— А ну, быстро: «На дворе трава, на траве дрова. . . На дворе трава, на траве дрова... »
Петроградский наливается, как помидор, но выговаривает всё ладно.
— так,— кивает Одуванчик. — Теперь: «Лодка, водка... Чушка, кружка.. .»
Парень выговаривает и эту глупость, но толстяк не унимается :
—Ещё: «Шестьсот шестьдесят шесть». Три раза.
Мальчишка, кажется, сейчас лопнет, но выдерживает и такое. Наконец главный кидает Генриху.
— Пойдёт! Пиши на пробу.
Теперь и все остальные понимают, что парня мучили не зря, и все шепчут скороговорки.
Со вторым делом обстоит хуже. Быстроглазый и бойкий, он, однако, в траве и дровах раскатил такое длинное «р-р-р-р» что, казалось, отбил дробь на барабане.
— М-да, — задумчиво почесал нос толстяк. — А глаза хорошие. В эпизоды, Генрих!
Витяй был последним после рыжего мальчишки, которого тоже записали на пробу. Витяй было уже открыл рот, чтобы поскорее выпалить всё, что требовал толстяк, но тот неожиданно спросил :
—В каком классе?
—В шестой перешёл.
—Отметки достойные?
—Двоек нет. — Витяй пожал плечами. — А троек?
—Четыре. — Про минус по русскому письменному Витяй умолчал. Да и при чём тут этот минус?
— Где живёшь?
—В Смольнинском, на Дегтярной, тринадцать.
— Отец кем работает?
— Мать— кондукторша в троллейбусе.
И зачем ему всё это? Сказал бы, что говорить, и дело с концом. Но толстый не спешил.
— В школе в драмкружке участвуешь?
— Нет. Ёлку для малышей ставили — я волком выл.
Витяй вспомнил, как зимой он, ползая на четвереньках, в вывернутой нутром чьей-то шубе и зубастой маске, изображал волка и так рычал, что смеялся даже директор школы Пётр Акимыч. Лёшка играл деда Мороза, его взяли из-за роста. У него ещё тогда отклеилась борода, и он договаривал свою речь с бородой в кулаке.
Толстяк ещё поговорил с Витяем и вдруг сказал Генриху :
— Вроде похож на то, что нужно. Попробуем.
Он поднялся, потрепал Витяя за хохолок и слегка подтолкнул в сторону Генриха.
Меж тем переписку всех остальных уже закончили и всем сказали, что их позовут, когда будет нужно. Светлана повела мальчишек к выходу. Не уходил только Лёшка. Видно, он решил ни за что не покидать студию без Витяя.
— Ну, а ты что, друг? — спросил его главный.
Пришло время вступиться Витяю.
— Это мой товарищ, — объяснил он. — Мы вместе.
— Ну ладно. Пусть ждёт. — Толстяк махнул рукой. — Генрих, веди!
Опять вошли в здание. Поднялись по лестнице и очутились в длинном коридоре. По правой стороне его было много дверей с матовыми стёклами. На той, возле которой остановились, дощечка :
Генрих приоткрыл дверь и заглянул.
— Порядок, на месте. Входите.
Лёшка тоже хотел влезть, но Генрих придержал его и велел ждать в коридоре.
На кресле в комнате сидел седой широкоплечий человек. Он был в белой рубашке. Пиджак висел сзади на спинке. Напротив седого, тоже в кресле, возле круглого стола, находился какой-то лохматый, в лёгкой жёлтой куртке.
Как только вошли, широкоплечий сразу встал и повернулся к ребятам.
— А-а, Вовки! Очень приятно! А ну, садитесь, кто куда может.
Мальчики стеснительно усаживались на края стульев.
— Это что за молодой человек с хохолком? — Широкоплечий протянул руку.
— Лопатин, Витяй. По-правильному — Виктор, — хрипло проговорил Витяй.
— Отлично, а тебя?
Расспрашивая ребят, он быстрым взглядом рассматривал то одного, то другого и, видно, что-то прикидывал про себя.
— Вам уже говорили? Будем пробовать на роль Вовки. Боевого парня. —И он рассказал, что картина будет про то, как мальчишки, которым надоело гонять по улицам, решили превратить двор своего жилмассива в настоящую площадку. Для этого им пришлось немало побороться с упрямым комендантом Некашкиным и даже, тайно удрав ночью из квартир, удивить к утру своей работой взрослых. А заводилой всего был Вовка, которого и предстояло играть одному из мальчиков.
Широкоплечий рассказал всё это, пытливо взглянул на ребят и спросил :
— Ну, как?
— Ничего, пойдёт, — сказал рыжий.
Я про это в «Ленинских искрах» читал, — сказал Витяй.
А мальчишка с Петроградской ничего не сказал. Он только вздохнул. Видимо, ему очень хотелось быть Вовкой.
— Читать все умеют?
Ребята прыснули. Этот не такой важный, как толстяк.
— Ну, так вот. Потом дадим вам сценарий, а завтра будем вас пробовать, то есть снимать на пробу. Вот наш главный оператор Маг —и он действительно маг и волшебник. Лягушку может красавицей сделать.
Лохматый в курточке встал и смешно раскланялся.
— А это Владимир Павлович Чукреев, главный режиссёр-постановщик, — представил он, в свою очередь, широкоплечего.
