– Пошли, – бросил Юркан. – По одному. Басмач, первый!
Сутулясь, Басмач рысцой пересек узкий переулок и растворился в темноте.
– Очкарик, пошел! Хана, ты следующая! Я замыкаю. Только не очкуйте!
Сам Юркан трусом никогда не был, но сейчас страшился отчаянно. Притаившееся за пустыми оконными глазницами зло казалось едва ли не осязаемым. Юркан не знал, что это за зло, но чувствовал – оно было. Наблюдало. Ждало.
«Не раскисать, – мысленно рявкнул на себя он. – Пошел!»
Быстрым шагом Юркан преодолел переулок, рукой нащупал шероховатую каменную кладку, вдоль фасада скользнул к входной двери и нырнул в проем. Остальные трое ждали, прижавшись к стене.
– Все тихо? – шепотом спросил Юркан. – Хорошо. Очкарик, остаешься на шухере. Остальные наверх.
Он включил тонкий, размером с палец фонарик. Острый игольчатый луч прошил темноту. Подавив желание перекреститься, Юркан шагнул к лестнице. На мгновение замер, на первой ступени мазнул лучом вверх и стал подниматься. Проческу следовало вести сверху вниз, методично прозванивая комнату за комнатой, каждую пядь полов, потолков, подоконников, стен.
– В левую хату, – распорядился Юркан, когда оказались на третьем этаже. – Пош…
Он не успел завершить фразу: внизу вдруг заскрипело, резко, пронзительно и тут же смолкло. Хана коротко вскрикнула, отшатнулась, зажала рукою рот. Выдернул из-за пазухи кривой узбекский нож и, пригнувшись, застыл на месте Басмач. Юркан почувствовал, будто кто-то хватанул его за сердце, сжал и тотчас отпустил.
– Очкарик, – переведя дух, позвал Юркан. – Очкарик! Живой?
– Ж-ж-живой, – донесся снизу запинающийся голос.
Юркан утер со лба испарину.
– Стой, где стоишь. Хана, пошла! Басмач, страхуешь ее. Я – вас обоих. Начали!
Медленно, шаг за шагом передвигаясь по комнате и водя металлоискателем перед собой, Хана думала о том, что будет делать дома. Сначала душ – смыть с себя пот и страх. Затем граммов сто пятьдесят коньяка, залпом. Нет, сначала коньяк, душ потом. Когда вернется, она перво-наперво нальет в стопку под обрез.
«Если, – поправил внутренний голос. – Не когда вернешься, а если».
«Заткнись, дура! – рявкнула на свое второе„я“ Хана. – Работай, идиотка!»
Следующие полчаса она работала. Упорно гнала от себя мысли о пропавших, об убиенных и о них четверых, сунувших дурные головы туда, откуда следует уносить ноги. Отогнать не удавалось.
В первых двух комнатах металлоискатель зазвенел лишь раз.
– Цветной металл под полом. Глубина сантиметров двадцать, – шепотом сообщила Хана. – Граммов пять-шесть. Монета, по всему.
Басмач поддел ломиком половицы. Юркан посветил, и пару минут спустя монета была извлечена.
– Алтын, 1704 года выпуска, – определил Юркан и упрятал монету в пластиковый контейнер. – Серебро, дешевка. Работаем.
Они перебрались в следующую комнату, но, едва Хана начала проческу, скрип раздался вновь.
– Спокойно, – бормотнул Юркан. – Херня это. Дверь где-то на петлях скрипит. Работаем.
Миг спустя, будто в опровержение его слов, снизу раздался другой звук, затяжной, низкий, задушливый, как если бы кто-то невидимый выпустил из себя пар. У Ханы затряслись поджилки, задрожал металлоискатель в ладонях.
– Работаем, – голос у Юркана звенел от напряжения. – Работаем, мать вашу!
Хана обреченно стала работать. Убраться, убраться, убраться отсюда, навязчиво била в виски единственная связная мысль. Пропади оно, это золото, пропадом. Она выдохнула, сместилась к торцевой стене, и в этот момент металлоискатель зазвенел. Не пискнул, как бывало при обнаружении монеты, кольца или нательного крестика, а именно зазвенел – громко, с переливом. Позабыв о страхах, Хана в три движения локализовала источник звука и уперлась взглядом в дисплей.
– Залегание цветных металлов, – дрогнувшим голосом объявила она. – Глубина от девяноста сантиметров до метра. Вес значительный. Очень значительный. Около трех кило.
Тревожные мысли вылетели из головы, сменившись азартом и возбуждением. Если в стене замурован клад, они возьмут его и немедленно уберутся отсюда. Трех килограммов золота с лихвой хватит на всех.
– Басмач, – рявкнул Юркан. – Работаем!
Вдвоем они принялись поддевать ломами каменные плиты. Хана отступила в сторону, металлоискатель в ее руках зазвенел вновь.
– Здесь еще лежка, парни, – срывающимся голосом сообщила она. – Глубина полтора метра. Только…
– Что «только»? – резко обернулся к Хане Юркан.
– Там внутри пустота. Словно ниша вырублена. Объект на дне, ближе к правому краю. Вес около четырех кило.
– Ясно, – процедил Юркан. – Берем оба, по очереди. Проверь, как там Очкарик. Далеко не отходи. До лестницы и назад!
Хана кивнула, прислонила металлоискатель к стене и осторожно двинулась к выходу.
– Очкарик, – позвала она, оказавшись на лестничной площадке. – Очкарик, ты как?
Очкарик сам не знал, как выдержал последние полчаса. Звуки, то и дело доносящиеся из квартир первого этажа, тихие, вкрадчивые и оттого еще более жуткие, давили его волю, хватали за внутренности, мяли их, корежили. Даже раздающиеся сверху глухие удары кайла не могли эти звуки заглушить. То и дело Очкарику казалось, что в глубине квартир, в коридорах за распахнутыми входными дверями движутся смазанные, кривые тени. Несколько раз он порывался сбежать. Однажды даже вымахнул наружу, но там, на свежем воздухе, пришел в себя, устыдился и вернулся обратно.
– Я в порядке, – собрав волю, отозвался Очкарик, когда Хана его окликнула. – Как вы?
– Два лежака. Цветные. Берем. Держись там.
Очкарик сморгнул и обещал держаться.
– Все, – бросил Басмач, когда напору кайла уступил последний камень в кладке. – Устал я, руки отваливаются.
Последний час Басмач работал в одиночку, методично круша стену то ломом, то кайлом. Он протиснулся в вырубленный проем и подушечками пальцев нащупал округлую шероховатую поверхность.
– Бочонок, – определил Басмач. – Вытаскиваю. Тяжелый, падла. Вот он!
Юркан ломом сбил стягивающий бочонок поверху металлический обруч. Киркой поддел плотно пригнанную дощатую крышку и откинул ее в сторону. Фонарный луч иглой уколол содержимое.
– Серебро. – Юркан запустил руки вовнутрь и извлек полные пригоршни разнокалиберных монет. – Сохран идеальный. Но серебро.
– На сколько здесь? – быстро спросил Басмач.
– Думаю… – Юркан на секунду замялся. – Лимонов на пять-шесть будет, если продать с умом. Очкарик точнее скажет.
– И что теперь? – вскинула голову Хана.
– Теперь-то? – Юркан переступил с ноги на ногу. – Раз есть серебро, должно быть и золото. Будем брать второй.
– Устал я, – вновь пожаловался Басмач. – Передохнуть надо.
Секунду-другую Юркан помедлил. Чихнул от набившейся в ноздри каменной пыли.
– Ладно, тащи это вниз, – решил он. – Пускай Очкарик отволочет в машину. Заодно перекуришь, подышишь воздухом, а мы пока тут начнем.
Басмач кивнул. Решение главного, как всегда, было предусмотрительным. Даже если теперь появятся конкуренты или команду накроет здесь полиция, внакладе они уже не останутся.
Умостив бочонок с монетами под мышку, Шухрат Зарипов выбрался на лестничную площадку. Свободной рукой нащупал перила и стал спускаться. Не видно было ни зги. Осторожно, приставными шагами Шухрат одолел верхний пролет, прошаркал по каменным плитам и на ощупь нашел перила следующего.
Он шагнул на первую ступень, на вторую и замер. Шухрату внезапно показалось, что внизу, на лестничной клетке второго этажа, что-то есть. Или кто-то. Шухрата пробрало дрожью. Пристально, до рези в глазах он вглядывался в темноту перед собой и не видел в ней ничего.
Почудилось, решил он наконец. Стиснул зубы и стал спускаться.
Белесый силуэт вымахнул перед ним из распахнутой квартирной двери, едва Шухрат ступил на лестничную площадку второго этажа. Он не успел разглядеть, что это был за силуэт. Что-то липкое, клейкое пало ему на лицо, разом забив ноздри и рот, залепив глаза. Как вслед за первым силуэтом из двери выплыл второй, Шухрат уже не видел. Задохнувшись, он рванулся, бочонок выпал из-под мышки, но пола не достиг – нечто быстрое, гибкое подхватило его на лету и уволокло в дверной проем. Вслед за бочонком в проем втащили Шухрата. На мгновение хватка ослабла, ему удалось разлепить глаза, вдохнуть и вскрикнуть от ужаса – коридор наполняли мутные, расплывающиеся силуэты, похожие на замотанных в белесые бинты уродов. Неживых уродов, понял Шухрат. Мертвых. Это было последним, что он успел понять. Со спины навалилось что-то податливое, ватное, склизкое. Оно наползло на Шухрата, облепило голову, застило лицо. Он захрипел, но звуки уже не вырывались из забитой, словно кляпом, гортани. Шухрат умер прежде, чем коридорная стена разверзлась, раздалась в стороны. Гибкие, извивающиеся отростки, лишь отдаленно похожие на человеческие руки, затащили тело вовнутрь.
– Юркан! Юркан!
– Чего тебе? – Юркан опустил ломик, обернулся к Хане.
– Слышал, нет?
Юркан недоуменно помотал головой. Он ничего не слышал – гулкие удары железа о камень заглушали все прочие звуки.
– Чего слышал-то?
– Крикнул кто-то. Крикнул и враз умолк.
Юркан прислонил ломик к стене, расправил плечи.
– Ты точно слышала?
Хана переступила с ноги на ногу.
– Вроде бы да.
– А ну, пойдем!
Вдвоем они выбрались на лестничную площадку. Юркан посветил фонариком вниз, но, кроме каменных стен и ступеней, не разглядел ничего.
– Басмач! – окликнул он. – Эй, Басмач!
– Случилось что? – встревоженным голосом вместо Басмача отозвался снизу Очкарик.
– Басмач где? Он к тебе пошел.
– Н-не знаю. Я никого не видел.
Охнула испуганно Хана.
– Заткнись, – зло бросил Юркан. – Очкарик, ты крик слышал?
– Н-нет, – донеслось снизу. – В-вернее, да. Н-недавно, с минуту назад. Я подумал, это к-кто-то из вас.
– Стой на месте! – рявкнул Юркан. – Мы спускаемся. Хана, держись за мое плечо.