Хорошо на улице! А ты сиди тут, будто арестованный! Ромка опять вздыхает и печалится о своей судьбе. И вдруг он видит — посреди мостовой шагают его товарищи. В руках у Гути и Лёшки поскрипывают ведерки, на плечах — удилища. Третьим, насвистывая, шествует Семён. Он налегке, руки в карманы. Опять будет проезжаться на Гутин счет. Но Гутя протестовать не станет. Он знает, что Сеньку все равно не переучишь.
Достигнув Ромкиного дома, они задерживаются.
— Нянька, пошли на рыбалку! Делать все равно нечего! — кричит Семён. Он отлично знает, что Ромке сейчас уйти нельзя, но зовет нарочно, по вредности характера.
— Идём, — неуверенно кивает Гутя.
— Говорят, сегодня клёв мировой, — добавляет Леха.
Ромке до слёз хочется схватить свое удилище и бежать к ребятам, но — какое тут!.. Он косится на кровать, где спит Игорек, и независимо произносит:
— Нет сегодня никакого клёва. Жарко сейчас. К вечеру подлещик пойдёт.
— Много ты знаешь, чудак-рыбак, — говорит Лёшка.
— Скажи лучше — Игорёху не на кого оставить. Нянька несчастная, — прервав свист, бросает Семён.
— Я и с Игорем, что мне… — храбрится Ромка.
— Пошли! — зовет Гутя.
— Неохота. — Ромка мотает головой. — Какая сейчас рыбалка!
— Да ну его! — Сеньке становится скучно. — Пока, нянька.
— Сам ты… — зло отвечает Ромка и замолкает.
Поскрипывая ведёрками, рыбаки идут своей дорогой. Ромка чувствует себя самым разнесчастным человеком на свете. Конечно, сейчас раздольно на озере. И клёв, наверное, есть. Но что поделаешь! Можно было пойти и с Игорьком. Но разве с ним рыбалка? Только и гляди, как бы не потонул…
Как-то незаметно пришел август, и в лесах за Кирпичихой — а вокруг Кирпичихи лесов довольно — появились грибы. Лето было знойное и богатое мелкими теплыми дождями. Говорили, что грибов в иных местах — спину не разогнуть. По субботам, с ночи, грибники уезжали на грузовиках в дальние леса. Возвращались в воскресенье к вечеру. С машины снимали тяжёлые, обвязанные белым, корзины и вёдра.
До чего же любил собирать грибы Ромка! Идешь по лесу, будто разведчик. Сердце стучит. Будет ли тебе удача? Сбиваешь надоедливые поганки и вдруг нате… Настоящий белый. Ножка толстенькая. Дашь щелчок — звенит! А там, глядишь, целое семейство моховичков или темнеют скользкие маслята. Ромка грибник опытный. Бывает, с ним и мать советуется. Покажет Ромке гриб и спрашивает — хороший ли… Ромка деловито подрежет ножку, надломит шляпку и небрежно бросит:
— Не-е, поганый…
И мать не спорит. Верит — Ромка знает.
А тут — в этакое лето и без грибов! Ромке дома не сидится.
— Пора, мам. Грибов не останется, — торопит он.
А та «погоди» да «погоди»… «Успеется…» — Все ей недосуг. В воскресенье то стирка, то стряпня. Или ещё по дому уборка. И Ромка снова до полдня нянчится с Игорем.
А тут, мать только на работу ушла — опять появляются его товарищи. В руках у всех и даже у Сеньки корзины. У Гути в плетёнку нож воткнут, а по дну ее бутылка с водой перекатывается.
— Поехали, нянька, в Ручьёв лес. Нынче среда — народу мало будет, и дождик грибной шел.
До Ручьёва леса от них километра четыре, и всегда можно попутной на кирпичах доехать. А грибов там хватает. У Ромки даже дыханье спёрло. До чего же везёт некоторым людям! Что захотят, то и делают! А он? И за что на него такое? Но тут вдруг Игорёха:
— Идём с ними по грибы. Я тоже собирать умею.
Ромка с сомнением поглядел на него, а Гутя спрашивает:
— И ходить будешь, не устанешь?
— Нет, — мотает головой Игорёк. — Не устану. Я еще как ходить могу.
— И реветь не будешь? — допытывается Ромка.
— А с чего ему реветь? Маленький, что ли он… — рассудительно говорит Гутя.
— Маленький, что ли я? — соглашается Игорёха.
Но Семён протестует:
— Да ну его… Куда с ним… Всем, что ли, няньками становиться?
Лёха Завалихин молчит.
Ромка с молчаливой просьбой в глазах посматривает то на одного, то на другого товарища. Весь небрежный вид Семёна говорит: «Не дело это вы придумали… Я не одобряю». Но Гутя, как известно, человек покладистый.
— Да ладно, — говорит он. — Возьмёем… Что тут такого… Мы еще до обеда вернемся. Не устанет.
И Лёха вздыхает. Это значит: «Что попишешь, раз у товарища такое положение!»
Семён предпочитает не спорить с большинством. Как хотят — их дело. Он вообще не особенный любитель собирать грибы. Куда бы лучше — в кино. Он ходил бы в кино каждый день, да в клубе не хватает картин, и денег у Семёна тоже в обрез. Игорёха уже догадался, что товарищи брата согласились взять его в лес и торопливо напяливает на голову свою большую кепку, без которой не чувствует себя достойным серьёзного общества. Ромка поскорее — не раздумали бы! — опоражнивает материну базарную кошелку. Сует туда хлеб и соль в бумажном пакетике. Плотно затыкает пробкой начатую Игорёхой бутылку молока — тоже с собой. Нож он предпочитает взять сапожный. (Откуда-то у них в доме есть такой нож). Весь из стали, вместо ручки намотана изоляционная лента. Без ножа Ромка по грибы не ходит, считает несолидным.
