Муса остановился перед большой стеклянной витриной, где была выставлена сверкающая на солнце горка сахара. На нее Муса смотрел сколько раз и даже спорил с сестрой Зейнаб, можно ли съесть столько сахара в один день. Муса считал, что вполне возможно.
Но стоять у витрины жарко и бесполезно: сколько на сахар ни смотри — во рту сладко не станет.
Куда бы пойти? В мясной лавке, в будке сапожника, у квасного киоска он бывал не раз.
А вот что это за серый дом с вывеской над входом? На ней крупными буквами написано «Библиотека». Здесь Муса никогда не бывал.
Мальчик потопал ногами, сбивая с ботинок пыль, и шагнул в прохладный подъезд. Темный коридор привел Мусу к высокой белой двери. Она была приоткрыта, и мальчик заглянул.
Какая большая комната! И какая чудная: совсем без стен. Вместо стен — книги. С черными, коричневыми, синими корешками, они стоят плотным строем, лежат на полу, теснятся на столе. Сколько их? Пожалуй, и за неделю не сосчитаешь.
Муса навалился на дверь, и она, скрипнув, широко открылась. Мальчик влетел в комнату и остановился перед столом, заваленным книгами.
За столом сидел человек в синей тужурке, в очках, с густой бородой. Он поднял голову и кольнул Мусу острым взглядом.
— Чем обязан за удовольствие видеть вас, молодой человек?
— Я… я просто зашел… посмотреть.
— Сюда не заходят просто. — Бородатый человек скривил рот в улыбке. — Вы, верно, интересуетесь литературой? Может быть, вы даже библиофил?
— Что? — не понял Муса.
— Библиофил — значит любитель книг. Итак, что вас больше всего интересует? Классическая литература или современная? Проза или поэзия?
— Дяденька, — пробормотал Муса, ошеломленный потоком непонятных слов, — можно мне посмотреть хоть одну книжечку?
— Покажи руки!
Мальчик послушно положил руки на стол ладошками вверх. Бородатый ударил по ним тяжелой книгой. Муса вскрикнул и бросился к двери.
— Прочь отсюда! Ишь, тоже, выискался книголюб! Лезут всякие грязнолапые.
…Муса бежал до самого дома. Запыхавшийся, спустился он в подвал.
Мать укоризненно спросила:
— Где ты пропадал? Зейнаб давно уже вернулась.
Муса не ответил, забился в угол и молчал до тех пор, пока не лег в постель спать.
— Мама, купи мне книг.
— Не до них нам, сынок. Спи.
— Вот еще выдумал! — проворчал отец. — Книг накупить, библиотеку устроить, а на обед вместо супа книги подавать…
Муса увидел сон. Будто он снова пришел в библиотеку. Книги толстые и тонкие, в разноцветных переплетах соскочили с полок и окружили его. Они раскрывали страницы, шелестели ими, а потом стали плясать под веселые звуки гармоники-тальянки с колокольчиками.
На другой день Муса вернулся из школы раньше обычного, выгрузил из сумки и карманов на стол целую кучу бумажек. Здесь были цветные обертки от чайных плиток, серые бумажные обрезки, тетрадные листочки. Вооружившись иголкой и ниткой, мальчик принялся сшивать листки.
— Что ты делаешь? — спросила Зейнаб.
— Дрова рублю.
— Не шути! Я серьезно спрашиваю.
— А ты разве не видишь, что я делаю?
— Вижу. Сшиваешь. А зачем?
— Узнаешь потом.
Когда была готова первая тетрадка, Муса развернул ее и начал что-то писать. Он трудился старательно, высунув язык. Поздно вечером мальчик поставил тетрадку на полку.
Утром, когда брат еще спал, любопытная Зейнаб открыла тетрадку и стала читать. В тетрадке неровным и крупным почерком Мусы была написана сказка о веселом бедняке, который перехитрил двух богачей. Ее когда-то давно рассказывала мать.
— Зачем ты переписал сказку, Муса? — спросила Зейнаб.
— Как зачем? Это книга. Я напишу ее, и у меня будет целая библиотека.
— Но ведь сказку ты не сам придумал. Разве так делают книги?
— Конечно, не так, — подумав, ответил Муса. — Но это первая книга. Потом я буду придумывать сам.
— Только правду пиши.
Шли дни. Вечерами Мусу нельзя было выманить на улицу. Он, как прикованный, сидел за столом над своими самодельными тетрадками и писал.
Через неделю Зейнаб увидела на полке еще две маленькие книжечки и прочитала их. В первой рассказывалось о школе, о товарищах по классу, во второй — о том, что Муса видел на улице. Все это было известно Зейнаб — и мясная лавка, и сапожник, и сахарная горка в витрине, но, написанное на бумаге, все это казалось необычным.
— Ну как? — спросил Муса. — Все тут правда?
— Да, — ответила Зейнаб. — Пиши еще.
— Нет, больше не буду. Знаешь, напиши лучше сама.
— Я? — изумилась сестра. — Ты умеешь, ты и сочиняй.
— Так не годится, Зейнаб, все я да я. Скажут, какой Муса хвастун, вся библиотека из его книг. Напиши что-нибудь и ты.
— Сказала, не буду! Отстань.
Однако Муса не отставал. Несколько дней он просил сестру написать книгу. Зейнаб не поддавалась ни на какие уговоры. Не помогло даже обещание отдать ей воскресную порцию сахара.
Как-то Муса поймал сестру во дворе и сказал:
— Ладно, не можешь, не пиши. Сделаем по-другому. Ты мне расскажешь о чем-нибудь. Хорошо?
