В их ответе не было ошибки,
Только, понимаете, друзья,
Жить без смеха, даже без улыбки
В наше время ну никак нельзя…
Люди, человеку помогите —
Вы его улыбку разыщите!
А. ДомнинПолкило смехаРассказ
Синяк под глазом вздулся и стал совсем фиолетовым. Венька пробовал растирать его пятаком. Тер, тер и счеснул кожу у переносья.
— Был бы старинный полтинник! — сказал Пеца. — Он, знаешь, как синяки впитывает! Прикоснулся — и нету.
— Я тебе прикоснусь! Я тебе впитаюсь! — завизжал Венька, схватил Пекину боксерскую перчатку и швырнул ее через забор.
Пека сначала выпятил грудь, потом втянул голову в плечи и стал задом отступать, опасаясь пинка. Так; и пятился до самого забора, вскарабкался на него и снова выпятил грудь. Венька запустил в него палкой, и Пека нырнул в крапиву.
Дома Венька взглянул в зеркало. Правый глаз заплыл, только щелочка осталась. А ему через час в школе быть, короля играть в спектакле. С таким-то фонарем?!
Завтра он наставит Пеке тридцать восемь таких фонарей, под всеми глазами сразу. Узнает, как хвастаться боксерской перчаткой.
Вышел он с этой перчаткой на улицу и попросил:
— Дай стукну. В грудь.
— На, — сказал Венька.
Тот размахнулся, а Венька присел. И тут из глаза брызнули цветные горошины и расплылись кругами. Пека перепугался:
— Больно, да?
— Ни цапли, — ответил Венька, и собственный голос показался ему криком, эхом раскатился по голове, как в пустой бочке.
— На, меня нокаутируй, — упрашивал Пека. — Изо всех сил.
Зря ему Венька тоже не стукнул. Хлоп — и пятки кверху.
А за полчаса фонарь не растает. Венька попробовал его запудрить — весь измазался, будто по муке полз. А синяк только чуть-чуть посветлел, стал румяным, как молодая редиска.
Венька решил не ходить в школу. Пусть спектакль сорвется! Пусть земля расколется на три части! На восемь частей! Прямо под школой! И спектакль отменят! А Пеке он устроит перчатку в лоб!
На улице Пеки не было. Толстая тетя в переднике несла под мышками гусей. Они кивали головами. Один вдруг подмигнул Веньке, а другой загоготал. Венька вложил два пальца в рот и засвистел. Тетя подпрыгнула и чуть не выронила гусей.
А Венька побрел по улице в противоположную от школы сторону, вертел головой и не знал, что бы такое придумать.
На перекрестке милиционер полосатой палочкой дирижировал трамваями и машинами. Венька показал ему язык, милиционер погрозил ему пальцем.
Нет, не ему — рядом с Венькой стоял еще мальчишка и тоже дразнился.
Проходивший мимо дяденька в берете взял его за ухо, дернул вниз и вверх. Мальчишка сморщился, схватился за щеку, но не заревел. Венька догнал дяденьку, сунул ему за ворот гальку. Тот остановился, выпятил живот и растопырил руки, будто ему змею за воротник спустили.
Венька нырнул за угол, мальчишка — следом. Он все еще держался за щеку. У него был такой свирепый флюс, что один глаз тоже заплыл.
— У тебя какой глаз не видит? — сочувственно спросил Венька. — Вредный или веселый?
— Правый, — удивленно ответил мальчишка. — А тебе зачем?
— А затем, — ответил Венька. — У всех людей глаза устроены так: один — такой, другой — этакий. Одним посмотришь — весело станет, а другим посмотришь — противно.
— А если двумя?
— Тогда и то и другое сразу.
Тут Венька вспомнил о школе и сильно тряхнул головой, чтобы всякие мысли о ней вытряхнуть. И мысли вытряхнулись.
Мальчишка не то хихикнул, не то простонал. И снова сморщился. Противно, когда зубы болят. Да еще с флюсом. Веньке стало совсем жалко его. Щупленький он, как сверчонок. И зовут смешно — Абдулка. Потому что он татарин.
— А я знаю, где смех продают, — снова придумал Венька. — На пятак полкило. Хочешь, куплю?
Абдулка вытаращил один глаз, и рот у него вытянулся в улыбке в одну сторону.
— Честное слово! — Венька был в восторге от собственной выдумки. — Пошли!
Он затащил Абдулку в ближайший магазин. Там была очередь. Венька протолкался к прилавку и почти басом, вспотев от собственного нахальства, попросил:
— Полкило смеху. На пятак.
Продавщица не удивилась, взвесила и завернула в кулек что-то похожее на леденцы. Венька до того растерялся, что чуть не прихватил чужую сдачу.
Абдулка забыл про флюс. Он смотрел на Веньку как на директора школы, Падеж Петровича, — с ужасом и почтением.
А Венька представил, как директор будет сидеть на спектакле в заднем ряду и сверлить глазами его синяк… Ну и наплевать!
— Как проглотишь смешинку, — важно сказал он, — так внутри и защекотит. Смотри.
Он проглотил два леденца и захохотал. Поддельно.
— Наверное, не дошло, — виновато сказал Абдулка.
— Ну да, не сразу. Ты бери прямо горстью.
Тот положил на язык сразу четыре смешинки, проглотил. И вдруг хихикнул и показал на окно. В витрине были их отражения. В неровном стекле Венькина голова вытянулась наискось, а у Абдулки сплющилась.
