– Читайте последний выпуск! Ужасное убийство в Крэддок-парке! Богатый фабрикант из Глазго найден сегодня мертвым с перерезанным горлом!
Вскоре состоялось предварительное дознание, где мы все трое присутствовали. В ходе следствия всплыл факт грубых распрей Макбейна с дядей. Коронер задавал очень острые и прямолинейные вопросы, считая Ангуса одним из главных подозреваемых. Но было точно установлено, что Дункан Макдональд ушел от нас около полуночи, а умер приблизительно час или два спустя. Я и Стэндиш подтвердили алиби Макбейна, заявив, что ночевали у него в тот день и что сам он не покидал комнаты. Квартирная хозяйка Макбейна, вызванная на дознание, тоже подтвердила, что ее постоялец никуда ночью не отлучался.
Нам было зачитано патологоанатомическое заключение. Хирург, делавший вскрытие, заявил, что пока не представляется возможным определить, чем были нанесены раны, и он может лишь предполагать, что смерть наступила от укусов животного. Какого конкретно – он сказать затрудняется, но зверь явно обладал очень развитыми, сильными клыками.
Услышав предположение хирурга, Стэндиш вдруг резко толкнул меня локтем в бок.
– Элиот, – прошептал он, – как же мы могли забыть про кота?..
Мы, не раздумывая особо, решили рассказать коронеру о том, что случилось с котом Мефистофелем, сбежавшим от Макбейна. Стэндиш попросил дать ему слово, пояснил, что намерен дополнить уже данные показания, и подробно изложил факты. Я в свою очередь подтвердил их и добавил несколько деталей. После нашего заявления наступило длительное молчание.
Свидетелей больше не было, и коронер подвел итог. Он начал с того, что заявил: все улики, которые удалось собрать, по-прежнему оставляют дело в весьма загадочном свете. Однако, насколько он мог судить, к счастью, не было никаких оснований рассматривать это как убийство. Мертвеца не ограбили, хотя ограбление было бы совершенно несложным делом, и хотя, казалось бы, имелись некоторые очевидные основания подозревать одного человека как минимум в соучастии в этом преступлении (тут почтенный коронер взглянул на Макбейна, и наш друг еле заметно улыбнулся), но уважаемые свидетели, чьи показания, несомненно, подтверждаются, развеивают последние сомнения. Потенциальный виновник никак не мог присутствовать на месте смерти мистера Макдональда в тот час, когда все произошло, и, очевидно, ограничил выражение своей недоброжелательности простыми словами – а словам несправедливо придавать какое-либо особое значение… и так далее, в обычном для коронеров нравоучительном ключе. Далее он сказал, что медицинские данные указывают на теорию о том, что причиной смерти покойного было нападение какого-то дикого животного, а дальнейшие показания свидетелей, по-видимому, указывали на то, что некий свирепый зверь – возможно, одичавшая собака – бродит по округе. Но присяжные должны изучить все факты и вынести справедливый и беспристрастный вердикт по этому делу.
Присяжные некоторое время совещались и в конце концов пришли к выводу, что погибший умер от укуса какого-то дикого животного, но какого именно – неизвестно. Один из участников оглашения приговора поручил полиции приложить все возможные усилия, чтобы выследить и уничтожить столь опасного хищника, и даже предложил назначить вознаграждение за его поимку. Местные власти одобрили инициативу, но безрезультатно, и по мере того, как проходили недели, а новых жертв «неизвестного зверя» не появлялось, люди в округе перестали носить оружие или опасаться нападений. Тайна Крэддок-парка стала мало-помалу забываться. Мистер Дункан Макдональд не оставил завещания. Хотя он в последний вечер крикнул Макбейну, чтобы тот не претендовал на его деньги, племянник как единственный близкий родственник вступил в права наследования. Он распорядился наследством в своей обычной, но странной для большинства манере: продал солидную долю дяди-фабриканта в бизнесе и на вырученные деньги купил заброшенное поместье с полуразрушенным замком, так называемую «Башню Далласа». В нем, по его словам, многие века кряду жили его предки – пока одни не разорились, а других не вознесли на костер инквизиции по обвинению в колдовстве.
Мои академические обязанности помешали мне увидеться с Макбейном, поскольку он уехал на север, и примерно в это время Стэндиш схлопотал очень хорошее назначение на строящуюся индийскую железную дорогу, и ему пришлось немедленно отплыть. Так мы, трое университетских друзей, расстались надолго… а может быть, и навсегда.
Мне было жаль расставаться со Стэндишем, а вот порвать с Макбейном мне к тому времени казалось сущим избавлением. Теперь, наконец-то решив раз и навсегда больной жилищно-финансовый вопрос, он стал еще более странным малым, чем прежде: то жутко веселым, то угрюмым, от экзальтированности до подавленности – один шаг. Теперь Ангус вызывал у меня тревогу и отторжение в любом настроении. Время от времени я отправлял ему письма – и еще реже удостаивался ответа. Казалось, Ангус Макбейн навсегда исчез из моей жизни, и я не жалел об этом теперь, когда он не нуждался в помощи. Я и подумать не мог, что грядет странный случай, который снова сведет нас всех вместе.
