Наверху листовки красовалась дугообразная фиолетовая надпись: «ЦИРК ВАЛЕНТИНО». Слева от надписи, словно придерживая ее край, стоял мужчина в элегантном фраке и цилиндре, тень которого скрывала его лицо. Фоном служил большой шатер – в яркую сиреневую и серебряную полоску. У входа в него было напечатано расписание представлений и указание, где расположился цирк. Все выглядело просто, но чем-то завораживало.
– О да, – прокомментировала Нелл, вытягивая шею, чтобы прочитать. – Вчера, когда я ехала на автобусе, заметила, как они раскидывают шатер на Полгрошовом поле. Никогда не видела их там раньше. Обычно они останавливались дальше, на кукурузных полях Брамли, ведь так?
Уорик опустил газету:
– Я слышал, в этом году они не смогли там разместиться. Поля были так сильно затоплены, что фургоны ни за что бы не проехали. До сих пор все еще заболочено. – Он невзначай глянул на Роуэн, но она не подняла глаз. – Полгрошовое поле выше, это сейчас одно из немногих мест, не похожих на болото.
– Нам можно пойти? – Роуэн держала в руках листовку. Она вдруг стала бодра, дремотное состояние ушло. – Тут написано, что торжественное открытие состоится сегодня вечером, в семь часов. Мы могли бы сесть на автобус и вернуться еще до темноты.
Уорик выглядел удивленным:
– Не понимаю, почему бы нет.
Он повернулся к Флоренс, которая рассеянно кивнула, вскрывая конверты.
– Я не была в цирке с самого детства. – Нелл с надеждой глядела на Роуэн.
– Очень жаль. – Роуэн, казалось, не уловила намека. Но в ее глазах, когда она посмотрела на Таню и Фабиана, недвусмысленно читалось: мы должны пойти одни.
– Можно купить билеты в Тики-Энде сегодня днем, – сказала она. – А потом дойти до Полгрошового поля. Это не так далеко от площади.
Нелл обиженно притихла, и Таня почувствовала легкий укол вины. Роуэн первой поднялась из-за стола и направилась в свою комнату. Через несколько минут встала и Таня, взяла с крючка на задней двери поводок и пошла с Обероном к ручью.
Свежий утренний воздух и быстрая ходьба прогнали остатки сна, и, возвращаясь в поместье, она размышляла о цирке и о том, что ждет их.
Ранним вечером Таня, Роуэн и Фабиан сидели в дальнем уголке шумной чайной Рози Бик в Тики-Энде. На столе перед ними лежала рекламка, пришедшая с утренней почтой, и три билета.
– Надеюсь, Тино возместит мне их стоимость, – проворчала Роуэн, разглаживая билеты.
– Вообще-то, не обязательно было идти в цирк, – заметил Фабиан. – Могли бы просто сказать, что идем туда.
– Нет, не могли бы, – отозвалась Роуэн. – Если Уорик что-то заподозрит, билеты обеспечат нам алиби. Кроме того, я не хочу ждать целую вечность сложа руки, пока остальные действуют.
– Так кто же эти остальные? – спросил Фабиан.
Лицо Роуэн потемнело:
– Вы же знаете, мне нельзя говорить о них.
– Ну, немножко-то можешь рассказать? – Таня понизила голос. – Например, как познакомилась с ними. Ведь некоторые из них даже не люди, а фейри. И я не понимаю, почему они в этом участвуют.
– Сначала я встретила Воробья, – уступила уговорам Роуэн.
– Того неряшливого мальчишку?
Роуэн кивнула:
– Он был бездомным, как я. Судя по всему, и сейчас остается на улице. Это он подобрал мне имя, назвал Рыжей из-за моих волос. Он познакомил меня с Тино. Остальные, кроме Сьюки, уже были вовлечены. Торговля подменышами так или иначе затронула большинство из нас.
Фабиан нахмурился:
– Даже фейри?
– Да. Даже фейри плохо относятся к тому, что их любимых детей подменяют. Тино потерял племянницу. Пег потеряла сына, Торговец – сестру. А братья, Виктор и Самсон, и еще Заря сами были подменышами – выросли в чужих, человеческих, семьях.
– Заря – одна из пропавших? – спросила Таня, и Роуэн снова кивнула.
– А что насчет другого парня… Проныры? – поинтересовался Фабиан. – Он человек?
– Да. Все люди. Кроме тех, кого я сейчас упомянула. – Роуэн внезапно моргнула. – И кроме меня, которая наполовину…
– Он мне не понравился, – сказала Таня. – Я о Проныре.
– У нас он тоже далеко не всем нравится. Он профессиональный вор – или, по крайней мере, был им. Вырос в семье мастеров по замкам. Его завербовали, после того как он проник куда-то и случайно стал свидетелем подмены. Сапожник понял, насколько он может быть полезен, и убедил присоединиться к нам – не просто так, а за деньги. – Роуэн сморщила нос. – Но я ему не доверяю.
Она замолчала и огляделась:
– Неужели нам необходимо было приходить именно сюда? На нас пялятся. Уверена: эта старая перечница, которая повсюду сует свой нос, помнит меня.
Таня украдкой посмотрела в сторону прилавка. Рози Бик шепотом переговаривалась о чем-то с какой-то из своих приятельниц, их седые головы покачивались и кивали, как у взволнованных голубей. Время от времени то одна, то другая оборачивались, чтобы взглянуть на столик, за которым сидела троица.
