Директор зверинца сиял от счастья. Но это был умный человек. Чтобы не утомлять слона, он установил часы, когда Мики должен был танцевать. К этому времени возле его клетки собиралось столько детей и взрослых со всего города, что парк едва вмещал всех желающих. Ветви деревьев качались от криков восторга. Блестящие монетки дождём летели к ногам Мики. Он кланялся и покупал на них булки.
Слухи о том, что Мики снова здоров и приносит немалый доход зверинцу, куда его отдали за бесценок, достигли города, где теперь выступал цирк. Хозяин цирка, дела которого шли из рук вон плохо, ахнул от досады и немедленно вызвал к себе Марко.
Он уверял дрессировщика, что страшно любит слона и раскаивается в том, что его продал. Хозяин просил Марко сейчас же отправиться и лично убедиться в том, что Мики здоров. Он говорил, что ничего не пожалеет, только бы вернуть чудесного слона назад. Самому Марко он пообещал столько денег, сколько он захочет, лишь бы тот сумел помочь делу.
Марко появился в парке в тот самый час, когда раздалась знакомая ему музыка. У клетки слона стояла непроходимая радостная толпа детей. Большинство среди них были бедняки, каких Марко не приходилось встречать в цирке. Они весело кричали и шумно аплодировали Мики. Марко стал пробираться сквозь толпу, и сердце его от счастья забилось. Он увидел своего любимца. Мики весело кланялся и собирал монетки, которые отдавали ему из своих последних сбережений благодарные зрители.
Марко знал, — приблизься он вплотную к клетке и окликни Мики, тот бы непременно узнал его. Но кто мог думать, что было бы с Мики дальше. Может быть, увидев Марко, он бы опять затосковал и лишился хорошего настроения, а значит, перестал бы доставлять радость всей этой шумной детворе. И Марко не стал пробираться к клетке. «Пусть Мики будет здоров и весел!» Вскоре Марко покинул парк, чтобы больше уж никогда не встречаться со своим старым другом.
Хозяину он сказал, что Мики его не узнал. Затем сам навсегда оставил цирк и уехал в другие края.
Что касается Мики, то он и сейчас находится в том же парке. Ему построили открытую площадку; он вполне доволен судьбой и порой танцует под звуки румбы. Никто не знает, вспоминает ли он о своём верном Марко, но, во всяком случае, Мики полюбил добрую женщину, которая за ним смотрит, и часто кладёт ей хобот на плечо, как когда-то клал его на плечо Марко.
Хозяин цирка очень хотел вернуть себе доходного слона и предлагал за него большие деньги, но Мики ему не отдали. В конце концов он разорился и закрыл свой цирк.
Но его никто не жалел.
Вот и вся история.
Полтинник в кармане
У Витяя Лопатина с Дегтярной, 13 завелось пятьдесят копеек. Вечером мать пришла с работы с получкой, весёлыми глазами поглядела на Витяя, пригладила вниз его хохолок и сказала:
— Вот тебе полтинник. Купи себе чего захочешь.
Витяй знал: не больно-то у них много денег— мать Витяя работает кондуктором, а отца у него нет,— но от полтинника не отказался. Новенькую, сияющую, как медаль, монету он завернул в бумажку и положил в коробок из-под спичек, с язычками пламени на обёртке. Коробок Витяй засунул в дальний угол ящика в комоде и решил копить деньги на что-нибудь стоящее.
Но шли дни; одинокий полтинник томился в коробке, а прибавка не появлялась. Нет, нет, да и слазит Витяй в комод, проверит, всё ли там в порядке. Потом убедится, что полтинник на месте, и снова запрячет его подальше от глаз.
Как-то раз, после очередной проверки, затолкав коробок под бельё, Витяй сел у окна и задумался. Он стал раздумывать над тем, что бы ему лучше купить, когда накопит денег.
Неплохо было бы, например, приобрести подростковый велосипед «Орлёнок» со свободным ходом, тормозом и динамкой на колесе, как у Валерки из седьмой квартиры. Такой продавали на Некрасовской в «Спорттоварах». Или мотороллер. Хорошая вещь ещё была — градусник: привинти с той стороны окошка и смотри, сколько градусов холода или тепла; или фильмоскоп, — показывай сам себе кино сколько хочешь. Витяй вздохнул — этого на полтинник с прибавкой не купишь.
Стало скучно. Он подумал, не поесть ли ему. На столе стояла алюминиевая кастрюля, рядом хлеб под полотенцем и ещё что-то в тарелке, прикрытой другой тарелкой. «Ещё что-то» оказалось селёдкой в масле, а в кастрюле была картошка. Она, наверное, варилась долго и потому вся рассыпалась. Ни селёдки, ни картошки Витяю не хотелось. Он закрыл кастрюлю и высунулся в окно. Был восьмой час, но в октябре в это время ещё светло. В садике с голыми деревцами бегали и орали девчонки. Они играли в «Али-Бабу». Витяй посмотрел на них с презрением и стал глядеть в другую сторону. По дровам возле стены крался за голубем рыжий кот из девятого номера. Витяй с удовольствием бы запустил в него чем-нибудь, да боялся попасть в дворничиху, тётю Настю, которая стояла в белом фартуке и кричала на ребят, чтобы они так не орали. Вдруг Витяй увидел, что по двору — руки в карманы — одиноко прогуливается Лёшка Сухов. Походит, походит, сплюнет и посвистит. Опять походит и опять сплюнет и посвистит. Чувствовалось — тоже тоскует.