Мальчишки стояли и хохотали. И все, кто были в магазине, смеялись.
Действовали смешинки!
У ног вертелась рыжая собачонка. Накормили ее смешинками, прямо из горсти. Она глотала их и крутила хвостом.
Собаки улыбаются хвостами. Если бы у Веньки был хвост, он бы тоже им замахал. И вообще хорошо, если бы у всех людей были хвосты: сразу видно, сердится человек или радуется. Вышел бы на сцену Падеж Петрович и помахал хвостом: понравился, мол, мне ваш спектакль…
— Давай милиционера угостим, — придумал Венька, — которого мы дразнили.
— Давай.
Они пошли через улицу. И собачонка за ними.
Милиционер от удивления палочку забыл опустить.
— Очень извиняемся и очень просим вас попробовать смеху, — храбро сказал Венька, протягивая кулек.
Милиционер нахмурился, подумал и сказал:
— Разве потому, что извиняетесь.
Он отсыпал смешинок и попробовал. И заулыбался.
— Вполне, я бы сказал, съедобно.
— Знаете что, — предложил Венька, — пойдемте к нам в школу на спектакль. Посмотрите, как я короля буду играть.
— Короля? С таким-то фонарем? — Абдулка подпрыгнул.
— А что, — сказал милиционер. — Еще ни в одном театре не было королей с фонарями.
— А у нас будет!
На углах сигналили машины. Шоферы высунулись из дверок. Милиционер спохватился, засмеялся и лихо откозырял им:
— Извините. Вынужден удалиться.
И все трое побежали в школу. И рыжая собачонка бежала сзади.
Прибежали как раз к началу спектакля.
Спектакль прошел весело. Венька так изображал побитого короля, что ребята покатывались со смеху.
А Падеж Петрович потом спросил у него, показывая на синяк;:
— Почему ты до сих пор не разгримировался?
А Венька еле удержался, чтобы не расхохотаться…
Л. МолчановаМотька с Тихой улицыРассказ
Улица Тихая на окраине города. Дома здесь низкие, старые; дорога извилистая, немощеная. После дождей канавки по обеим сторонам дороги наполнялись водой. В них плавали утки. В пригожие дни грелись на солнце собаки, купались в придорожной пыли куры. Бородатый с седым загривком козел Васька с раннего утра начинал свою неторопливую прогулку. Нагнув голову, он задумчиво бродил возле изгородей, выискивая лазейку в чей-нибудь огород.
Маленькая незаметная улица жила спокойно до той поры, пока в один из домиков, самый крайний у оврага, не поселилась высокая неразговорчивая бабушка Федоровна с внуком Мотькой. Это был рыжеватый мальчик, задиристый и драчливый. Ходил он в разбитых ботинках, в мятой-перемятой фуражке и голубой футболке, выгоревшей на плечах добела.
Учился Мотька в пятом классе, но, как говорила сама бабушка, с грехом пополам.
Уже в день своего приезда Мотька успел подраться с Гришей Ивановым и Геней Рябчиковым. Он дрался с ними по очереди и обоих уложил на лопатки.
— Кто еще хочет? — спросил Мотька, оглядывая собравшихся ребят. Все молчали.
— Чего уж там, видим! — сказал Гриша, вытирая припухший нос.
Так, с общего молчаливого согласия, Мотька был признан вожаком. С этих пор в домик у оврага зачастили соседки. Одна жаловалась, что Мотька со своими друзьями разбил стекло из рогатки, другая — это он залез в огород и повыдергал всю морковь. Много разных жалоб выслушивала бабушка Федоровна. Не стало житья и девчонкам. Они старались не попасть на глаза грозному Мотьке. Несладко приходилось и козлу Ваське. Он прекратил прогулки возле изгородей и прятался за бревнами, наваленными у одного из домов.
Стоял сентябрь, золотились листья кустов, рдели кисти рябины.
К Люсе Шапошниковой, ученице четвертого класса, собрались подруги на день рождения. Пришла в гости и Наташа Крохалева, худенькая, смуглая. Она принесла Люсе в подарок пять румяных яблок.
— А кто же тебя провожал? — спросила Люся.
— Никто, я сама дошла. А что? — удивилась Наташа. Огромный белый — бант на ее голове дрогнул и замер.
— Никто? — в один голос вскрикнули пораженные девочки.
Самая пугливая из подруг — Оля Дударева — даже зажмурилась.
— Разве ты не знаешь, разве ты не слышала про Мотьку? Ведь. он мог тебя встретить и тогда…
Нахмурив брови, Люся покраснела и виновато поглядела на подругу. Она совсем забыла предупредить Наташу, чтобы та была поосторожнее, идя по их улице.
Не замечая смущения девочек, Наташа продолжала допытываться:
— А кто, кто этот Мотька? Я никого не встретила. Просто шла. и шла, смотрела дом номер: пятнадцать, а потом у бревен…
Что-то вспомнив, она замолчала, прищурила зеленоватые глаза.
— Ой, девочки! Я видела Мотьку! Он такой серый-пресерый? Рогатый?
Девочки так и покатились со смеху. У Люси вздрагивал круглый подбородок, подпрыгивали заплетенные светлые косички.
— Тише, тише, девочки, — пробовала остановить подруг Оля Дударева. — Ведь он может услышать.