Вопреки опасениям, бранить меня за задержку Эмбер не стала. Только обернулась порывисто – ворохи яркой ткани, янтарь, золото и чёрная эмаль – и выдохнула взволнованно:
– Виржиния, как долго я вас ждала! Эта женщина… эта женщина была здесь, и она увела моего супруга!
В первое мгновение я, признаться, окаменела.
– Простите, что? В буквальном смысле?
– В самом буквальном! – заломила руки Эмбер, роняя трость. – Лорд Уилфилд захотел с ним поговорить о клубе, они отошли в сторону, потом ещё дальше, и ещё… А я немного отвлеклась, а когда снова обернулась, то они уже были у входа на выставку, и с ними были мисс Купер и леди Уилфилд, и эта Купер хохотала, как фермерская дочка, и значит, речь шла уже не о клубе! О, святые небеса, что же мне делать?
Эллис, который всё это время стоял в шаге позади меня, грустно покосился на корзинку, торопливо обтёр масляные ладони о брюки и выступил вперёд, солнечно улыбаясь:
– Что делать? Конечно, всё рассказать мне. А мы подумаем, что может быть нужно Уилфилду и, возможно, мисс Купер от вашего супруга. Хотя есть у меня подозрение, что это уже проходит не по Управлению спокойствия… Ах, да, я же не представился, – спохватился он и протянул руку для пожатия. – Алан Алиссон Норманн, можно просто детектив Эллис. Кое с кем я уже знаком, а что до остальных – рад знакомству!
Наверное, если бы из кустов выскочил тигр, надел цилиндр и сплясал джигу, это произвело бы меньшее впечатление.
– Что ещё за сумасшедший? – пробормотала Абигейл, багровея.
Глэдис растерянно поднесла лорнет к лицу.
– Мы уже знакомы, – произнесла она растерянно. – Нет, он не сумасшедший. Он… гм, он просто детектив Эллис. Тот, кто раскрыл дело мисс Джулии Дюмон, то есть уже миссис Уэст.
Эмбер оглянулась на неё, затем посмотрела на меня, устало провела по лицу рукою в золотисто-коричневой тончайшей перчатке и вдруг улыбнулась Эллису:
– Значит, вы действительно способны мне помочь?
– Обычно я работаю только с трупами, – сердечно заверил её детектив. – Но что-то мне подсказывает, что в вашей истории они рано или поздно появятся, поэтому я готов сделать исключение. Поэтому успокойтесь, присядьте – и расскажите мне подробно, чем занимается ваш супруг. Он ведь не такой скучный человек, каким хочет казаться, верно? С такой-то блистательной женой.
Слабо улыбнувшись комплименту, Эмбер действительно присела на скамью – и кивнула:
– Да, вы правы. Он очень любит на публике играть домоседа-зануду… но это не совсем так.
Мы с Абигейл и Глэдис молча переглянулись. История эта была нам хорошо известна. Более того, герцогиня вместе с леди Милдред и леди Эрлтон, ныне отсутствовавшей, принимали деятельное участие в судьбе будущей леди Вайтберри. Я тогда находилась ещё в пансионе Святой Генриетты и узнала обо всём позже, как и Глэдис, которая тогда только-только произвела на свет наследника.
Эллису суждено было услышать лишь сокращённую версию – скупой рассказ о том, как барон Вайтберри внезапно увлёкся собственной женой и оставил службу, и о том, что из этого вышло. Нам же, осведомлённым, чудились за тягучими, многозначительными паузами и случайными оговорками целые слои с иным, скрытым от посторонних смыслом.
Невольно отвлёкшись от разговора, я погрузилась в воспоминания.
…Эмбер была изумительно прекрасна сейчас, но в юности, как говорили, очаровывала с первого взгляда – не только красотою, но и скромным нравом. Происходила она из почтенного семейства Мэйнардов. Мать её умерла рано. Отец-барон в дочке души не чаял, старшие сёстры – Берилл, Руби и Даймонд – баловали свою любимицу, как только могли, а единственный брат, хоть и был намного младше, всегда называл её исключительно «маленькой принцессой».
И, конечно, у принцессы был свой принц – троюродный кузен Джервис, белокурый и статный, словно сошедший с гравюры в книге сказок. Его семья жила поблизости, и он частенько встречался с Эмбер. Прогулки на лошадях и древние замки графства Уорхолл, закаты над хрустальными озёрами, чтение вслух старинных романов – на зелёном берегу, под сенью старой ивы… Благовоспитанному, надёжному мальчику без тени сомнения доверяли заботу о маленькой принцессе, и няня если и присматривала за ними, то издалека. Четырёхлетняя разница в возрасте не имела никакого значения в детстве, но когда Эмбер исполнилось шестнадцать, а Джервису – двадцать, это сыграло роковую роль.
Принц вырос, побывал в столице и порядком изменился, но ему по привычке продолжали доверять сокровище Мэйнардов. Правда, ждал он от этих встреч теперь совсем другого… Беззаботные вылазки к самым таинственным и волшебным местам в округе сменились томными прогулками по запущенному саду. Так продолжалось до тех пор, пока Эмбер не вернулась однажды домой без сопровождения, странно бледная и задумчивая.
Подол платья был измазан в земле и немного порван.