Прошло несколько месяцев после отъезда Стэндиша в Индию, и я даже получил от него письмо, как вдруг однажды вечером, листая «Таймс», я увидел объявление в траурной рамке. Прочтя его, я еще долго не мог прийти в себя: в нем сообщалось, что молодой и талантливый инженер, мистер Фрэнк Стэндиш, работавший в Алампуре проектировщиком на стройке железнодорожного вокзала, трагически погиб в результате нападения дикого зверя – предположительно, тигра. Снова и снова я перечитывал заметку, отказываясь верить напечатанному.
Я написал лейтенанту Джонсону, сослуживцу Стэндиша, которого немного знал, в надежде узнать подробности гибели друга. Письмо с ответом от Джонсона добралось до меня только в августе, когда меня не было в Лондоне, и его переслали мне по адресу поместья старого друга нашей семьи: у него я в то время гостил. В своем письме Джонсон писал о том, как Стэндиш, работая в Индии, сразу же завоевал уважение и доверие новых коллег, и о том, каким способным и толковым инженером он был. Далее, выразив искреннее сожаление в связи с его трагической гибелью, Джонсон рассказал, как все случилось. Обстоятельства гибели Стэндиша представлялись лейтенанту странными, несколько туманными.
В тот трагический день Стэндиш, как обычно, ранним холодным утром отправился на работу, захватив с собой ружье: так поступали многие алампурские вахтовики. Путь шел вдоль линии новой железной дороги, а затем сворачивал в деревню к месту строительства. Когда вечером бригадир не вернулся, двое слуг, работавших у него по дому, встревоженные, отправились на поиски хозяина. Зная его примерный маршрут, они очень скоро обнаружили Стэндиша на тропинке, лежащим на спине. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: он уже не жилец. Вместо горла была сплошная рана, но никаких других повреждений на теле и следов борьбы не обнаружилось, да и все ружейные патроны остались при нем. На земле рядом с телом убитого отчетливо виднелись отпечатки лап какого-то зверя. Недоумение вызывал тот факт, что следы совпадали по размеру с лапами небольшой пантеры, а раны на горле Фрэнка мог оставить только крупный зверь – тигр, никак не меньше. Алампурские власти, начавшие расследование, терялись в догадках.
В тот же день была сформирована большая поисковая партия, которая приступила к прочесыванию близлежащих районов, но после нескольких недель поисков она прекратила свою работу, так как ни сам хищный зверь, ни следы его лап найдены не были.
После чтения подробностей гибели Стэндиша я долго не мог прийти в себя. Много раз я пробегал глазами строчки письма, где описывались рваные раны на горле, следы хищного зверя и отсутствие признаков борьбы хищника и жертвы. Обстоятельства гибели Стэндиша в точности совпадали с обстоятельствами смерти мистера Дункана Макдональда! Две странные смерти таинственным образом были, очевидно, связаны: внезапность, скрытность, свирепость и бессмысленность нападения выглядели одинаково в обоих случаях.
Борясь с подступившим страхом, я принялся размышлять и сопоставлять факты, стараясь рассматривать их с разных точек зрения. Что могло быть общего у богатого фабриканта и подающего надежды британского инженера в Алампуре? Какая могла быть связь между убийством в Крэддок-парке и гибелью инженера в далекой Индии?
Раздумья не принесли мне успокоения, а в простое совпадение поверить было трудно. Четверо людей встретились холодным ноябрьским вечером в маленькой комнате на Уолсли-роуд. Двое из них уже умерли страшной, таинственной смертью: один – неподалеку от места встречи, другой – за тысячи миль от дома. Что уготовано двум другим? И если их ждет та же трагическая участь, то кто станет следующим?..
Весь день я размышлял подобным образом, находясь в гостях у моего старого друга в поместье Дартон неподалеку от Йоркшира. Хозяин – человек веселого нрава, добродушный и отзывчивый – искренне переживал за меня, видя, в каком подавленном состоянии я ныне пребываю. Во время обеда – а обедали мы в тот день поздно – он предложил мне отведать старинного прекрасного вина, хранившегося у него в погребе. Обширная коллекция старых вин была предметом его гордости, и он никому не доверял ключи от винохранилища – даже дворецкому. Желая отвлечь меня от гнетущих мыслей, мой друг предложил мне спуститься туда и принести бутыль вина. Он торжественно вручил мне связку ключей, объяснил, как и куда следует идти, какую емкость выбрать. Выслушав все инструкции и забрав ключи, я отправился в хранилище.
Старинный подвал поместья Дартон был выдолблен в скале, где разместилось имение, в котором жили предки моего друга. Размеры этого подземелья были столь впечатляющими, что хозяин в случае необходимости смог бы приютить там не одну сотню человек.
Я взял свечу, зажег ее и стал спускаться по винтовой лестнице. Высота рукотворной пещеры была так велика, что казалось, будто каменные ступени никогда не кончатся. Я ощущал себя археологом, нисходящим в древнюю гробницу; вокруг меня царила гнетущая тишина, изредка нарушаемая позвякиванием болтавшихся на связке ключей. С каждой пройденной ступенькой я ощущал, как могильный холод пронизывает все тело, насылая оцепенение и жуть. Наконец каменные ступени закончились, и я оказался перед дверью винохранилища.