рожу сегодня увидела первый раз в жизни!
— Без ноги останешься, дура! — не выдержав, заорал я.
Девчонка вздрогнула, посмотрела на меня и тяжело вздохнула. Расценив это как жест согласия, я расстегнул пуговицу на ее штанах и потянул их вниз, автоматически проведя рукой по уже голым бедрам. Кожа была бархатной, нежной и безумно приятной на ощупь, мне даже захотелось совсем не убирать руки.
Однако пришлось это все-таки сделать, потому что мне явно не хотелось нарваться на еще одну порцию матерной брани. Да и, к тому же, не получив за прикосновение к обнаженным бедрам по лицу, я начинал ощущать явный прогресс в общении.
Сняв с нее, наконец, штаны, я не удержался от подробного визуального исследования объекта.
Ножки были превосходные… особенную сексуальность им предавали кое-где проглядывающие мышцы, девчонка явно уделяла своему физическому развитию немалую долю времени. Черные простые трусики безо всяких нелепых кружев на ее теле вообще смотрелись настолько божественно, что я не удержался и выдохнул.
— Что? — подозрительно уставилась на меня рыжая.
Я помотал головой, стараясь разогнать хлынувшие туда мысли.
— Да так… Ничего… Ноги у тебя великолепные, — машинально ляпнул я.
Клянусь, в какой-то миг мне показалось, что сейчас она улыбнется. Блеснули искорки в глазах, дрогнули уголки губ… а потом она вновь сменила человеческое лицо на каменное и молча и гневно на меня посмотрела, словно вспомнив, что нужно оставаться злой и противной.
— Надеюсь, трусы снимать не надо? — злобно поинтересовалась девушка.
Я хохотнул.
— Не-а, если ты сама уже не напрашиваешься на секс, которого только что явно опасалась.
Это было уже хамством, и рыжая плюнула мне в лицо. Я резко дернул головой, и плевок пролетел мимо.
— Извини. Признаю, это уже перебор.
Она ничего не ответила. Я снова попытался наладить контакт:
— Сморозил тупость. Прости, бывает. Ну хоть перед тем, как я буду тебе ногу лечить, имя свое не назовешь?
— Нет! — отрезала она.
— Почему?
— Потому что имя мое тебе не нужно! Ты мне свое вообще не назвал!
— 13–47, — сказал я.
— Я говорила об имени, а не о порядковом номере.
— У меня нет имени. Есть лишь оперативный псевдоним и личный номер. Когда в Альянсе рождается ребенок, он получает лишь это. Нет родителей, которые бы дали имя. Нет нормальной жизни, в которой бы оно понадобилось. Ничего нет…
Понесло меня, в общем… сам не знаю, зачем сказал это все девчонке, которую и спас-то просто из жалости. На автопилоте говорил, не думая.
Но на нее это произвело впечатление.
— Мой оперативный псевдоним — Пантера, — сказала она, — имя все еще нужно?
— Да нет, — улыбнулся я. — Вполне хватит Пантеры. Так даже привычнее будет. Ладно, давай лечить твою ногу.
Я активировал на шлеме функцию рентгеновского зрения, осмотрел ее ногу и пришел к выводу, что никакого перелома там нет и близко — просто сдвиг в коленном суставе, и вывих бедра. В таких случаях я умел делать только одно. Я взял Пантеру за голень и ступню.
— Сейчас будет очень больно.
Она слабо кивнула. Я дернул за ступню и одновременно слегка повернул ее. Резко перехватил Пантеру за бедро и подобным движением вправил и его.
Кричала она очень громко и, что называется, от души. Из глаз полились слезы. От приступов резкой боли Пантера некоторое время извивалась как змея. Когда она перестала рыдать и орать, я сказал:
— Первая часть окончена, но только придется тебе пару дней еще походить в лубке, чтоб нога окончательно восстановилась.
С моим организмом хватило бы где-то пяти часов, но у обычных людей процесс спадания такой сильной опухоли занимал куда больше времени. Я открыл шкаф и достал две набедренные бронепластины от тяжелой штурмовой экипировки.
Подойдя к Пантере, я аккуратно поднял ее ногу и подложил под бедро одну пластину. Вторую положил сверху и перетянул их бинтом в несколько слоев.
Я снял шлем и постарался ободряюще улыбнуться.
— Бедра у нас, конечно, отличаются, но, кроме как из брони, лубок мне не из чего сделать. А так — два-три дня, и снова будешь нормально ходить. Плечо будем лечить? Или туда ты меня точно не пустишь?
Она махнула рукой.
— Давай. Только постарайся не лапать так же, как за бедра.