Глава 27
Мне стало очень грустно. Маленькая наивная Лисочка, любимая, балованная мамой девочка, оказавшись в приюте, наверное, заболела от тоски. В детском доме, даже самом хорошем, ребенку не хватает тепла, ласки, сладостей, в конце концов, простых, копеечных карамелек и ирисок, которые можно есть, не считая. Неужели Петр Фадеевич был настолько жесток к девочке? У него же имелся собственный сын! Как правило, мужчины с детьми более мягкосердечны, чем те, у кого их нет.
Я продолжал читать письма. Лисочка прислала их штук тридцать. Потом, наверное, поняла, что у «папы Пети» каменное сердце, и оставила надежду вернуться в семью Кузьминских. Собственно говоря, тут все письма были от девочки, кроме двух: послания от директрисы и еще одной записки.
«Уважаемый Петр Фадеевич,
понимаю ваш страх, но при условии определенной воспитательной методики и неких, очень слабых успокоительных возможно стойкое улучшение. Личностные качества вполне поддаются корректировке. К сожалению, я не являюсь специалистом в области детской психологии, могу посоветовать обратиться к Бекасову Артему Ивановичу, его адрес прилагаю. Пусть вас не смущает молодость психолога, он очень талантливый человек, его ждет яркое будущее.
Я сложил письма в пакет, поколебался пару минут, затем сунул в свой портфель. Дам завтра почитать Норе, потом верну их на место. Странно, что такой жестокий человек, как Петр Фадеевич, не выбросил письма. Отчего он их хранил?
Утром я встал около десяти и пошел на кухню. Лариса Викторовна топталась у плиты. Увидав меня, она бросила нож, которым резала хлеб, и заголосила:
– Что делать теперь, а?
– Вы о чем? – делано спокойно спросил я.
– Так Сергей Петрович в больнице, – причитала экономка, – а что с похоронами будет? Анну-то упокоить надо! Кларочка, бедная, на тень похожа! Лежит у Беллочки в мансарде.
– У Анны есть муж, – тихо сказал я, – Валерий. Наверное, он уже занялся похоронами.
Лариса всплеснула руками.
– Ой, не знаю! Он утром, как всегда, молчком влез в машину и отбыл, ничего не сказал, ни словечка!
– Значит, сам займется похоронами. – Я попытался успокоить напуганную экономку.
Лариса раскрыла было рот, но тут в кухню вошел садовник.
– С ума сошел, – наскочила она на него, – здесь еду готовят, а он в грязной обуви приперся!
– Так пуговицы отдать, – объяснил мужик, – все погорело, а они остались!
С этими словами он протянул к ней грязную руку и разжал кулак. На широкой ладони лежала куча кругляшков черного цвета.
– Если помыть, – гудел садовник, – вполне еще сгодятся.
– Ступай отсюда, – Лариса замахнулась на него посудным полотенцем, – выкинь дрянь от греха подальше.
– Хорошие же пуговки!
– Давай сюда, – обозлилась экономка, – высыпь на мойку и убирайся с глаз долой!
Садовник, сопя, ссыпал на нержавейку содержимое ладони и, качая головой, исчез.
Лариса Викторовна в сердцах воскликнула:
– Видали дурака?
– Что он сделал не так? – поинтересовался я.
– За каким лешим пуговицы эти приволок! – злилась экономка. – Иван Павлович, сделайте одолжение, вон совочек висит, заметите их на него и в ведро бросьте. Ну не могу я сама это сделать, прямо передергивает.
Я недоуменно глянул на темную кучку.
– Это пуговицы?
– Да.
– Похоже, они обгорели.
– Конечно, – кивнула Лариса, – только такому идиоту, как наш садовник, могла прийти в голову идея отмывать эту гадость! Ясное дело, если платье сожгли, так и пуговицы испорчены.
– Какое платье сожгли? – насторожился я.
– Глафирино, – понизив голос, сообщила экономка, – Сергей Петрович из больницы позвонил и велел: «Ступай в чулан, возьми серое платье и сожги. Уж не знаю, кто в нем по дому ходит, если призрак, то небось постесняется голым бегать».
Выслушав мой рассказ, Нора пришла в возбуждение.
– Вот! Это он! Точно! Почувствовал, что зарвался, и решил уничтожить улику. Но мы тоже не лыком шиты. Ваня, разыщи этого психолога Артема Ивановича, адрес в письме есть. Надо поговорить с ним, с врачом люди бывают откровенны. Если точно убедимся, что именно Сережа убил Варвару, тогда, считай, дело раскрыто!
Я с тоской посмотрел на хозяйку. Порой ее заносит невесть куда. Да этот Артем Иванович небось давно покойник. Хотя вроде в письме говорится, что психолог совсем молодой.
– Езжай к нему, – велела Нора, – немедленно.
Я вышел на улицу и глянул на часы: ровно два. Ну предположим, что Артем Иванович жив, представим, что он не менял местожительства. Кстати, последнее весьма вероятно. Вот Николетта, например, почти пятьдесят лет мирно существует в одной квартире. Улица Пратова находится в центре, это не новостройка. Я обязательно поеду туда, но не сейчас, а вечером, после семи, когда гарантированно застану кого-нибудь дома. Сейчас схожу в милицию, решил я, отдам документы на паспорт.
