Мимо нас проезжает машина, и мы оба наблюдаем, как она скрывается за поворотом. Проходит еще одна минута, прежде чем Тони начинает говорить.
– Ничего, – отвечает он. – И это правда.
Впервые после того, как мы общались в кафе «У Рози», Тони смотрит мне прямо в глаза. И я вижу, что он плачет.
– Дослушай эту запись, – просит он. – И я тебе все объясню.
Я молчу.
– Закончи с ней. Ты уже близок к финалу.
Так что ты о нем сейчас думаешь, Джастин? Ты его ненавидишь? После того как он ее изнасиловал, он по-прежнему твой друг? Да, но почему?
Ты знал, что он всегда был соблазнителем, что он пользовался девушками, а потом выкидывал их, как изношенное белье. Но для тебя он всегда был другом. И чем больше ты с ним тусовался, тем больше он казался тебе похожим на того парня, которого ты всегда знал, так? А если он такой же, как раньше, то он не мог сделать ничего плохого.
Отлично! Замечательные новости, Джастин! Потому что если он не делал ничего плохого и ты не делал ничего дурного, тогда и я тоже ничего не сделала.
Ты понятия не имеешь, как бы мне хотелось, чтобы я не имела отношения к тому, что жизнь этой девушки разрушена. Но это не так.
Мы приняли в этом участие. Хотя, ты прав, ты ее не насиловал. И я тоже. Это сделал он. Но ты… и я… мы позволили этому случиться.
Это наша вина.
– Вот и все, – говорю я. – Теперь-то расскажешь, что случилось?
Достаю из кармана шестую кассету и заменяю ею ту, что стоит в плеере.
Кассета 6. Сторона А
Тони вытаскивает ключи из зажигания. Ему нужно что-то теребить, пока он говорит.
– Все то время, что мы ехали и просто сидели в машине, даже когда тебя тошнило, я пытался придумать, как тебе рассказать, – начинает он.
– Ты заметил, что я не испачкал твою машину.
– Угу, – улыбается он, глядя на ключи. – Спасибо. Я это ценю.
Закрываю дверь машины, кажется, мне стало лучше.
– Она пришла ко мне, – говорит Тони. – Это был мой шанс.
– Для чего?
– Клэй, ты же знаешь, из-за чего мы здесь.
– У меня тоже был шанс. – Снимаю наушники. – На вечеринке. В то время как мы целовались, у нее началась истерика, а я и не догадывался, в чем причина. Я мог бы что-нибудь для нее сделать.
В машине темно и тихо. Окна закрыты, а окружающий мир, похоже, замер.
– Мы все виноваты, – говорит он. – По крайней мере, отчасти.
– Итак, она пришла к тебе…
– С велосипедом. С тем самым, на котором ездила в школу.
– С голубым, – вспоминаю я. – Дай-ка я догадаюсь – ты опять копался в машине?
– Кто бы мог подумать, – смеется он. – Но она никогда раньше ко мне не заходила, поэтому я был несколько удивлен. Но мы вроде немного общались в школе, поэтому я не придал этому особого значения. Что было странно, так это причина, по которой она зашла.
– Почему?
– Она хотела отдать мне свой велосипед. – Я не вижу выражения его лица, так как он отвернулся, но слышу, как глубоко и тяжело он дышит. Его слова повисли в воздухе. – Она хотела, чтобы он остался у меня. Ей он был больше не нужен. Когда я спросил почему, она просто пожала плечами. Это был знак. Но я его не заметил.
– Она раздавала свои вещи.
– Она сказала, что я был единственный, кому, как ей казалось, был нужен велик. – Тони кивает. – Я водил самую старую в школе машину, сказала она, и если тачка вдруг сломается, у меня должен быть запасной вариант.
– Но эта крошка ни разу не ломалась, – говорю я.
– Да что ты, с ней постоянно какие-то проблемы, – отвечает он. – Просто я всегда все быстро чиню. Я сказал Ханне, что могу взять велик только при условии, что она возьмет у меня что-нибудь взамен.
– И что ты ей дал?
– Никогда этого не забуду, – говорит он, глядя на меня. – Ее глаза, Клэй. Она смотрела на меня не отрываясь и вдруг разрыдалась. Она ничего не делала, мы просто разговаривали, как неожиданно у нее по щеке потекла слеза, потом еще одна. – Он смахивает слезы и проводит рукой по губам. – Я должен был что-нибудь сделать. Она давала нам знаки, но мы не хотели их замечать.
– Что Ханна хотела за свой велосипед?
– Она спросила, откуда у меня кассеты, которые постоянно играют в машине. – Тони наклоняется вперед и делает глубокий вдох. – И я рассказал, что записываю их сам на стареньком папином магнитофоне. – Он делает паузу. – И она спросила, нет ли у меня какого-нибудь оборудования, которое может записывать голос.
– О боже.
– Например, диктофона. Или чего-то похожего. Я не поинтересовался, зачем он ей, просто велел подождать, пока схожу за ним.
– Ты дал ей диктофон?
– Клэй, я понятия не имел, что она собирается с ним делать!
– Стой-стой-стой. Я тебя ни в чем не обвиняю, Тони. Но она даже не намекнула на то, что собирается сделать?
– Как ты думаешь, сказала бы она мне, если бы я спросил?
Нет. К этому времени она уже все для себя решила. Если бы она хотела, чтобы ее кто-нибудь остановил, спас от самой себя, она знала, что может обратиться ко мне.
