54
Я отвечаю Эйдену на его сообщение, что у меня болит голова и я перезвоню позже. Это тактика затягивания, я злюсь на себя за то, что не могу просто подыграть ему. Я знаю, что должна, но мне нужен покой. Меня раздражают Джоди и Вики. Меня раздражает Эйден. Они все чертовски во мне нуждаются. Мне не нравится, что я мысленно ругаюсь. Это похоже на кратковременную потерю контроля.
Я должна владеть ситуацией. Не допустить ошибок. Я педантичная, и всегда такой была. Я стратег. Это подтвердил даже тот глупый, но, надо признать, полезный дневник. Люди так часто стараются показать себяс лучшей стороны, когда врут. Но это никогда не должно быть целью. Цель в том, чтобы отвлечь от правды. То, как ты выглядишь, не имеет значения. Важно только, чтобы твои слова звучали правдоподобно.
Я все время знала, что Беннет попросит у меня дневник, – доктор Харви должна была рассказать ей о нем, а если бы она этого не сделала, я бы сама упомянула о дневнике в нашем разговоре и сделала бы то, что и сделала, – заявила бы, что не хочу его отдавать, но все равно отдала бы. Вуаля.
В дневнике, который забрала инспектор Беннет, много правдивого. Мои мысли о семье, сексе и о том, что мне страшно засыпать, – все это правда. Как и разговоры, которые я записала. Врать легко, когда ты создал ситуацию и знаешь, с чего начать, но все равно лучшая ложь – это полуправда.
Я слышу, что мама зовет меня обедать, и ее голос напоминает мне о том, что идеальных людей никто не любит. Они либо слишком напряженные, как моя мама, либо слишком милые. У милых девочек нет друзей. Взять хотя бы Ханну. Я стараюсь о ней не думать. Она не была частью плана. Она сама влезла в мой план. Справедливости ради следует сказать, что осветитель был импровизацией. Все остальное я организовала очень тщательно, но возможность использовать осветитель возникла сама собой, и я не устояла.
И вот теперь есть обвинение в убийстве. Бедная Хейли! Бедная Дженни! Этого не должно было произойти. Я на них злилась, но я просто хотела преподать им урок. Сделать так, чтобы они при всех опозорились, возможно, чтобы их исключили из школы. Заставили их пару лет походить на консультации психолога из-за того, что, когда они меня запугивали, ситуация вышла из-под контроля. Я не должна была умереть. Это сразу бы сделало ситуацию очень серьезной, но я могла это контролировать. Моя вина.
А Ханна ситуацию изменила. И это меня тоже раздражает, но теперь я уже ничего не могу с этим поделать, и, возможно, так даже лучше. Сомневаюсь, что мы с Хейли и Дженни смогли бы снова стать подругами, после того как – приятная мысль! – я преподала им урок, который они запомнят на всю жизнь. В любом случае они сами виноваты. Если бы они не планировали бросить меня, будто я ничтожество типа Ханны Альдертон, а не та, кто их сделал, то мне бы не пришлось все это устраивать. Они хотели меня унизить. Все хотят со мной дружить. Все. И они всегда хотели. Как они посмели думать, что стали выше этого? Они все это начали, решив, что я им больше не нужна. А Ханна – что ж, я не заставляла ее становиться под этот осветитель. И все равно она бы никогда не стала чем-то большим, чем свеча, которая ждет, чтобы ее погасили. Никогда не видела смысла в существовании таких людей, как Ханна.
Бекка. Интересно, что происходит в ее маленькой, безумно ревнивой головке? Бекка – причина моего странного настроения, я знаю это. Я просто хотела вернуться к нормальной жизни, но тут появляется Бекс со своими воспоминаниями о зеленом платье, а потом, сегодня днем, она подходит ко мне, когда мы уходили из школы, и спрашивает, когда я снова перекрашу волосы в каштановый.
Тебе ведь уже не нужно быть блондинкой, не так ли?
Вот что она сказала. В ее взгляде был вызов, я уверена. Она ожидала, что я бурно отреагирую на это? Чем-то выдам себя? Если так, то она такая же глупая, как и ее воняющий табаком убогий бывший.
Или в этом было что-то еще? Она пыталась что-то мне этим сказать? Но что? И что вообще она знает? Это как в ситуации с зеленым платьем – даже если в этот раз результат более впечатляющий. Тогда я тоже подставила Хейли, чтобы обвинили ее. Бекка это помнит. Но даже если у нее есть какие-то подозрения, она ничего не сможет доказать. Или сможет? Не могу понять, каковы ее намерения и беспокоит меня это или забавляет. Она не может мне навредить. Не сейчас. Все уже сделано. Игра окончена. А она до сих пор ведет себя так, как я и предполагала. Сцена ревности получилась идеальной, в нужном месте и в нужный момент. Никто не поверит ни единому ее слову, даже если она действительно что-то знает. Ее реакция была такой предсказуемой!
Все такие предсказуемые!
Мама снова зовет меня.
– Уже иду! – кричу ей в ответ.
Теперь она как мышка. Я все время вижу в ее глазах беспокойство и удивляюсь тому, что она меня родила, вырастила, но до сих пор не знает, какая я на самом деле.