Вы уже понимаете, что перед дверью с табличкой «Паспортный отдел» вновь толпился народ. Я втиснулся в свободное пространство у окна и вытащил из барсетки томик Макбейна.
Время ползло черепашьим шагом, у меня от духоты заболела голова. Окно и даже форточка тут не открывались, кондиционеров не было и в помине, да еще около меня пристроилась толстуха в цветастом сарафане, от которой одуряюще несло потом. Наконец я вновь оказался перед Степаном Аркадьевичем.
Вяло пошуршав документами, он вздохнул:
– Который раз приходите! Ну нельзя же таким-то безголовым быть.
– Опять чего-то не хватает? – испугался я.
– А то! Где военный билет?
– Вы мне ничего не говорили о нем!
– Снова здорово, – хрюкнул Степан Аркадьевич, – только не надо из меня идиота делать! Несите билет!
– И это будет все?
Начальник кивнул. Я выпал в коридор и трясущимися руками начал запихивать бумажки в папку.
– Отказал вам? – с сочувствием спросила потная толстуха.
Стараясь не дышать глубоко, я ответил:
– Да.
– Эхма, – вздохнула баба, – я тоже который раз хожу, все бедность беспросветная, правительство виновато, лишило нас денег.
– При чем тут деньги, – пожал я плечами, – паспорт копейки стоит.
– Зато ходить за ним год будешь, – словоохотливо поддержала беседу толстуха, – сначала намаешься бумажки собирать, потом опухнешь ждать, пока выпишут. То у них все больны, то бланки кончились, то еще какой геморрой. А вон, видишь, черненькая бабенка выходит из кабинета Степана?
– Да.
– И паспорт в руке.
– Повезло ей, все позади.
Толстуха засмеялась:
– Она тут, у окна, стояла, все бумажками шуршала. У меня документы забрали, и вот уже пятый раз за готовым прихожу, а этой сразу дали. Почему?
– Ну, не знаю.
– А! То-то и оно! Денег сунула!
– Взятку! – прозрел я.
– Точно.
– И сколько?
– Да говорят, новый паспорт сто баксов стоит, где их взять?
Я пошел к выходу. Ладно, предприму еще одну попытку честным путем получить документ, но, если и в следующий приход увижу, что Степан Аркадьевич не торопится мне его выдать, заплачу взятку. Ей-богу, собственное здоровье дороже. Больше не могу простаивать в этой очереди.
В доме, где предположительно проживал Бекасов, не работал лифт. Я принялся преодолевать огромные лестничные пролеты. Здание старое, если не сказать старинное, девятая квартира на третьем этаже, но высота потолков в помещениях небось под пять метров. Третий этаж тут соответствует седьмому в блочной новостройке.
Я с трудом взобрался вверх и позвонил. Дверь распахнула совершенно бесплотная девочка лет семи.
– Вам кого? – пропела она чистым голоском.
Я улыбнулся:
– Скажи, ангел, Артем Иванович…
Девчонка не стала дослушивать фразу, она повернулась ко мне спиной и заорала:
– Деда, к тебе аспирант пришел.
В конце длинного широкого коридора распахнулась дверь, и густой бас прогудел:
– Входите, милейший Андрюша, что-то случилось? Вроде мы на завтра договаривались.
Потом в коридоре возникла высокая, подтянутая фигура. Артем Иванович быстрым шагом приблизился. Я изумился: он выглядел лет на сорок.
– Вы ко мне? – удивленно воскликнул он.
Я кивнул.
– Проходите в кабинет, – велел Артем Иванович.
В просторной комнате были плотно задернуты шторы и горела многоламповая люстра. Ее яркий свет заливал книжные полки, забитые томами, стол, на котором громоздились папки и журналы с закладками, кипы газет, стопки рукописей.
Артем Иванович опустился в глубокое кресло и сделал приглашающий жест рукой.
– Прошу вас, любезнейший, что за дело привело вас ко мне? Впрочем, кажется, я догадываюсь. Хотите устроиться соискателем на мою кафедру? Кто вас прислал?
Его лицо было ярко освещено, и я понял, что Бекасову хорошо за шестьдесят. Обманчивое впечатление молодости создают худощавая фигура, быстрые движения и копна темных волос без всякой седины.
– Так вы откуда, милейший? – улыбнулся Артем Иванович. – Не конфузьтесь так, право слово, я не кусаюсь! Всего лишь мирный академик, а не каннибал. Так кто вас прислал?
– Профессор Талызин, – ляпнул я.
Густые брови профессора поехали вверх.
– Кто? – изумленно переспросил он.
– Талызин С.И., – чувствуя себя полным идиотом, ответил я.
– Савелий Иосифович Талызин?! Но этого просто не может быть.
– Почему же?
– Савелий Иосифович скончался… дай бог памяти, кажется, в тысяча девятьсот шестидесятом году. Вы, очевидно, в то время еще были в пеленках, если, впрочем, вообще родились!
– Меня к вам привело это письмо, – ответил я, протягивая бумагу.
Артем Иванович повертел послание.
– Извините, голубчик, ну ничего не понимаю!
– Я – частный детектив.
– Кто? Наемный сыщик? Вроде Эркюля Пуаро? – весело заблестел глазами академик. – Люблю криминальный жанр с молодости. У меня вон в том шкафу одно из лучших в столице собраний полицейских романов. Привозил из всех стран, где бывал. Но сделайте милость, объясните, как к вам попало это письмо.