С машиной повезло. На перекрёстке тормозит первый же пустой самосвал. В окно кабины высовывается незнакомый длинношеий дядька в черной кепочке, приплюснутой почти к самому загорелому носу.
— Что, бригада?
— Дяденька, до Ручьёва леса подвезите, — не по росту жалобным голоском канючит Сенька. Выпрашивать он большой мастер.
— Садитесь в коробку, — коротко кивает черная кепочка. Потом шофер глядит на Ромку и добавляет: — А с малым давай сюда!
Гремят ноги друзей по дну самосвала. Игорёха, не без труда, с важностью влезает в кабину и придвигается поближе к водителю. Ромка усаживается с краю. Крякнула коробка скоростей, и машина, громыхая цепью, что бьётся на ходу о заднюю стенку кузова, побежала к лесу.
Качаются и вздрагивают стрелочки на циферблатах щитка, тепло светятся контрольные огоньки. Вот уж, действительно, неизвестно, где тебя ждет удача. Ромка косится в сторону братишки. Игорёха сидит серьезный. Очень ему хочется нажать какую-нибудь кнопку или коснуться красной светящейся пуговки, но он знает, что делать этого не разрешается и, не доверяя сам себе, прячет руки за спину. А Ромка смотрит на брата и думает, что зря порой обижает Игорёху. В конце концов, скоро ему четыре и с ним можно иметь дело. Его вдруг даже охватывает какая-то внезапная гордость за маленького братишку, и Ромка старательно поправляет Игорьку кепку, которая почти съехала на глаза.
— Отец кем работает? — неожиданно спрашивает водитель.
— Тоже шофером, — говорит Ромка.
Длинношеий водитель на секунду поворачивает голову в их сторону.
— Верно? Где же?
— Далеко. На стройке. В северных землях.
— Вот как? А вы тут, в Кирпичихе?
— Ага.
Ромке хочется сказать о том, как редко приезжает к ним отец, но что до того чужим…
Некоторое время шофер молчит. Молчат и братья. Виляя пустыми прицепами, проезжают два встречных грузовика. Потом вдруг Игорёк говорит:
— У нашего папы большая машина.
— Да что ты? Какая же?
— Так это он зря, — поясняет Ромка. — Не знает он, какая у нашего отца машина. Он на разных работал.
И опять все молчат. Затем шофер спрашивает:
— Значит, с матерью живёте?
— Ага.
— Понятно.
— Она на большом кране в заводе ездит, — говорит Игорёк.
— Ясно, — кивает кепочка.
Так, с интересным разговором, незаметно пролетают четыре километра. И вот уже опушка Ручьёва леса. В крышу кабины барабанят. Шофер останавливает машину, и в дорожную пыль, один за другим, мягко спрыгивают недолгие пассажиры.
— Спасибо, дяденька!
— Ничего, бывайте!
Водитель в кепочке сильно хлопает дверцей, и самосвал сразу набирает скорость. Шофер, хотя, видно, и торопился, а все же не отказался, подбросил друзей, и теперь каждый из них считает необходимым вспомянуть его добрым словом.
— Хороший дядька, — отмечает Леха.
— На самосвал плохого не посадят, — говорит Ромка.
— А я в кабине ехал, — сообщает Игорёк.
Приятели сворачивают с дороги и углубляются в лес. Их встречают спасительная тень чащи и влажная прохлада, которой веет от пружинящего под ногами мха.
— Р-р-р-а-а-ссредоточиться! Прочесать лес! — командует Лёха.
— Далеко друг от друга не уходить! Р-ра-а-зош-лись!
Но расходиться сразу не хочется, и первое время друзья движутся кучкой, один вблизи другого.
Проходят волнующие минуты, и вдруг Лёха кричит:
— Есть подберезовик. И еще один… И еще…
Завидуя счастливчику, все приближаются к нему. Но на трех грибах Лешкин успех заканчивается, и приятели снова бродят по одиночке.
Ромка не спускает глаз с братишки.
— Ты от меня никуда! Слышишь, Игорёха?
В ответ Игорёк небрежно кивает головой. Он занят. Он старается отыскать хоть какой-нибудь гриб. Но, несмотря на то, что глаза Игорька ближе других к земле, грибы к нему не идут. И вдруг перед ним вырастает раскрасавец в бурой бархатной шляпе. Игорёха срывает его двумя руками и, переполненный гордостью, спешит к брату:
— Смотри — какой!
Ромка неторопливо забирает находку из рук Игорька. Безжалостно ломает коричневую шляпу, нюхает ее и говорит:
— Поганый. Не бери таких.
Игорёк печально смотрит на остатки красавца, вдребезги разбитого о пень, и не очень-то верит, что его гриб поганый. Но спорить не приходится. Он слегка вздыхает и отправляется снова на поиски.
Хорошо в лесу дневной августовской порой. Тихо и свежо. Золотые полосы солнца пробиваются сквозь чащу и тоненькой радугой переливаются на протянутой меж стволов паутине. Еле слышно о чем-то шушукаются ветви берез, стайкой жмущихся на полянке. Здесь еще изрядно пригревает. Но и в тени хвойных великанов нет-нет да и заиграет на земле солнечный зайчик, и весело блеснет мокрая шапочка свинухи, или вспыхнет пурпурным огоньком дырявая шляпка сыроежки.
— Алё, парни! Как у вас там? — кричит Ромка.
— В поря-а-а-д-ке-е-е, — откуда-то уже издали откликается Леха.