«Я оступилась, – пояснила Эмбер, глядя в сторону. – Я такая неловкая…»
Самая старшая сестра, Даймонд, чей характер по твёрдости мог сравниться разве что с камнем, подарившим ей имя, мгновенно всё поняла. Ошиблась она лишь в одном – не рассказала отцу сразу о своих догадках, а решила сперва поговорить с Джервисом. Отпираться он не стал, но откровенно заявил, что «раз по-настоящему ничего не было, то и свадьбы тоже не будет».
Даймонд пообещала, что пожалуется барону Мэйнарду. Джервис струсил и попытался её разубедить, затем перешёл к откровенным угрозам
А когда понял, что старшую из сестёр Мэйнард не запугать никакими карами, в сердцах бросил:
– Да она сама виновата! Смотрит, как опытная, а потом рыдает… Да она от рождения порченая!
…За эти слова Даймонд выбила драгоценному кузену два зуба одним ударом изящной ручки с фамильным перстнем-печаткой.
…Эти слова послужили причиной того, что отец лишил Джервиса наследства.
…И из-за этих слов Эмбер, которой прислуга обо всём донесла в тот же день, кинулась из окна своей зачарованной башни – но, к счастью, отделалась переломом голени и лихорадкой. А когда снова встала на ноги, то от Принцессы Мэйнардов осталась одна оболочка. Слухи вынудили Джервиса бежать на континент, опасаясь мести… и оставили Эмбер с разбитой вдребезги репутацией.
И кто знает, как повернулось бы колесо Судьбы, если б не дружба рассудительной Даймонд – в то время уже замужней дамы, к слову – с моей матерью, Ноэми. Познакомились они очень давно, ещё в пансионе, и пронесли тёплые чувства друг к другу через годы. Конечно, моя робкая и тихая мать ничего не могла сделать сама… зато она могла обратиться за помощью к леди Милдред.
Говорят, что бабушка тогда выкурила целую трубку, прежде чем ответить, и припечатала:
– Девочку надо вывести в свет. В этом же сезоне, не дожидаясь следующей зимы.
Как показали дальнейшие события, это оказалось верное решение.
Собственного особняка у Мэйнардов в Бромли не было, и Эмбер поселилась на Спэрроу-плейс. Приехала она в крайне подавленном состоянии, и первое время не хотела ни есть, ни пить, ни даже разговаривать. Разумеется, леди Милдред такое не устраивало. Она терпела несколько дней, а затем приказала страдалице явиться в библиотеку. О чём бабушка говорила в течение нескольких часов за закрытыми на ключ дверями, никто так никогда и не узнал, но после этого случая Эмбер преобразилась.
Она научилась смотреть собеседнику в глаза, улыбаться так, словно знает все его мысли до последней и высоко держать голову в любой ситуации.
Разумеется, новая Эмбер произвела фурор.
В очередь за танцем с нею записывались, наверное, ещё до начала бала. Самые известные столичные ловеласы оставили своих дам, пытаясь снискать её милости. Девицы-перестарки засыпали прекрасную дебютантку визитными карточками и приглашениями, надеясь погреться в лучах славы и – кто знает? – завладеть вниманием одного из отвергнутых поклонников… Конечно, и врагов появилось в избытке. Слухи о происшествии с кузеном, как и ожидалось, достигли Бромли в кратчайшие сроки. Но на все сплетни, домыслы и нахальные расспросы Эмбер отвечала спокойно:
– Неужели вы верите, что какой-то провинциальный белокурый херувим мог заинтересовать меня? – и вздёргивала бровь, насмешливо ожидая ответа.
Если же на этом вопрошающий не успокаивался и имел наглость поинтересоваться, при каких обстоятельствах Эмбер упала с башни, она отвечала:
– Ах, эти старые, старые поместья… Знаете, мы, Мэйнарды, владеем этими землями уже семьсот лет, и башня даже старше самого титула. Старые, скользкие камни… Не просто старые даже, а древние – вы ведь понимаете?
После Горелого бунта мало кто из бромлинской знати мог похвастаться исключительно чистой и длинной родословной. Да и действительно благородные по крови и происхождению особы никогда не стали бы опускаться до столь беспардонных расспросов, поэтому намёка на превосходство со стороны Эмбер хватало обычно, чтобы слишком болтливые прикусили язычки.
И всё это было прекрасно – балы, поклонники, новая жизнь и закалённый в горниле невзгод характер… Но Эмбер категорически расхотела выходить замуж. Как-то раз много позже она обронила в беседе со мною:
– В то время мне казалось, что каждый, кто сознаётся в серьёзных чувствах ко мне, чем-то похож на Джервиса. А тот, кто не сознаётся… Вы понимаете ведь, Виржиния?
Я понимала… А леди Милдред, видимо, в своё время понимала ещё лучше и видела дальше. Да, можно оступившуюся принцессу научить держаться как ледяная королева – воспитание и счастливое детство во всеобщем поклонении никуда не делись, достаточно освоить несколько новых приёмов – и новая маска готова. Пикировки с соперницами, влюблённые вздохи поклонников и свита из старых дев служили неплохой опорой. Но когда сезон закончится, новоявленной королеве придётся вернуться снова в своё поместье… К той самой башне, в тот самый сад.
А Эмбер тогда только-только исполнилось семнадцать. Молодость легко учится и не сомневается, вступая на новый путь, но и в отчаяние ныряет также без сомнений и с лёгкостью.