- Когда вы наконец объяснитесь с Мадлен?
Надо отдать ему должное, он сумел удержать ложку и чашку не опрокинул. Но воздух втянул всё-таки слишком резко... и в руки взял отнюдь не сахарницу.
- Не о чем говорить, - произнёс детектив беспечно. Ложечка звякнула о край чашки. - Потому что ничего особенного не произошло.
- Вы мой друг, Эллис, - укоризненно вздохнула я, глядя только на него. Перестук каблуков смягчился, потонул в звуках, наполняющих "Старое гнездо". - А Мадлен - моя подруга. Мне больно видеть разлад между вами... Я думала, что вы испытываете к ней некое чувство.
- "Некое чувство"! - вздёрнул брови Эллис. Он быстро посмотрел на меня, отвёл глаза, сделал большой глоток кофе - так, словно и хотел ответить откровенно, и в то же время опасался. - Хорошо сказано! Вот бы ещё понять, что это за чувство такое. Не понимаю, что на вас нашло сегодня, Виржиния. Вы прямо как дуэнья.
- Дуэнья или нет, а добиваться руки Мадлен вы будете у меня, - парировала я.
Ни раздражения, ни неприязни в голосе детектива не было - только неловкость, очевидное желание похоронить опасную тему. Понятное для холостого джентльмена, в общем-то... Он облизнул губы, точно слова жгли ему язык, снова глотнул кофе.
- Почему вы уверены, что я буду?
Взгляд у Эллиса потемнел. У меня по спине пробежал холодок - выложить ли карты, обратить ли всё в шутку? Осторожность и чувство такта говорили помедлить, отступить, давая время на размышление. Но то, как детектив смотрел, как он составил вопрос - словно бы в надежде на опасный ответ... Это решило дело.
- Потому что вы любите её.
Уголки губ у него дрогнули.
- Я ничего подобного не сказал.
- Нет, - согласилась я с лёгкостью. - Но вы вместо сахара положили в свой кофе ложку соли. И уже почти выпили его.
Эллис закашлялся.
А у Мэдди, оказывается, было идеальное чувство времени. Потому что именно в это мгновение она, замершая за спиной детектива, сделала последние шаги, отчётливо стукнув каблуками, и поставила на стол тарелку.
- Ваш десерт, леди Виржиния. Через четверть часа, как велено.
Мадлен улыбалась бессовестно и озорно, и рыжие локоны плясали вокруг её лица, когда она выпрямилась - ах, слишком порывисто для скромной девицы, но вполне подобающе для той, что явно хотела пуститься в пляс прямо здесь и сейчас.
Когда она вернулась на кухню, Эллис наклонился ко мне через столешницу и шепнул доверительно:
- Признайтесь, вы для неё это всё говорили? Точнее, заставили говорить меня?
На скулах у него цвели красноватые пятна, однако взгляд был ясным и удивительно светлым, точно исчез какой-то невидимый груз, который прежде давил на плечи.
- Ради вас, - честно ответила я. - Теперь у вас есть безупречное оправдание: из-за праздного любопытства одной леди вы оказались в затруднительном положении и можете отныне идти только вперёд. Туда, куда действительно хотите.
Эллис расхохотался, привлекая внимание, кажется, всей кофейни. Наверняка подчинённые маркиза сегодня же доложат ему об этом возмутительном происшествии. Возможно, будут и иные, не столь безобидные последствия... Однако сейчас мне казалось, что я поступила правильно.
Мэдди ни словом, ни взглядом не дала понять, что она догадалась о моих намерениях и о том, что признание Эллиса было не случайным. Однако атмосфера в кофейне изменилась, точно вдруг в конце января началась весна. Стало светлее, свежее и точно повеяло ароматом цветущего сада - тёмно-красные розы в капельках росы, эмильские лесные фиалки, горьковатый жасмин и ветер с моря. Я, конечно, почти сразу поняла, что дело в марсовийских духах - тех самых, в тяжёлом флаконе из тёмного стекла, которыми Мадлен соблазнилась в Никее, когда мы неспешно возвращались через материк после карнавала в городе-на-воде. Однако прежде она только любовалась переливами света в гранях стекла.
А теперь душа её просила цветов.
О цветах думала и я, когда разбирала утреннюю корреспонденцию тремя днями позже. Конверт, который утром доставили от леди Абигейл, благоухал шиповником в сиропе - сладко и немного по-деревенски, точно окна её кабинета выходили в запущенный сад за Дэлингриджем.
Стоило подумать об этом, и с губ сорвался вздох. Никогда не тяготилась сумрачными, сырыми зимами в Бромли, но, святые Небеса, как же хочется теперь солнца и тепла!
Впрочем, погрузиться в бездну тоски по летним денькам мне не позволила работа. Юджиния, которую я посылала за дополнительным письменным прибором, наконец вернулась.
- Леди Виржиния, что ещё прикажете сделать? - спросила она, с предвкушением взглянув на стопку корреспонденции и сразу скромно потупив взор. Секретарские обязанности, как ни странно, пришлись ей весьма по вкусу.
- Возьми те письма, - указала я на специальную шкатулку для "кофейной" корреспонденции. - Они уже вскрыты, я их проглядела. Это касается посещения "Старого гнезда". Распредели просителей по датам в записной книге; если в письме настаивают на каком-то определённом дне, то учитывай это, если пожеланий нет - вписывай туда, где свободно. И составь короткие ответы, как обычно, я потом подпишу.
