Черный маг нависал над самой головой. Улыбчивая помощница с факелом подошла ближе, в ее глазах читалось абсолютное безумие. Стеклянная задвижка уползла в сторону. К бензиновой вони прибавился запах дыма.
– Это и есть настоящее волшебство, – произнес маг, и динамики зашипели.
Через отверстие в крышке я плеснул бензином прямо в помощницу. Ботинок оказался не самой удачной катапультой, но горючка попала на факел и вспышкой огня ударила в лицо девушке. Она отпрянула, завизжала. В толпе кто-то закричал. Я резко выпрямился и с третьего удара снес разболтавшийся край верхней панели. До чудесного спасения оставались секунды. Уже вываливаясь в небольшой проем, я услышал крик Счастливой. По спине побежал огонь. Помощница успела бросить факел в нашу клетку. Я грохнулся наружу, скинул пальто и швырнул его в мага. Затушил всполохи на одежде, откашлялся. Перед глазами все плыло и плясало. Счастливая плавилась в прозрачной тюрьме, девчонку было не спасти. Помощница мага каталась по полу и вопила, пытаясь погасить слизывающий лицо огонь. Сам же маг стоял на коленях и дрожал, раскинув руки. С пальто на него переползал огонь. Я отыскал тару с бензином и окатил психа. Вспыхнув, точно спичка, он не произнес ни звука. Казалось, за складками материи и сморщенным рисунком паука пряталась улыбка.
Огонь жевал покрытые бензином плиты и распластанные на них тела, но зрители не разбегались. Они наблюдали.
– Самый лучший трюк, – раздалось из ниоткуда, – это трюк с двойным дном. С отвлекающей обманкой.
Маг поднялся, и только тут я разглядел всю картину. Огонь не уходил дальше пяти метров от фонаря – он упирался в прозрачные стены.
– Вы только что видели невероятное вызволение. Что ж, не могу не признать мастерство исполнителя. Но такой финал нам неинтересен.
Стены росли до самого потолка. Они были из того же материала, что и фонарь. Аквариум внутри аквариума, гребаная матрешка. От рук и туловища мага вверх тянулись тонкие тросы – тянулись туда, где поблескивали ряды разбрызгивателей.
– Этот человек оказался слишком любопытен. Он решил, что может противостоять мне. Поэтому он должен отправиться вслед за остальными глупцами. За теми, что возомнили себя кудесниками, не зная ничего о магии.
Подвешенной к потолку марионеткой больше не управляли. Она облезала, с нее сползали горелые лохмотья и лоскуты маски. Теперь я понимал, что мясная туша на тросах гораздо крупнее любого здоровяка. Изуродованное лицо с кляпом во рту не опознал бы никто, но по фигуре, часам, кускам дорогой одежды из-под бесформенной робы Борова вычислил бы любой обитатель «Платформы».
С потолка хлынула вода. Я принюхался. Нет, не вода…
За секунды все заволокло пламенем и черным дымом. Огонь стал живым. Он бросался на трупы и проглатывал их целиком, чудовищными фигурами вырастая до самой крыши. Толпа довольно гудела.
Последняя сигарета сломалась пополам, но расстраиваться было некогда. Я уперся в стену, пытаясь сохранить сознание и припомнить, как отсюда уходили помощники. За несколько секунд найти дверцу в этой дьявольской конструкции я не смог бы и в лучшем состоянии, но в такие моменты очень хочется верить в чудеса… С той стороны стекла на тросах спустился черный маг. Здоровяк в маске с паучьими лапами.
– Это мое лучшее шоу, – сказал он.
Прежде чем меня смело волной жара, я успел запихнуть в рот сигаретный огрызок и крутануть колесико любимой зажигалки. Всегда знал, что курение меня погубит.
Маньяк № 5Игорь КременцовЧайкины песни
Думаю, я одержим демонами. Они проникли в меня, когда я был ребенком.
Их было двое. Огромный, больше двух метров росту и весом далеко за сотню килограммов, мужчина и хрупкая старуха, сжатая в громадных, как бревна, руках.
Его звали Великан. Он себя так называл, однако придумала прозвище мать. Она хотела, чтобы смерть, предназначенная для него, ошиблась.
Это помогало.
Своего настоящего имени Великан не помнил.
Пряди, похожие на грязно-серую паутину, намотаны на огромную ладонь. У самых корней, в порах, прячущих луковицы, скрипит. Лопаются волосы.
Ей бы завопить о помощи, но пленница не издает и звука. Боится, что руки-бревна обнимут шею.
Хрусть-хрусть. Какая грусть.
Великан обнял бы ее, правда. Он знает: крик помогает выжить.
В большой голове звучат вопли, напоминающие крики чаек. Он называет их – чайкины песенки. Песни тех, кто помер.
Минуту назад старуха глядела испуганными птичьими глазами на Великана с лопатой. Запачканной землей лопатой, казавшейся в его руках не такой уж и большой…
Незачем было ей вынюхивать! Ведьма! Гигант глухо стонет от ненависти.
Машина завелась. Старуха озирается по сторонам стеклянными глазами в надежде, что кто-то увидит. Видит сама – на заднем сиденье.
Незачем было вынюхивать!