Вот так так! Оказывается, Одуванчик, который важничал, вовсе не был самым главным. Мальчишки заулыбались. Всё это время в туманном стекле двери Витяй видел приплюснутую кнопку Лёшкиного носа. Лёшку, вероятно, раздирало любопытство. В конце концов он переусердствовал — дверь неожиданно отворилась, и Лёшка клюнул головой уже в комнате. Он тут же отскочил назад и снова притворил за собой дверь, но Чукреев успел заметить перепуганную физиономию и спросил :
— Кто это?
Это мой товарищ, — розовея до ушей, пояснил Витяй. — Мы с одного двора. —И, совсем покраснев, выпалил: — Мы вместе пришли. Мы всегда вместе!
— Понятно, — кивнул головой главный режиссер. Пусти его, Генрих.
— Мы его в массовку записали, —сказал Генрих и, открыв двери, поманил Лёшку.
Тот вошёл, теребя свою кепочку, и, ссутулясь, встал у двери.
Чукреев кинул на него быстрый взгляд и продолжал :
— Значит, завтра всем здесь быть в половине десятого. Пропуска оставим на каждого. Проследи, Генрих.
Генрих ещё раз стал сверять фамилии. Лёшка смотрел на Витяя собачьими глазами.
— Можно нам на двоих? — спросил Витяй.
— Что поделаешь, — развёл руками Чукреев.
— Давай фамилию, — сказал Генрих Лёшке.
— Сухов, Алексей, — подавшись вперёд, произнёс Лёшка и опять отодвинулся к двери.
— Сухов А., Лопатин В. — вместе, — подчёркивая записанное, сказал Генрих и убрал блокнот в карман. — Всё! Пошли на выход!
Все за руки попрощались с Владимиром Павловичем и Магом. Попрощался и Лёшка.
— Бюро пропусков вот там. Видите, будочка в конце двора, — показал Генрих, проводив ребят. — Смотрите не опаздывайте.
Но кто же станет опаздывать?! Дураков нет!
В разных квартирах, на разных лестницах, в эту ночь плохо спали Лёшка и Витяй.
То Лёшка оторвётся от подушки, глянет в окно, — уже светает. Не пора ли?! То Витяй спустит ноги с постели и босиком к комоду. Что-то слишком мало времени. Приложит будильник к уху и слушает, — не замедлился ли ход.
Ребятам во дворе пока условились не говорить. Ещё не возьмут в кино, — тогда засмеют. Но до чего было трудно удержаться. Витяю ещё ничего, а Лёшку так и подмывало похвастаться. И он весь вечер ходил с таким видом, будто выиграл по лотерее мотороллер, только не хочет никому об этом говорить.
Лёжа в постели, Витяй смотрел на знакомые трещины в тёмный потолок, и ему виделась светящаяся реклама :
Витяй был натурой не мелкой и не протестовал разделить славу на двоих.
Под утро ему снился сон. Он сидит в кино и видит на экране себя. Но почему-то играет он не Вовку, а майора-разведчика, который ловит шпионов в тёмных очках, как у Генриха. Витяй гоняется за этим шпионом, и тот в ужасе от него убегает. При этом у шпиона спадают очки и он оказывается Лёшкой. Шпион поднимает руки вверх и говорит : «Чур, не я пятна!» — но вдруг вытаскивает из-за пазухи пистолет и стреляет в Витяя. Бах, бах, бах! . . Витяй падает и не может подняться. И вообще он уже не майор, и это не кино, а всё на самом деле.
Бах, бах, бах! . . Стреляют со всех сторон. Витяй мечется в постели, как связанный, и открывает глаза. На потолке дрожит солнечный зайчик. В комнате, кроме Витяя, никого. Мать ушла работать в утреннюю смену. В дверь вовсю барабанят. Бах, бах, бах! . .
— Кто это?
— Я! Лёшка! Заспался. Открывай скорей!
Витяй спрыгивает с кровати и стремглав к двери. Поворачивает кнопку замка.
— Неужели опоздали?
— Нет ещё. Могли бы. . .
Лёшка в чистой рубашке. Даже, кажется, шею хорошо вымыл.
— Сколько сейчас?
Лёшка пожимает плечами. Дескать, точно сказать, сколько времени, не может.
Витяй кидается к будильнику. На нём без пятнадцати семь. Будильник спокойно отстукивает секунды. Витяй мигает непроспавшимися глазами и смотрит на Лёшку. Тот делает вид, что не замечает удивления приятеля.
— Правильно? — Витяй показывает Лёшке будильник.
— Наверно.
— Ты что?! В такую рань...
— Спать не хочется.
Витяй садится на кровать и чешет затылок. Он отлично догадывается, что Лёшка явился пораньше, чтобы караулить, как бы Витяй не уехал один. Витяй знает, что теперь уже Лёшка не отойдёт от него ни на шаг, и ему становится обидно. Не такой он человек, чтобы обманывать товарища. Но говорить это Лёшке нету смысла, и Витяй решает вставать.
— Что будем делать, пешком пойдём? — спрашивает он, натягивая рубаху.
— Ну да, ещё запылишься.
Витяй просовывает голову в ворот рубахи и видит, что Лёшкины ботинки начищены до блеска. Ну и постарался же! Витяй осматривает свои ботинки и вздыхает. Эти так не вычистишь.
Одевшись, Витяй посмотрел в зеркало на комоде и сам себе не понравился. Маленький, с дурацким хохолком, и на переносице веснушки чуть не с копейку. Откуда и берутся каждое лето?! Хоть постричься бы, да мать денег не оставила: только доехать и есть.
Кое-как они проводят время до восьми и выходят из дому. Во дворе, на беду, уже ребята. Эй, куда вы?