- Будет сделано, леди Виржиния! - радостно отозвалась Юджи, присаживаясь за другой конец стола, где я отвела для неё место. - А если на конверте крест зелёными чернилами?
- О, едва не забыла. Этим отказать, но мягко, как в образце номер четыре. У тебя ведь с собой тетрадь с письмами?
- Да, миледи.
Некоторое время мы работали, ни слова не произнося; каждая была занята своим делом. Я просматривала очередной отчёт по ремонту замка - с каждым месяцем он поглощал всё больше средств, точно взрослеющий обжора-великан из сказки. Мистер Спенсер любезно отметил те пункты, по которым можно сэкономить, однако даже в таком виде результат меня не устраивал. Юджи корпела над письмами, старательно водя механическим пером по бумаге, и хмурилась всё больше.
"Что-то не так?" - хотела спросить я, однако девочка нарушила молчание первой:
- Леди Виржиния, а что делать с двенадцатым февраля?
Вопрос, признаться, сбил меня с толку.
- Полагаю, ничего особенного. А что такое случилось?
- Больше половины гостей именно этот день указывают, - вздохнула она. - Уже и вписывать некуда, если завсегдатаев посчитать. Кому-то придётся отказать.
- Очень странно, - задумалась я. - Обычно бывает наоборот: в такие хмурые дни посетителей становится совсем мало... Может быть, дело в том, что двенадцатого февраля у меня день рождения? Право, больше ничего в голову не идёт.
Выражение лица у Юджи стало радостным, затем растерянным.
- Ой... Это ведь хорошо, да, леди Виржиния? То есть день рождения - это хорошо.
- Ничего особенного, - повторила я, пожимая плечами. - В том году пришлось устроить большой званый вечер, но вовсе не потому, что таково было моё желание. Просто мне исполнялось двадцать лет, маркиз складывал с себя обязанности опекуна... Имелись и другие причины, разумеется. Но нынче я, пожалуй, воздержусь от пышных празднований. - Взгляд сам собой обратился к отчёту о ремонте, где жирным коричневым карандашом были выделены лишние, с точки зрения мистера Спенсера, пункты. - Оставлю подобные удовольствия леди Абигейл. Она, без сомнения, устроит очередное незабываемое торжество в мае.
- А вы? - робко поинтересовалась Юджиния и порозовела.
Я вспомнила лёгкий аромат духов Мэдди - и улыбнулась.
- Возможно, украшу кофейню живыми цветами. Мне этого будет достаточно, а если высшему свету покажется, что графиня Эверсан-Валтер проявляет небрежение - что ж, тем хуже высшему свету. Порой хочется сделать что-то лишь для себя, Юджи. Так я и поступлю, а воплотить в жизнь чьи-то чужие представления о том, что правильно и нужно, можно и потом. Наверное. Очень нескоро.
Девушка наклонила голову, пряча смешок, а затем отважилась спросить:
- А какие цветы у вас любимые, леди Виржиния?
Наверное, в другое время я ответила бы иначе. Но сейчас голова всё ещё слегка кружилась от воспоминаний о Никее, от духов Мэдди и её солнечной улыбки...
- Эмильские фиалки.
После этого короткого разговора вкус к цифрам у меня пропал. Я наскоро составила ответ мистеру Спенсеру и перешла к письму от леди Абигейл, предвкушая нечто интересное.
И не ошиблась.
"Вчера меня навестила леди Эрлтон, - писала она. - И у неё весьма хорошие новости! Миссис Прюн - помните, мы говорили о ней? Очень достойная женщина! - навестила миссис Шелли и договорилась о визите. Нас ожидают завтра, в четыре часа, но миссис Прюн попросила о небольшом одолжении. Не могли бы вы сперва прибыть в мой особняк, дорогая леди Виржиния, примерно к половине третьего? Миссис Прюн хотела бы рассказать что-то важное о миссис Шелли и настаивает на личной встрече..."
Сказать, что просьба миссис Прюн удивила меня - значит, сильно преуменьшить. Однако я не видела причин отказываться, и потому занялась подготовкой к визиту. Уже сейчас, перед отъездом в кофейню, следовало бы отправить маркизу Рокпорту записку с уведомлением, затем подумать о наряде. С одной стороны, платье должно быть достаточно простым, чтобы не смутить миссис Шелли разницей в положении, с другой - не слишком ярким или светлым, потому что в доме только что произошло несчастье... Но и о себе забывать не стоит - не хочу появляться в чём-то старомодном или слишком тёмном.
...Юджи тщательно выводила отказ для неблагонадёжного мистера Бенджи, молодого и весьма докучливого повесы, повторяя шёпотом: "Эмильские фиалки, эмильские фиалки..."
"О, и вот ещё, - подумала я, чувствуя, что снова улыбаюсь - невольно. - Капнет ли мне Мэдди на платок немного своих духов?"
Люди в волнительных обстоятельствах разделяются на две армии, что не выносят друг друга, подобно аксонцам в стародавней войне цветов.
Одни не могут спать, тревожатся, хмурятся, даже если грядущее событие - радостное, счастливое; каждый лишний час - мучительная отсрочка, сон к ним не идёт, голова становится тяжёлой, а мысли - неповоротливыми и мрачными. Выспавшийся человек в добром расположении духа для таких особ что колдун для невежд: верится в его существование с трудом, а если и существует он, то исключительно благодаря силам, противным Небу.