Но, кажется, у нее все-таки есть причина волноваться. Фактически тринадцать минут я была мертва и, учитывая, как тщательно я все спланировала, это было неожиданностью.
Тринадцать минут. Может, я из-за этого везде вижу число тринадцать. Напоминание о том, как близок был конец. О том, что меня саму чуть не провели. Но это не моя вина. Думаю, это лишь доказывает, что иногда, даже если план тщательно продуман, все идет не так, как в драме «О мышах и людях» [17]…
Я все еще злюсь, когда вспоминаю о тех лишних пяти минутах, которые провела в воде. Если бы это сошло мне с рук, думаю, я убила бы эту собаку. Я помню того классного хомяка, когда училась в первом классе. Того, который до крови укусил меня за палец. Того, который так нравился Ханне Альдертон. Вспоминаю, как я сломала ему шею, несмотря на то, что он визжал и извивался у меня в руках. Я бы хотела сделать то же самое и с этой собакой. И сделаю как-нибудь потом, когда все об этом забудут.
А все мое тщательное планирование. Эти пробежки по лесу и парку ранним утром, чтобы посмотреть, кто регулярно бегает, кто гуляет с собаками, или идет на работу, или просто страдает бессонницей. Я все это рассчитала с точностью до минуты, и Джейми Мак-Махон со своей шавкой тоже были точны как часы. Я наблюдала за ними из-за деревьев с другого берега реки, видела, где собака любит повынюхивать что-то у берега. Мак-Махон периодически разговаривал по телефону – это было идеально. Мне нужен был рабочий телефон. Каждый день я видела его с собакой в одно и то же время. Кроме того дня. Моего дня. Того дня, когда они были мне так нужны. В тот день пес спрятал свой ошейник. Когда мы с мамой пришла к нему, чтобы выразить свою благодарность, мне пришлось гладить этого пса, хотя хотелось свернуть его лохматую шею.
Тем не менее, даже если из-за этого ставки Хейли и Дженни резко возросли, я же не умерла насовсем, и это оказалось намного эффективнее, чем просто притвориться, что потеряла сознание. Никто не сомневался в том, что я потеряла память. Я все еще придерживалась своего плана. Даже когда доктор Харви предложила сеанс гипноза, я знала, что ей ответить. Слишком похоже на погружение в воду.
Я очень горжусь тем, что так спокойно все это проделала, даже если мне особенно нечем гордиться по сравнению с другими людьми. Иногда я чувствую удовлетворение, но это другое. Я действительно чуть не умерла, но, очнувшись, сделала так, чтобы все шло по плану, так что вполне можно позволить себе немного погордиться. Я все действительно здорово спланировала, хотя и произошел этот странный сбой.
Большой вопрос, стоит ли что-то делать с Беккой. Что-то напоследок. После того что случилось с Ханной, эта мысль не кажется мне такой уж радикальной. В конце концов, назвался груздем – полезай в кузов. Но я отказываюсь от этой затеи. По крайней мере пока. Я выставила ее ненормальной. Никто не воспринимает ее всерьез. И я все еще сомневаюсь насчет ее намерений – может, она вообще ни о чем не догадывается. И, честно говоря, мне очень нравится ее периодическая непредсказуемость.
Я иду в ванную и закапываю глаза, прежде чем отправиться ужинать. Капли не снимают жжение от усталости. Мне нужно перестать бояться спать. Мне нужно перестать бояться чего-то, что ждет меня в темноте. Страх никогда не входил в мои планы. Страх – это не для меня.
55
На этот раз Бекка вышла из дома еще до того, как ее мама проснулась. Было только семь утра, но она уже несколько часов не спала, ходила по комнате и думала. Она отправила Эйдену сообщение около двух часов ночи – Будь осторожен, – но ответа не получила. Он мог рассказать об этом Таше, и ее бы вполне устроило, если бы он так и сделал. Дело уже было не в Эйдене, и она обнаружила, что ее злость и обида растаяли. Ей просто было его немного жаль. Его использовали, так же как и ее.
Перед школой ей нужно было успеть сделать две вещи. Она не сомневалась, что это будет сложно, но она должна была это сделать, если хотела понять, как все было с теми двумя телефонами.
– Чего тебе надо?
Мама Хейли уже не спала, но выглядела как восставшая из мертвых.
– Кто там? – спросил папа Хейли. Его крупная фигура замаячила на заднем плане, а потом он подошел ближе. – А, это ты.
Сердце Бекки колотилось как бешеное, а лицо пылало, но она заставила себя заговорить:
– Извините, мне просто нужно кое-что у вас спросить. Это важно. Это может помочь Хейли.
– Ты уже и так ей здорово помогла. – В его голосе было только презрение, он даже не мог ее ненавидеть.
Она, должно быть, выглядела жалкой. Ручная собачка Наташи, которая помогла посадить их дочь в тюрьму. И они были правы.
– Наташа к вам хоть раз приходила? – продолжила она, пытаясь не позволить им захлопнуть дверь перед ее носом до того, как она получит ответ на свой вопрос. – После того, как ее нашли в реке. Одна?
Они какое-то время молча на нее смотрели, а потом мама Хейли, вздохнув, произнесла: