Приехали мы в поселок, на станцию Кемчуг. Молодежь разошлась кто куда. У палатки остался я с Белкой.
Вечером ко мне заглянул один из местных старичков. Поздоровался и говорит:
— Надо бы от входа-то подальше переложить шурум-бурум.
— Почему?
— Кто его знает. У нас пришлый народ.
— Со мной собака.
— Вижу. Хорошая собачка. Да долго ли ее стукнуть…
Старик таких ужасов наговорил, что мне даже жутко стало.
Перед тем как ложиться спать, я все более ценное перенес в глубь палатки.
Не спалось. Казалось, что кто-то бродит около палатки. Вставать и выходить не хотелось — моросил мелкий дождь.
Забеспокоилась Белка. Вдруг слышу:
— Не вытащить. Давай ножик. Перережем. — И угол палатки опустился мне на голову.
Я поднял стенку, собака нырнула в отверстие, и раздался крик. Я выбежал из палатки. Белка вцепилась в ногу молодого парня, а он орал от боли.
На шум прибежал народ из ближних домов. Парня связали.
— Отпустите! — умолял связанный. — Это не я, а Гришка придумал.
— Какой Гришка?
— Ас железной дороги убежал который. Мы только попугать хотели, побаловаться. Как собака выскочила, сам-то Гришка скрылся, а меня оставил.
— Побаловаться, значит, захотели?
— Ага! С вечерки шли. Выпили маленечко. Гришка и говорит: «Уроним палатку? Поглядим, как мужик перепугается». Развяжите… пошутили.
Хороши бы мы были с Белкой, если бы проспали такую шутцу!
На следующий день мы сняли палатку и погрузились на машину, чтобы оставить негостеприимный поселок.
Проводить нас вышел знакомый старичок.
— Если бы не я, — сказал он, — не видать бы вам кое-какого добра… Вчера я слышал мельком, что ребята что-то придумывают, и пришел предупредить, чтобы вы были начеку… А собачка у вас хорошая! Молодая, видать, а верткая. Такую собачку обухом не пришибешь.
Последний маршрут
Настала осень. Листья деревьев и желтая трава по ночам стали покрываться колючим инеем.
Мы спешно выбирались на тракт, чтобы по нему доехать до города. Машина с трудом поползла по избитым проселочным дорогам. Постоянно мы застревали в непролазной грязи. Продвигались вперед не больше двадцати километров в сутки и донельзя измучились.
Проехав по тракту с сотню километров на восток, мы остановились отдохнуть у околицы небольшого поселка. Поставили палатку и легли спать.
Проснулись в полдень. Вылезать из теплых спальных мешков не хотелось — на улице было холодно. Иней в тот день уже не растаял, а лежал на земле сплошным белым налетом.
Вставать все-таки пришлось. Запалили большой артельный костер. Согрелись и пообедали.
— А Белка где? — спохватилась Светлана. — Сбежала, что ли?
— Лежит в палатке, — ответил шофер Валентин. — Звал, не выходит. Должно быть, крепко укачало за дорогу.
Светлана накрошила в кормушку хлеба, залила супом, позвала:
— Белка! Обедать!
Из палатки, потягиваясь, вышла собака, понюхала еду и ушла обратно на свое место.
— Попробуй дать ей сахар или колбасу, — посоветовал Валентин. — Увидишь, не откажется. Забаловали мы собачонку.
Белка отказалась и от колбасы и от сахара. Стало ясно, что собака наша заболела.
Через день собрались ехать дальше. Для больной на дне кузова устроили мягкую постель, уложили собаку и закрыли ватником.
Шофер нажал на стартер. Мотор не заводился.
— Володя, слезай! Ручку крутить.
Вначале Володя, а потом и все по очереди крутили ручку, но машина не подавала признаков жизни.
— Дело дрянь, — сказал Валентин. Он открыл капот, потом полез под машину. Что-то там покрутил, затем вылез. Надвинул на лоб фуражку и пробурчал:
— Конец. Наша старушка угробилась окончательно.
Пришлось разгружаться и снова ставить палатку.
Шофер ушел на тракт, чтобы на попутной машине доехать до города и пригнать за нами другую машину. Начался наш многодневный вынужденный отдых.
В полдень показалось солнце и немного потеплело. Белка выползла из палатки, отыскала высокое местечко и улеглась. К лагерю подошел какой-то черноволосый человек в замасленном пиджаке. Белка даже не повернулась в его сторону.
— Я здешний кузнец, — сказал незнакомец. — Увидел дымок за поселком и решил заглянуть ради интереса.
Через несколько минут мы уже сидели с ним около Белки и мирно беседовали. Он обратил внимание на собаку. Спросил:
— Почему такая тоскливая? Болеет, что ли?
Я подтвердил его предположение.
— Как лечите? — спросил кузнец.
— Никак не лечим, — ответил я. — Не знаем, как лечить. Она никогда в тайге не хворала. Выехали из тайги поближе к деревням — и раскисла собака.
Кузнец без опаски присел перед Белкой на корточки, пощупал нос, открыл пасть, провел ладонью по спине. Белка, ц удивлению моему, совершенно спокойно отнеслась к бесцеремонному осмотру, как будто понимала, что делается это для ее же пользы.
— Что у ней? нетерпеливо спросил я.
— Чума.
— Это опасно?
— Нет. Только собаке нужен покой, уход, тепло чтобы было. А у вас… какой же может быть уход? К ветеринару надо везти собачку. У вас своя машина. Поезжайте в район к ветеринару.
— Да машина у нас испортилась. Ждем другую.
— Куда отсюда поедете?
— Сперва все вместе в город, а затем в разные стороны. Кто в Томск, кто на Урал…
— Не выдержит собака дороги… Ладно, что-нибудь придумаем. Кузнец простился и ушел.
Мы больше недели ждали Валентина с новой машиной. Белка не поправлялась.
Кузнец за это время приходил несколько раз. Приносил для Белки какие-то порошки. Раза два приводил с собой своих ребятишек: мальчика восьми лет и пятилетнюю девочку. Девочка угощала Белку сахаром, та отказывалась.
Когда приехал шофер, Белка, к нашей радости, первой встретила его и в этот день поела немного.
Мы снимали палатку, сослужившую нам последнюю службу, а Белка вдруг исчезла из лагеря. Пришлось искать. Я нашел ее на берегу колхозного пруда. Она лежала, поджав лапы, и глядела в воду. Я вернулся к свернутому лагерю, подобрал уже брошенное мною удилище, нашел банку с червями и прибежал на пруд. Белка в прежнем положении лежала на берегу.
Я выудил несколько ельчиков и скормил Белке. На руках унес ее от пруда. Это была наша с ней последняя рыбная ловля.
У машины с заведенным мотором ожидали нас товарищи по путешествию. Среди них стоял кузнец и что-то горячо доказывал.
— Вы послушайте только, что он предлагает! — набросилась на меня Светлана.
— Что предлагает?
— Чтобы Белку мы у него оставили.
— Я не в первый раз об этом говорю, — спокойно промолвил кузнец. — Вы будете трястись на машине несколько суток, в распутицу. Дороги у нас не ахти какие. Собака ослаблена болезнью. Не выдержит. Погибнет. Я старый охотник. Всю жизнь держал собак и знаю, что говорю. Если не желаете, чтобы ваша собака погибла, оставьте у меня. Я ее выхожу. Если на будущее лето кто из вас заедет в наши края, пусть снова берет Белку в тайгу.
Мы вынуждены были согласиться с предложением кузнеца.
Сели в машину, кузнец устроился в кабине с шофером, и мы въехали в поселок. Остановились у дома кузнеца. Из ограды выбежали ребята.
— Папа! Где же Белочка? — спросил мальчик.
— Где собачка Белочка? — повторила сестренка.
— Здесь, — ответил отец, вылезая из кабины.
Мы прощались с Белкой, с нашей самоотверженной спутницей, с нашим четвероногим другом. Жаль было расставаться с нею…
Светлана из рук в руки передала Белку кузнецу.
Заморосил мелкий дождик с крупой. Машина медленно пошла по тракту.
Не хотелось говорить. Мы долго глядели, как на обочине дороги. стоят мальчик и девочка. Перед ними — наша Белка.
Б. ШиршовВруны
Два рыболова, два вруна,
Сидели над рекой.
Один из них поймал вьюна,
Пескарика — другой.
Куст рыболовов разделял
Развесистый, густой,
И первый врун не увидал,
Кого поймал другой.
Второй не разглядел никак,
Кого сосед тащил,
И крикнул: — У меня — судак!
Почти что крокодил!
Тут первый, друга похваля,
Ответил: — Ты силен!
А я заудил голавля!
С бревно, пожалуй, он!
— Дай погляжу! — сказал один.
Другой сказал: — Не смей!
Ко мне сейчас не подходи,
Спугнешь всех голавлей!
Давай-ка лучше погощу
Я у тебя, сосед…
Ответил первый: — Не пущу!
Где шум, там клева нет…
Закат бледнел и затухал
Над лесом за рекой.
— Пора идти! — один сказал.
— Пойдем, — сказал другой.
Своих уловов не тая,
Пошли вруны домой…
Шел по тропинке первым — я,
За мной — братишка мой.
А. ГраевскийРазжалованный комендантРассказ
Поселок, где жил Миша Буторин, назывался по-старому Косая Слободка или Балашиха.
Хорошо здесь летом. На тихих, заросших травой улицах можно целый день играть в городки, лапту или «гонять чижа». Приятно сбежать по крутому склону и нырнуть в Балашиху, которую, сказать по правде, местами и курица вброд перейдет.
А то, стащив у матери бельевую корзину, ловить в прибрежной траве вьюнов — рыбешек величиной с мизинец.
Но все-таки для ребятишек Косой Слободки любимое время года— зима. Мишка Буторин так и говорил: «Если бы еще в школу не ходить, вовсе было бы хорошо».
Летом он часто забирался на самую высокую гору за Балашихой и подолгу смотрел на город. Там по прямым шумным улицам бежали трамваи и автомобили. И стоило только взглянуть на эту картину, прищурив глаза, как казалось, что пошел снег. Он укрывал улицы и горы, Балашиху и все падал, падал… Тогда Мишка переводил взгляд вправо, на синеватые стальные фермы нового трамплина. С этого гиганта можно прыгнуть чуть ли не на семьдесят метров. Мальчик ощутимо представлял себе, как запоет в ушах ветер, если скатиться с крутой эстакады.