— Ну и что?
— Я это запишу в книжку, а имя на ней твое поставлю. Идет?
— И сахар отдашь?
— Возьми, не жалко.
— Ладно. Только что же тебе рассказать? Вот как я куклу на улице нашла?
— Давай.
Вскоре на полке появилась еще одна тоненькая тетрадка в цветной обложке, на которой крупными буквами было написано: «Зейнаб».
— Теперь у меня своя библиотека, — гордо сказал Муса. — Пусть все приходят читать. Пусть берут книги, мне не жалко.
…Так вышли в свет первые книжки Мусы Джалиля, будущего замечательного советского поэта.
За отрядом
Качался седой ковыль. В окно стучал кривыми лапами старый карагач.
В этот глухой предрассветный час по грязной улице села зачмокали копыта. У домика Залиловых остановился конь, и с него тяжело спрыгнул всадник. Он провел кнутом по бычьему пузырю, которым было затянуто окно, и приглушенно сказал:
— Эй, партийный секретарь, выходи!
Коренастый, широкий в кости Ибрагим легко вскочил и вышел. В комнату ворвался ветер. Муса спустил с нар босые ноги, пробрался к дверям и заглянул в щель. В лунном свете блестел мокрый круп коня. Лицо всадника закрывали ветци карагача. Муса уловил обрывок фразы:
— Идут… у балки…
Ага, догадаться нетрудно. Снова кулацкая банда рыщет по степи поджигает и грабит села, убивает коммунистов.
Всхрапнул конь. Послышался удаляющийся топот. Мальчик юркнул на нары, закрыл глаза.
Ранним утром на площади собрались вооруженные жители села — бойцы самообороны. Они ждали отряд из Шарлыка, о котором сообщил Ибрагиму вчерашний всадник.
Люди поеживались на пронзительном ветру, дымили пахучим самосадом. Муса волчком крутился вокруг бойцов. Одному принес уголек из печки — дал прикурить, другому поправил ремень, третьему просто улыбнулся.
Мальчик незаметно пробрался к стенке дома, где стояли винтовки, и схватил одну из них. Поправив на вихрастой голове старый картуз, он скомандовал себе:
— Раз! — винтовка взлетела вверх. — Два, три! — и винтовка оказалась у плеча. Ствол холодил щеку. — Раз, два, три! — винтовка замерла у ноги, звякнув затыльником о землю.
— Ишь ты, ловко! — заговорили вокруг. — Сразу видно — старый служака.
У мальчика разгорелись щеки, он все быстрее и быстрее проделывал ружейные приемы. Он так увлекся, что не заметил, как сзади подошел Ибрагим и взял у него винтовку.
— Раз, два… — прокричал Муса, нелепо взмахнув пустыми руками.
— Три, — заключил Ибрагим под общий хохот бойцов.
— Послушай, Ибрагим, — сказал Муса, когда утих смех, — я тебе серьезно говорю: возьми меня в отряд! На собрании «Красной звезды» мы решили: если нападут, идти с отрядом.
— И я тебе серьезно отвечаю, — строго произнес Ибрагим, — взять не могу.
— Но почему? Разве я не умею обращаться с оружием?
— Умеешь. Но маловат ты.
— Ну-у, Ибрагим-абый, ведь я всего на четыре года моложе тебя!
— Всё! — отрезал брат.
Муса ушел домой, даже не оставшись посмотреть, как встречают односельчане отряд.
Эх, коротка память у Ибрагима! Как быстро забывает он некоторые важные вещи! Разве «Красная звезда» не помогала партийной ячейке? Стоило Ибрагиму сказать — ребята всё делали. А разве сам Муса плохой помощниц? Пусть Ибрагим вспомнит тот летний день, когда на село налетела кулацкая банда!
Тогда Ибрагим лежал на нарах, желтый от лихорадки. Бандиты уже приближались к Мустафино. К Залиловым прибежали два члена партийной ячейки. Они подняли Ибрагима на руки и понесли.
— Постойте, — сказал он у порога. — Муса, спрячь вот это так, чтобы никто не видел. — Ибрагим вынул из-за пазухи узелок.
— Наган? — радостно спросил Муса.
Брат что-то невнятно прошептал. Товарищи унесли его и укрыли в лозняке.
Прижимая узелок к груди, Муса умчался в дальний угол двора. За ним прибежала и сестра Зейнаб. Они спрятали таинственный узелок.
— А что в нем? — спросила Зейнаб.
— Ясно, наган, — ответил Муса.
— Я пощупала: и вовсе там не наган, а бумаги.
— Пусть бумаги, но зато очень важные!
Когда красные конники прогнали бандитов, Ибрагим вернулся домой и тотчас спросил:
— Муса, что я тебе давал, цело?
Мальчик убежал и вернулся с узелком. Тогда старший брат обнял — младшего и сказал:
— Молодец!
Так и сказал, а теперь все позабыл. Вспоминая об этом, Муса задумчиво глянул в окно. Отряд уходил из села.
Мустафино осталось позади. Отряд шел навстречу ветру. Надо было спешить, чтобы вовремя попасть в назначенное место. Верстах в двадцати пяти от села, там, где равнину пересекают глубокие балки, к утру предстояло занять боевой рубеж. Туда же должны прийти и другие отряды самообороны. Бандитам готовилась засада.
Дорога расползлась бурой жижей. Вязли ноги. Бойцы тяжело дышали. В середине пути отряд настигли сизо-черные тучи. Распластавшись на полнеба, они грянули холодным дождем. К исхо