Я глубоко вздохнул и стал излагать суть дела.
Артем Иванович оказался идеальным слушателем, он ни разу не перебил меня, только изредка кивал головой и кхекал. Когда я иссяк, академик переспросил:
– Значит, я консультировал Кузьминского в пятидесятых годах?
Я кивнул. Ванда Львовна уволилась именно в это время.
Академик встал, подошел к одному из шкафов, распахнул дверцы из темного дерева, передо мной возникли плотные ряды папок.
– Кузьминский, Кузьминский, – бормотал ученый, оглядывая полки, – вот, кажется, нашел!
С видимым усилием он вытащил картонный переплет, сдул с него пыль, положил на стол, раскрыл и воскликнул:
– Конечно! Как я мог забыть! Это же Сережа, сын Петра Фадеевича.
– Точно, – подскочил я, – именно о нем и речь!
– И что вас интересует?
– Почему Петр Фадеевич обратился к вам?
– Ну, батенька, – пробасил Бекасов, – есть такое понятие, как врачебная тайна. Я хоть и не доктор, просто психолог, но тоже не имею права рассказывать о пациентах.
– Речь идет о преступлении, – напомнил я. – Хорошо, тогда я сам скажу. Петр Фадеевич подозревал сына в убийстве своей второй жены Варвары? Спрашивал совета, как поступить с мальчиком?
– Похоже, вы и так все знаете, – пробормотал академик. – Давно дело было, тогда я только начинал практиковать, а Савелий Иосифович, царствие ему небесное, постоянно кого-то присылал. Люди в те времена у нас были темные, при слове «психолог» пугались, массово путали меня с психиатром. Впрочем, и сейчас кое-кто такого же мнения.
Но Петр Фадеевич был другим. Он появился в кабинете Артема Ивановича и спокойно изложил свою далеко не простую семейную историю.
– Жена моя, больная шизофренией, покончила с собой. Возможно ли, что сын повторит ее судьбу? Каким образом можно повлиять на поведение мальчика? – спросил он.
Артем Иванович сразу заподозрил, что отец рассказывает не всю правду, и попросил привести на прием Сережу. Поговорив с подростком, Артем Иванович сказал отцу:
– Мальчику очень хорошо бы пройти с десяток психотерапевтических сеансов.
– Он станет более управляемым и адекватным? – поинтересовался отец.
– Безусловно, – пообещал Бекасов, – ребенка грызет какая-то проблема, нужно помочь ему справиться с ней.
Петр Фадеевич кивнул, Сережа начал ходить к психологу. Это только кажется, что психотерапевтические процедуры простая, легкая болтовня. Специалисту, занимающемуся вашими проблемами, требуется докопаться до их первопричин, порыться в ваших мозгах и вытащить на свет глубоко закопанные внутри подсознания, залитые цементом времени и забытые тайны, о которых совершенно не хочется вспоминать.
– Он не выдержал на восьмом сеансе, – грустно сказал Артем Иванович, – зарыдал и…
Профессор замолчал и начал перекладывать на столе папки.
– Признался?
Артем Иванович кивнул:
– Да. Сначала долго рыдал, потом успокоился и рассказал, что всеми фибрами души ненавидел мачеху и ее дочь. Якобы женщина баловала свою дочку, а его постоянно притесняла, наказывала. Честно говоря, это не походило на правду. Но Сергей – явно выраженный эпилептоидный тип. Подобные люди склонны сильно преувеличивать свои обиды. У всех эпилептоидов фантастическая память. В научной литературе описаны случаи, когда такие люди через двадцать лет встречались со своими «обидчиками» и убивали их. В чистом виде эпилептоиды редкость, впрочем, как и истероиды. Как правило, мы можем говорить только о какой-то доминанте поведения. Так вот, Сережа Кузьминский был редчайшим, ярким представителем аптекарски чистого эпилептоида, да еще с тяжелой наследственностью. Сами понимаете, какая это гремучая смесь…
Он рассказал мне, как пугал Варвару, как радовался, когда понял, что отец считает ее сумасшедшей, как подсовывал ей в чай лекарства, чтобы несчастная получала двойную дозу медикаментов… Ну а потом…
Глава 28
– Просто взял ножницы со стола отца… – прошептал я.
– Такого он не говорил, – осекся Артем Иванович, – и я не скажу. Он клялся мне, что не хотел убивать, вышло все само собой, случайно. А затем начал было пугать Лисочку. Но тут у отца зародились какие-то подозрения, он отправил девочку в детский дом, а Сергея привел ко мне. Очень тяжелый случай. Но мы добились стойких положительных результатов. Сергей адекватно оценил свой поступок и сделал правильные выводы.
– И вы не обратились в милицию? – изумился я.
– Многоуважаемый Иван Павлович, – покачал головой Бекасов, – когда человек приходит ко мне, он вправе надеяться на сохранение тайны. Я бы и с вами не стал беседовать, но той истории уже много лет. Петр Фадеевич давно скончался, мы беседуем об умерших людях.
«Однако Сергей Петрович жив и вполне дееспособен», – чуть было не ляпнул я, но удержался от опрометчивого заявления. В моих интересах, чтобы Бекасов рассказал все, что знает о Кузьминском.
– И больше вы не встречались с Сережей?