– Она бы ничего не сказала, – соглашаюсь я.
– Через несколько дней, – продолжает Тони, – когда я пришел домой после школы, то увидел на крыльце коробку. Я отнес ее в комнату и начал слушать запись. Но это была какая-то ерунда.
– Она оставила тебе какую-нибудь записку?
– Нет. Только кассеты. Я ничего не мог понять, потому что в тот день у нас с Ханной был общий урок, и я помню, что она была в школе.
– Что?
– Поэтому когда ко мне попали записи, то я их быстро перемотал, чтобы узнать, упоминается ли в них мое имя. Но его там не было. И тогда я узнал, что она оставила мне второй комплект пленок. Поэтому я поспешил позвонить ей домой, но никто не отвечал. Тогда я позвонил в магазин ее родителей, узнать, нет ли ее там. Они спросили, все ли у меня хорошо, потому что, уверен, голос мой звучал немного странно.
– Что ты им сказал?
– Сказал, что что-то не так, что им нужно поскорее ее найти. Но я не мог объяснить почему. – Он набирает в грудь побольше воздуха. – А на следующий день она не пришла на занятия.
Я хотел сказать ему, как мне жаль, что я не могу представить, каково ему было. Но затем я подумал о том, что будет завтра в школе, и понял, что все это мне тоже предстоит – увидеть людей, о которых рассказывает Ханна, в первый раз после того, что я о них узнал.
– Вернулся домой я рано, – рассказывает Тони. – Притворился, что нехорошо себя чувствую. На самом деле так оно и было, я не мог прийти в себя еще несколько дней. Но когда я снова смог пойти в школу, Джастин Фоли уже выглядел как черт. Потом Алекс. И тогда я подумал: хорошо, большинство из них заслуживают этого, поэтому я буду делать то, о чем она просила, и удостоверюсь, что вы все услышали то, что она хотела сказать.
– Но как тебе это удается? – спрашиваю я. – Как ты догадался, что кассеты у меня?
– С тобой было проще простого, – отвечает он. – Ты украл мой плеер, Клэй.
Мы оба рассмеялись, и мне стало легче. Это похоже на смех на похоронах, неуместный, но такой необходимый.
– А вот с другими пришлось помучиться. Я бежал к машине, как только звенел последний звонок, и подъезжал к лужайке перед школой как можно ближе. Пары дней было достаточно, чтобы прослушать записи. Поэтому, зная, кому сейчас должны достаться кассеты, я ждал пока он, или она, выйдет из школы, после чего приветственно махал ему рукой и звал по имени.
– А потом ты просто спрашивал, получили ли они записи?
– Нет. Они бы стали все отрицать, согласен? Поэтому я брал кассету и предлагал им сесть в машину, чтобы послушать новую очень крутую песню. Каждый раз я ждал, как они отреагируют.
– И тогда ты включал одну из записей Ханны?
– Нет. Если они не убегали, то я просто ставил какую-то музыку, – объясняет он. – Первую, что попадалась под руку. А они сидели рядом и думали, какого черта мы слушаем эту ерунду. Но если я оказывался прав, то они сидели со стеклянными глазами, явно думая о чем-то другом.
– Почему же она выбрала тебя? Почему отдала тебе второй экземпляр своей исповеди?
– Не знаю, – отвечает он. – Единственная мысль, которая приходит мне в голову, – потому что я дал ей диктофон. Она думала, что я смогу остаться вне этой истории.
– Тебя нет в списке, но ты все равно один из нас.
– Мне нужно ехать. – Он смотрит в лобовое стекло и потирает руль.
– Я не хотел тебя обидеть. Честно.
– Знаю. Но уже поздно, папа начнет беспокоиться, не сломалась ли у меня машина.
– Что, не хочешь, чтобы он опять ковырялся под капотом? – Открываю дверь, а затем кое-что вспоминаю, прежде чем уйти. – Мне нужно, чтобы ты кое-что для меня сделал. Можешь поздороваться с мамой?
– Не вопрос.
Просматриваю в телефоне последние вызовы и набираю мамин номер.
– Клэй?
– Привет, мам.
– Клэй, ты где? – Ее голос звучит рассерженно.
– Я же сказал, что, возможно, задержусь.
– Помню. Просто думала, что ты позвонишь раньше.
– Прости, у меня еще есть дела. Скорее всего, придется остаться ночевать у Тони.
Передаю ему трубку.
– Здравствуйте, миссис Дженсен.
Она спрашивает, не пил ли я.
– Нет, мэм. Клянусь.
– Ну, хорошо. Вы же готовите какую-то работу по истории, так?
Я вздрогнул.
– Угу.
Я сказал, что зайду домой перед школой, чтобы переодеться и взять учебники, после чего мы попрощались.
– Где ты собираешься остаться? – спрашивает Тони.
– Не знаю. Может, вернусь домой. Я просто не хочу, чтобы она переживала, если я все-таки не приду.
Тони поворачивает ключ, машина заводится, и он включает фары.
– Хочешь, чтобы я тебя куда-нибудь подвез?
– На этих пленках я здесь. – Я держусь за дверцу и киваю в сторону дома. – Но в любом случае спасибо.
Он опять смотрит прямо перед собой, на дорогу.
– Спасибо тебе, – вместо прощания говорю я.
Я ему благодарен не только за то, что он вот так ездил со мной, а за нечто большее: за то, как он отреагировал, когда я расплакался, как пытался меня рассмешить в самую жуткую ночь в моей жизни.