Прошлым летом, когда Роуэн была в бегах, Рози Бик приметила ее в городе и, как очевидец, дала газете Тики-Энда ее описание.
– Ну и что, даже если старая Носи Бик тебя помнит? – Фабиан откусил булочку, подцепил пальцем взбитые сливки с клубничным джемом, сочившиеся с другой стороны, и тоже отправил в рот. – Мы не делаем ничего дурного. Культурно пьем чай с булочками, – он поднес к губам белую фарфоровую чашку и сделал глоток, – и в кои-то веки приличный по вкусу чай, не то что из коробки ворчливого старикашки брауни.
– Все равно. Я бы лучше переждала в другом месте, – процедила Роуэн под стук и звон посуды и бросила нетерпеливый взгляд на стенные часы.
– У нас еще больше часа до начала представления, – сказала Таня.
– Тогда я подожду на поле, – отрезала Роуэн. – И вы двое пойдете только в цирк. А на встречу после – нет.
– Тоже пойдем, – легко отмахнулся Фабиан. – Иначе вернемся и расскажем Флоренс, Роуз и моему отцу, что ты затеяла. Вот так.
Роуэн гневно уставилась на него:
– Ябедничать собрался? Не думала, что это твой стиль.
Фабиан пожал плечами:
– Мой, когда нужно. – Он ткнул пальцем в листовку. – А вообще, почему здесь не перечислены номера? Я думал, цирки на афишах и листовках заманивают всем лучшим. Должно быть, у этих номера ерундовые.
– Вот тут ты ошибаешься. – Роуэн слегка расслабилась. – Есть три причины, по которым Тино нигде не рекламирует отдельные выступления. Во-первых, на случай, если кто-то из исполнителей заболеет или отменит свой выход. Он не хочет, чтобы зрители уходили разочарованными. Во-вторых, не хочет, чтобы конкурирующие цирки заранее узнавали, какие именно номера у него есть. И, в-третьих, ему нравится элемент неожиданности.
– Ха, – объяснение не убедило Фабиана, – он здорово придумывает отмазки, этот Тино, да?
– Еще как, – согласилась Роуэн. – Но я обещаю: впечатлений вам хватит.
– Сколько времени идет представление? – спросила Таня. – И они ведь не жестоки к животным, правда?
Роуэн покачала головой:
– Звери никогда не участвуют в представлении. Исключительно люди. Из животных в цирке только лошади, запряженные в повозки и фургоны, и питомцы артистов. О них хорошо заботятся. Длится все около полутора часов.
Фабиана это не слишком воодушевило.
– Да уж, представление, – пробормотал он.
Роуэн улыбнулась:
– Представление, и еще какое. Просто подождите.
Путь, ведущий к Полгрошовому полю, был тенистым и прохладным, впереди виднелись люди, которые двигались в том же направлении. На самом поле, сразу за деревянными воротами, была проложена войлочная дорожка.
Повсюду сновал народ, курсируя туда и сюда у ярких разноцветных палаток. Посередине, затмевая все остальное, возвышался огромный сиренево-серебристый шатер, который и был изображен на листовках. Длинная очередь, петляя, тянулась ко входу.
По краям поля калейдоскопом красок и узоров расположились красивые цыганские фургоны, на их ступеньках сидели приехавшие на ярмарку и наблюдали, как стекается толпа покупателей и зрителей.
– Похожи на фургон Безумной Мораг, – восхищенно произнес Фабиан. – Но их так много!
– Посмотри сюда. – Таня встала на цыпочки, чтобы прочитать деревянные таблички у каждой из палаток. – Вон там «Гадание»… а там «Кабинет диковинок», «Рисование портретов»… Они сейчас открыты? Мы можем зайти?
Роуэн покачала головой:
– Палатки открываются после представления. Так зрители, когда им этого больше всего хочется, получают шанс встретиться с артистами один на один.
Они встали в хвост очереди, медленно продвигаясь вперед, по мере того как зрителей пропускали внутрь. У входа женщина в затейливом костюме с блестками взяла у них билеты и указала, где садиться. Встретившись взглядом с Роуэн, она чуть кивнула.
– Кто это? – спросил Фабиан, когда они вошли в зал и спустились по ступенькам к своим местам.
– Ариадна. Она уже много лет в труппе. Но… не одна из… них, – усевшись, ответила Роуэн и быстро огляделась по сторонам.
Никого не интересовал их разговор: все занимались тем, чтобы устроить поудобнее детей, пожилых родных и устроиться самим.
В шатре было шумно и становилось все теплее – люди продолжали прибывать и рассаживаться. Вскоре почти все места были заняты, и огромная створка с шумом закрылась.
Прошло немало времени, в зале начали проявлять нетерпение. Таня стала рассматривать публику: по ее прикидкам, в цирке собралась уже около тысячи человек.
Танины глаза скользили по рядам: вот плачущий ребенок, которого утешает отец, вот крупная женщина и низенький худосочный мужчина, спорящие, кто чье место занял, вот маленькая старушка, припадочно чихающая в носовой платок.
Затем ее взгляд упал на мальчика недалеко от входа. Рядом с ним сидел мужчина, очевидно отец, так они были похожи. У обоих одинаковые курносые носы и вьющиеся каштановые волосы, одинаково зализанные спереди. На коленях у отца крутилась и пищала маленькая девочка лет двух, ее светлые волосики непокорно топорщились. Девчушка захихикала и обмякла на отцовских коленях, когда он пощекотал ее.