— Лё-о-о-ош! — протяжно позвал Витяй с риском вывалиться с пятого этажа.
Лёшка услыхал, задрал голову и пронзительно свистнул.
— Че-во де-ла-ешь? — крикнул Витяй.
— Ни-че-во-о, а ты че-во-о?
— Ни-че-во-о. Сейчас иду-у! — крикнул Витяй и сполз с окна.
Он был человек компанейский и решил, что если уж развеивать скуку, так вдвоём. Витяй надел фуражку, с сожалением посмотрел на расправленную на спинке кровати форму — мать разрешала надевать её только в школу— и стал натягивать старую тужурку. Здесь наступила секунда сомнения. Однако сердце не камень, и коробок с язычками пламени на крышке через минуту был пуст.
У Витяя была выработана своя техника спуска с лестницы: он хватался за холодные железные стержни перил и прыгал вниз через столько ступенек, на сколько хватало руки. Стремительный спуск сопровождался таким топотом, свистом и гиканьем, что за дверьми квартир поднимался неистовый собачий лай.
Витяй выскочил во двор. Лёшка встретил его у дверей с видом человека, который в ближайшее время от жизни не ждал ничего хорошего.
— Ты чего делаешь? — начал было Витяй, но, поняв, что вопрос этот давно выяснен, разжал кулак, в котором лежал сияющий полтинник, и сказал гордо :
— Во! Видал? Мои!
Наступила томительная пауза. Лёшка был хитёр; он выжидательно посвистывал, держа руки в карманах, словно деньги его никогда не интересовали. Витяй решал, как бы с наибольшим эффектом истратить полтинник.
— Проедим? — предложил Лёшка.
«Ох, и ловок же!» — подумал про себя Витяй. Он предполагал пойти в кино или покататься по Неве на моторном катере, но, посмотрев на Лёшку, только спросил :
— А у тебя будут — проешь со мной?
— Спрашиваешь...
— Пошли.
Они обнялись и решительно зашагали под ворота.
Витяй и Лёшка ходили в один четвёртый «б», и обоим им должно было скоро стукнуть по десять.
Витяй был маленький, а Лёшка — долговязый, почти на голову выше. Витяй носил свою, купленную ему «на вырост» фуражку, сдвинув её на макушку. Лёшка, наоборот,— натягивал приплюснутую кепочку, которая ему давно стала мала, почти на самый нос. Когда ходили обнявшись, Лёшка клал руку на плечи Витяя и удобно опирался. Витяю же приходилось, обхватив Лёшкину талию, поддерживать друга снизу.
Неподалёку от их дома, на углу Суворовского, толстая розовая тётка в белой тужурке торговала пирожками. Когда она поднимала крышку железного ящика, оттуда вулканом вырывался пар и, расплываясь над тротуаром, аппетитно щекотал в носу. Лёшка толкнул Витяя локтем.
— Давай по паре. . . Они с повидлом...
Но Витяю показалось глупым так необдуманно разменивать полтинник.
— Пойдём в «Гастроном», — сказал он. — Там знаешь какие штуки есть.. .
Лёшке, видно, здорово хотелось пирожков, но хозяин положения был Витяй, и спорить не приходилось. Через несколько минут они уже поднимались по ступенькам «Гастронома № 6». Яркие лампы, будто в зеркалах, отражались в разлинованных, как тетрадь по арифметике, белых стенах. Конечно, Витяй тут уже бывал не раз, но одно дело с матерью— стой и жди, пока она возьмёт каких-нибудь макарон, другое — самому с целым полтинником; чего захотел, то и покупай.
— Может, торта? — спросил Витяй. Они стояли у наклонённого горой стекла, за которым белели хитроумные, в завитушках, торты.
— Тётенька, сколько стоит такой, с грибками?
Услышав ответ, Витяй опустился на полные ступни и, выдохнув воздух, взглянул на Лёшку.
— Не очень-то и хотелось. Верно?
Лёшка кивнул головой. За тортами и пирожными шли всякие пряники: розовые, голубые и белые продолговатые. Дальше, пестря и сверкая обёртками, возвышались пирамиды конфет.
— Возьмём «Золотого ключика». Знаешь, на сколько хватит...
— Куда его, — равнодушно буркнул Лёшка и потянул Витяя к винной витрине.
Ну и красота тут была! На полках шеренгами, как солдатики, стояли бутылки в красных и золотых шапочках. За бутылками, просвечивая их насквозь, рубиновым и янтарным огнём сияли лампочки.
— Хочешь ситра? . . Или вот, вишнёвая. Наверное, сладкая. Ага? — Витяй приглашающе посмотрел на Лёшку.
— Это водка. Вам не продаётся, — послышался басистый голос сверху. Витяй задрал голову. Над ним какой-то здоровенный, как памятник, дядька в шляпе протягивал руку с чеком и улыбался.
— Шампанского, пожалуйста, сладкого.
«Вот, — подумал Витяй, — такой здоровый вырос, а сладкое покупает». Он с трудом выбрался из-под широкого, пахнувшего табаком пальто и двинулся дальше.
Тут были колбасы. И каких их только не напридумывали! Одна толстая, шаром, как футбольный мяч, другую для чего-то выложили шахматной доской. Третья уж совсем непонятно называлась «Хлеб» и в самом деле была похожа на разрезанную буханку.
Витяй обеими руками уцепился за холодный поручень, чтобы получше рассмотреть смешную колбасу.