— В этом Иваныч раскаялся? — я чувствовал себя погано. Отвратительно. Потому что вполне понимал, о чем говорит гренадерша. Мне ведь, к примеру, и правда было пофиг на человека. Свое забрал, а потом побежал быстрее к Тихонову. Вот ведь гадство…
— Ага. Чувство вины осталось сильное. И раскаяние искреннее. Не смогла бы я на него никак воздействовать дальше. Иваныч книгу сильно возненавидел. Пошел в тот же день к Тихонову. Майор тоже в сомнениях был. Все сидел думал, как поступить правильно. Лаврентию отчитался, мол ещё время нужно. Денёк хотя бы. Тут дед твой на пороге. Все рассказал Никите Пахомовичу, как на духу. В том числе про Василия. Про мысли странные, про желания… Так. Все. Пришли.
Елена Ильинична остановилась, а потом повернулась ко мне лицом. В итоге спортивной ходьбы для гренадерши и лёгкой трусцы для меня, мы оказались на пятаке, окруженном со всех сторон гаражами. Странное, абсолютно ровное, круглое место диаметром где-то метров пятнадцать.
— Звезду не потерял? Чекист этот настырный, хотел забрать. И главное тупой до безобразия. Тяжело было в его мыслях ковыряться.
— Вот она, — я сунул руку в карман и вытащил проводник. — Етить колотить!
Было крайне неожиданно, но лучей оказалось шесть. Это что, выходит? Прямо сейчас?
Посмотрел на тещу. Ее лицо было совершенно серьезным. Получается, да.
— Да блин… Что ж так резко все. А маньяк? Тут он тоже есть. Хотел успеть ещё и его след найти…
— Маньяк, Ваня, никуда не денется. Будет тебя ждать, поверь. Сейчас шуруй исправлять содеянное. Книгу оставлять нельзя чекистам. Понял? И ещё. Василия не вернуть уже. Шанс давали только один. Бесконечно мотылять человека туда-сюда нам никто не позволит. Тем более… Сам понимаешь, сколь чистым душой он бы не был «до», но «после»… Короче, знаешь, к чему подобные поступки ведут. Один раз разрешили, больше — нет. И все же, есть нюанс…
— Почему Вы мне помогаете? — я оборвал Елену Ильиничну, торопясь задать главный вопрос, который сбивал меня с толку.
— Тебе? — она закинула голову и раскатисто, по-мужски, захохотала. Правда, тут же снова стала серьезной. — Да на кой черт ты мне нужен? Путаешь, друг ты мой любезный. Помогают совсем другие. Я, Иван, о себе забочусь. Ты слушай, что говорю. Найдешь человека. Это важный человек. И книгу. Книгу забери, как хочешь.
— Так Вы же не рассказали про Иваныча и Тихонова до конца! Что за человек опять?
Елена Ильинична, улыбаясь, сделала шаг назад. Затылок разорвало внезапной болью. Я успел обернуться, прежде, чем упал. За моей спиной, с такой же улыбкой и здоровой палкой в руках стоял Клетчатый. Последняя мысль, мелькнувшая в голове: Нашли развлечение, сволочи.
Глава 10
— Иваныч! Иваныч, вставай. Просыпайся. Подъем.
Женский голос, доносившийся издалека, казался мне знакомым. Однако, выныривать из блаженного небытия, а оно реально было блаженным, укачивая меня на медленных, приятных волнах, не хотелось совсем.
— Иваныч, миленький, проснись, пожалуйста, — голос еле заметно дрогнул, словно его обладательница готова была расплакаться.
С огромным трудом открыл глаза. Состояние такое, будто не спал неделю или даже две. Серьезно. Руки, ноги ватные, не чувствую их совсем. И никак не могу словиться, что вообще происходит. Где я?
Черт… болит все тело. Потянулся, пытаясь перевернуться на бок или хотя бы выпрямиться. Однако ноги упёрлись пятками в грядушку, не имея возможности разогнуться до конца. Вот, наверное, почему все затекло до состояния окоченения. Скорее всего, находился долго в неудобной позе.
Приподнял голову, осматривая по мере возможности свое тело. Оно, то есть тело, лежало на коротком, жёстком диване, компактно сложив нижние конечности. На ногах — сапоги, военные шаровары. Поднял руку и выставил ее перед глазами. Гимнастёрка. Ясно. Привет 1941. Вернули обратно, как положено. И судя по всему, опять в тело деда. Логично. Мне же снова нужно поковыряться в его прошлом, только в этот раз без лишних движений.
В голове стоял звон, в ушах — гул, во рту — редкостная гадость. С похмелья и то состояние легче. Надо сообразить, в какой временной промежуток меня закинула Звезда Давида.
Звезда! Сунул руку в карман. Слава богу, пальцы нащупали слишком важную вещицу. Чтобы не происходило, за ней нужно следить в оба глаза. Все перемещения случаются в связке с этой штукой. Если потеряю, будет просто полная задница. А то я в первый раз как-то безответственно отнёсся к данному вопросу.
— Иваныч, я понимаю, ты устал. Все устали. Но надо вставать. Прошу. Итак страшно.
Медленно повернул голову в сторону голоса. Лиза. Она сидела на стуле, напротив моего ложа, если можно назвать абсолютно неудобный диван литературным словом. Я бы обозвал только матом, однако, от резких высказываний удержало даже не присутствие дамы, а ее внешний вид. Никогда не видел девчонку настолько вымотанной. Военная форма, осунувшееся, бледное, усталое лицо, синяки под глазами.