Артем Иванович покачал головой:
– Нет, хотя у меня имеются пациенты, которые приходят не один десяток лет, я служу им «костылем» по жизни, но Сережа оказался не из таких. Знаете, любой человек, обратившийся к грамотному психотерапевту, во-первых, сильно меняется в процессе работы, а во-вторых, проходит несколько стадий в отношении к тому, кто проводит сеансы. Сначала появляется легкое недоверие, потом нежелание откровенничать, затем просто ненависть к специалисту, который без отмычки залез в душу. Некоторые мои пациенты рыдают на пороге, я их втаскиваю в кабинет за шкирку. Кое-кто категорически отказывается продолжать сеансы. Но если вы преодолели этот этап, то следующий – всепоглощающая любовь к психотерапевту, вы начинаете его просто обожать, считать своим учителем, восхищаетесь им, рассказываете ему все. Между специалистом и пациентом возникает прочная связь, один чувствует другого на ментальном уровне, и тут появляется новая опасность: образуется стойкая, почти наркотическая зависимость пациента от психолога. Наступает момент, когда с самым пустяковым вопросом он спешит на прием. Грамотный психотерапевт умеет обрубить «канат», психолог не должен решать проблемы за своего клиента, он обязан научить его самого справляться с ними. Но все равно кое-кто ходит потом годами. В основном, как ни странно, мужчины. У женщин имеются подружки, которым они без стеснения выкладывают наболевшее, у лиц противоположного пола нет, как правило, «жилетки», да и воспитание не позволяет казаться слабым.
– Значит, Сергея вы более не видели, – подытожил я.
Артем Иванович кивнул:
– Как пациента – нет. Ни его, ни Петра Фадеевича, хотя была пара эпизодов…
– Какие?
Артем Иванович улыбнулся.
– Прошла пара лет после наших встреч, год не назову, пятьдесят девятый, шестидесятый… Где-то так. Представьте себе картину: врывается сюда баба, из самых простых.
Артем Иванович слегка удивился. По виду визитерша совсем не походила на тех дам, которые посещают психотерапевта.
– Вы ко мне? – осведомился он.
– К тебе, – бесцеремонно ответила бабища и плюхнулась в кресло.
– Чем могу служить? – вежливо спросил Артем Иванович – его вообще-то трудно вывести из себя.
– Девки у меня с ума сошли, – завела она, – разума лишились, справиться с ними не могу!
Выпалив эту фразу, она уставилась на Бекасова. Он подавил легкий вздох: вероятнее всего, его опять перепутали с психиатром. Но Артем Иванович ничего не успел сказать, потому что тетка неожиданно заявила:
– Теперь скажи, сколько тебе заплатить надо, чтобы правду рассказал?
– Вы о чем? – изумился Бекасов.
– Так о Кузьминском. Он псих или нет? Неохота дочь за него отдавать, – зачастила бабища.
Через пять минут Артем Иванович разобрался в ситуации. «Клиентку» звали Степанида, жила она на одной лестничной клетке с Кузьминскими, работала у них прислугой. У Степаниды имелись две дочери, Маргарита и Анна. Обеим нравился Сережа.
– И не против бы была, – откровенничала Степанида, – обеспеченный он, при квартире, еще дача у них, дом – полная чаша. Только я ведь толкусь в семье и все знаю. Мать у Сережи сумасшедшая, Петр Фадеевич тоже странный, а ну как дети народятся больные?
– А от меня вы чего хотите? – насторожился Артем Иванович.
– Так я знаю, что Сергей у тебя лечился, вот и скажи, совсем он сумасшедший или нет? Может, мне девок к бабке в деревню отправить? Совсем разума лишились, боюсь, переругаются из-за парня!
Бекасов, естественно, ничего о Кузьминском рассказывать не стал, он только спросил:
– Сколько лет вашим дочерям?
– Ритке пятнадцать, а Аньке тринадцать. Анька, ладно, и впрямь мала еще, а Ритка… Ты бы на нее поглядел, на все восемнадцать тянет: грудь во, жопа колесом. Я их тут в комнате застала, обжимались вовсю! По бумаге ребенок, а в глазах черти скачут!
Целый час Артем Иванович провел со Степанидой, пока наконец сумел избавиться от назойливой тетки, с крестьянской прямотой вопрошавшей: «Так что? Сумасшедший он или как?»
Доктор с трудом от нее отделался, но история имела продолжение.
В начале шестидесятых Артем Иванович отправился летом в Сочи, на теплое море. В первый же день, выйдя на пляж, он наткнулся на… Сергея Кузьминского. Бывший пациент, возмужавший, сидел на лежаке. Артем Иванович сразу узнал парня, а тот его нет. Впрочем, Сергей его даже не заметил. Он целиком и полностью был поглощен тоненькой девушкой, лежавшей на полотенце. Спустя некоторое время по обрывкам разговоров Бекасов сообразил, что Кузьминский несколько дней назад женился и сейчас проводит в Сочи медовый месяц.
Решив не конфузить бывшего пациента, Артем Иванович хотел уже сменить место, но тут с огромным удивлением увидел Степаниду, подошедшую к парочке.
– Мама, постереги вещи, – попросила девушка, – мы купаться пойдем.
– Долго в воде не сидите, – буркнула бабища.
– Я сам за женой прослежу, – довольно зло отозвался Сережа.
– Сами с усами, – хрюкнула Степанида, – ишь какой! Для дочери мать главнее! Ей меня слушаться надо.