Лязгая на выбоинах, машина летит в темноту. Фары льют водопады света, на мгновение озаряя черные скелеты деревьев у дороги. Разбуженные вороны взлетают с ветвей, проклиная шумный гроб на колесах.
Нет, конечно же, машина – не гроб. В гробах Великан знает толк.
Лицо Великана блестит от пота. Он кусает губы, и капельки красной соли, мешаясь с солью прозрачной, катятся по подбородку.
Сотни морщин, выцветшие глаза, дряблая старческая плоть скрывают яд вины.
Хотя, конечно, старуха виновна не во всем. Изначально виноваты гены. Именно гены, хотя мать назвала бы это чудом. В справочниках такие чудеса объясняют особыми свойствами мозга и молекулами, из которых состоит ДНК.
На дороге что-то мелькает. Живое, черное. Возможно, еж или хорек.
Хрусть-хрусть. Какая грусть.
А началось все с того, что Великан родился со способностью временно умирать.
Летаргия. Крохотный электрический импульс в мозге, из тех, что вызывают эпилептический припадок. Импульс Великана был заряжен по-другому. От него засыпалось.
Возможно, большой человек – единственный, кто впал в летаргию, появляясь на свет. Об этом даже написали статью в медицинском журнале.
Две страницы, посвященные матери, доносившей дитя до тринадцати месяцев. Мертвое дитя. Мертвое, но отчего-то растущее. Мамуля обладала умением рожать великанов. Иначе как объяснить то, что ее лоно отпустило восьмикилограммовый плод без вмешательства скальпеля?
У нее было сверхъестественное чутье. Редкая женщина заберет ребенка после того, как узнала, что он родился мертвым.
Великан появился в пятницу, а в воскресенье услышал, как Господь шепнул на ушко: открой глаза и дыши. Нечто подобное Боженька шепнул дочери Иаира. «Встань и иди» прозвучит позже.
По словам матери, все три дня она молилась. А потом Маленький Огромный Человек открыл глаза и заплакал.
Мамуля не собиралась снова терять его, и поэтому появилось Имя, обманывающее смерть. Вместе с Именем возникла госпожа Сонливость.
Они незримо друг друга давят. Если Имя вводит смерть в заблуждение, то Сонливость, наоборот, толкает в холодные костлявые объятия.
Иногда мать называла Великана своим Иисусом (еще одна обманка для костлявой). В детстве Большой Ребенок узнал об Иисусе все, потому что набожнее матери не было никого в мире.
Спать, спать, спать… Все время хотелось провалиться в зыбкий, уютный омут. Самое главное правило поначалу – спать не больше четырех часов в сутки. Потом, когда Великану исполнится шесть, время снов сократится вдвое. Мамуля всегда контролировала, чтобы сон не затягивал, поэтому Большой Ребенок засыпал и просыпался по часам, с точностью до секунды.
Во сне люди умирают потому, что наступает момент, когда они путают сон со смертью. Так говорила мамочка.
Дети толстых и сонных не любят. Иногда, будто стайка птиц, в мозгу назойливо вертелись мысли, что вместо молитв неплохо бы научиться, как отбиваться от жестоких детей.
Бессонница и одиночество – самый ядовитый коктейль из тех, что изобрел человек, и детям не стоит его пробовать.
Мать верила, что Большой Мальчик необыкновенный, и в конечном счете оказалась права, не так ли?
Она не рассказала про болезнь. Великан узнал, что такое летаргия, лишь спустя много лет, но не был к этому готов.
Встань и иди.
Старуха пытается выбраться из машины на ходу и получает локтем. Удар приходится в затылок. Карга затихает.
Холод усиливается. По испарине на стеклах можно рисовать пальцами.
Незачем было вынюхивать!
Стиснув зубы, Великан оглядывается. На заднем сиденье спит кое-кто еще. Иногда старуха тоже поглядывает туда с таким видом, словно сейчас сходит под себя от страха.
От сонливости и чайкиных песен в голове мутнеют глаза. Дороги не разглядеть, машину уводит в сторону. Злоба и боль. Вместо асфальта перед глазами сияние мигалок и красно-белые ленты оцепления.
Чтобы успокоиться, достаточно замедлить ход и раз десять глубоко вдохнуть-выдохнуть. Кстати, отличный способ прогнать сонливость. Этого достаточно, чтобы вести автомобиль и вспоминать.
Полиция оцепила дом, чтобы забрать всех, кого он любил…
Кинопроектор памяти проецирует изображения из прошлого. Кино, похожее на сон, затягивает.
Мамули не стало через шестнадцать лет после рождения Великана. Это случилось днем, видимо из-за августовского зноя. Она лежала на кухонном полу, очерченная узором трещин на кафеле. Платье из серой бумазеи задралось, обнажив бледные бедра, перетянутые сеткой варикозных вен.
Жить или нет, решил микроскопический кровяной сгусток в коронарной артерии.
Кто был персональным Иисусом у мамочки? Нужно было сказать: «Девица, тебе говорю: встань!..» Но слова не прозвучали.
Было страшно и одновременно хорошо. Хотелось спать. И Большой Подросток позволил себе поспать больше часа. Впервые лет за семь.
Так ощущают себя при первом сексе, когда почему-то не встает. У него не получилось. И не скоро получится.