Судя по обстановке, мы находились не в хранилище, где обосновался 13-й отдел. Простой рабочий кабинет. Думаю, один из многих на Лубянке. На стене висит неизменный портрет Феликса Эдмундовича, рядом, как положено, — Иосиф Виссарионович. Стандартная, казенная обстановка.
Снова посмотрел на блондиночку. А какого черта она в форме? Насколько помню, Лизонька носила исключительно приятные глазу платья.
Только в этот момент понял, что в кабинете достаточно холодно. Меня начал бить озноб, а пальцы на руках заледенели и отказывались сгибаться. Посмотрел на окно. Светло. Часов восемь утра. Может, девять. Но… на ветках дерева, раскачивающегося за стеклом от сильного ветра, отчётливо был виден заледеневший снег. Точнее, его остатки. Остальное, похоже, слетело.
А вот это не понял. Разве звезда меня не в тот же момент, откуда забрала, вернула? Теоретически, ведь так должно быть. Ладно, Василия уже не спасти. Ок. Но Гренадерша сказала, жизненно важно забрать книгу у чекистов. Логично, сделать это в тот же момент, когда и отдал. Ну, или хотя бы через день. А тут блин зима. Почему разрыв между событиями в такой здоровый промежуток?
— Что у нас? Какое число? — Горло болело нестерпимо, поэтому вышел какой-то хрип. Подумал бы, что всю ночь горланил песни, но судя по состоянию, просто тупо подхватил простуду. Достаточно сильную, кстати. Вот тебе и объяснение невыносимой ломоты в теле.
— Октябрь сейчас. Пятнадцатое. Ты неделю с жаром. Температура не падала вообще, напугал меня… То есть всех нас. Да и с чего ей падать. Видишь, какие холода. С одной стороны, тяжело, конечно. Вчера рвы копали опять, для линии обороны. Лопата землю еле пробивает. С другой стороны, фашистов тоже прижмёт знатно. Тем более… Погано все. — Лиза провела ладонью по лицу. Честно говоря, она сама выглядела, краше только в гроб кладут, — товарищ Сталин приказал сегодня политбюро собраться в 9 утра. Это пугает. Все знают, он приезжает к полудню. Думаю, из-за ситуации на фронте. Ты неделю с лихорадкой на ногах был. Сегодня только под утро стало легче вроде. Как живой мертвец ходил. В бреду. Глаза блестят, язык заплетается. Упал прямо по дороге. Мы тебя сюда притащили. Товарищ майор велел до утра не будить, а если сам попробуешь встать, связать и уложить обратно. Привез каких-то порошков, в кипятке растворил, а потом тебе прямо собственноручно залил. Да ты уже не сопротивлялся. Меня оставил рядом сидеть. Укрывать не стала из-за жара. Нельзя кутать при высокой температуре. Помнишь сам-то, как упал?
— А-а-а. Да. То есть, нет. Не помню. Плохо соображаю ещё. Горло болит. Голова, как чугун.
Упёрся руками о диван и попробовал принять сидячее положение. В принципе, получилось. Слабость только периодически резко накатывала волнами. Может, есть связь этих перемещений с самим Иванычем и его состоянием? В тот раз деда по голове хорошенько отоварили. В этот раз — болезнь.
Спустил ноги, планируя встать, но сразу же повело в сторону. Лизонька вскочила, бросилась ко мне, подставляя плечо, и попутно обнимая одной рукой. Конечно, не к месту, но было очень даже приятно. Волнуется. Переживает…
— Осторожно! А то носом в пол улетишь. Тебе бы отлежаться. Но видишь, что… Ситуация на фронте тяжёлая. Немцы наступают, Вань, — впервые блондиночка назвала меня не привычным «Иваныч», а по имени. Она вообще была на себя непохожа. Уставшая, расстроенная, хотя пыталась выглядеть собранной. — К Москве все ближе. 30 сентября на Брянском направлении двинулись, 2 октября — на Вяземском, 10 октября — на Калининском. Помнишь хоть? Я бы предпочла не помнить… Прорвали оборону и взяли несколько армий в окружение. Кровью теперь приходится отстаивать каждый рубеж. Страшно, Вань. Враг продолжает рваться к Москве. Что будет дальше, не понятно.
Девчонка смотрела на меня с таким выражением во взгляде, будто я был способен как-то изменить ситуацию. С одной стороны это, честно говоря, льстит. Но с другой, знаю, что хорошие новости появятся нескоро.
— Помню. Смутно. Все, как в тумане, — с помощью девчонки, сел обратно на диван. Ноги все равно подкашивались и норовили отказать в надёжной опоре. Неплохо Иваныч расклеялся.
Вот это звезда подсуропила. В таком состоянии я мало на что годен. Да ещё и период тяжелый. Похоже, скоро битва за Москву. Даты помню плохо. И то, в большей мере, благодаря книгам, которые взял в библиотеке. Правда, насколько могу судить, война по своим этапам осталась неизменной. И вот как сейчас Тихонову за книгу говорить? Вы знаете, товарищ майор, мы в заднице, но отдайте мне ту штуку, которую я вам по глупости вручил. Не переживайте, Москву отстоим. Откуда знаю? Видение мне было. Я же, блин, Ванга. Так, что ли?
Словно почувствовав мои мысли, в кабинете появилось ещё одно действующее лицо. Товарищ майор государственной безопасности собственной персоной. Открыл дверь, молча протопал к стулу, который недавно был занят блондиночкой, а потом сел на него, снял фуражку и посмотрел на нас с Лизонькой. Могу представить, как выглядит со стороны наша парочка. Сохраняя приличия, отстранился от девчонки, на плечо которой так и норовил притулиться. Ох, как же хреново-то…