Вонь терзала ее лисье чутье. Гниющие отбросы отвратно пахли на летней жаре, мухи жужжали у хвоста и ушей, когда она пробиралась ко второму выходу, чтобы высунуть мордочку и показаться Сьюки и Фабиану. Быстро глотнув чистого воздуха, она снова юркнула в укрытие, стараясь не вдыхать помоечное зловоние.
– Иди, – услышала она голос Сьюки.
До Роуэн донесся еще запах – вспотевший от волнения Фабиан миновал ее укрытие. Затем он вошел в дверь и пропал из виду.
Фабиан моргнул, привыкая к тусклому свету внутри паба. Справа от него была лестница с ковровым покрытием, ведущая наверх, где жила семья, а слева – приоткрытая дверь в небольшую подсобку, заставленную коробками чипсов, орешков и ящиками с прохладительными напитками. Он подождал у подножия лестницы, но сверху ничего не было слышно.
Прямо перед ним темноволосая девушка за барной стойкой настраивала потрескивающий радиоприемник. Зал пустовал – посетители предпочитали сидеть снаружи, на солнце. Фабиана тянуло незаметно прокрасться по лестнице, но он не решился. Рискованно: могут поймать.
Он сглотнул и подошел к бару. Cильный запах несвежего пива вызывал тошноту.
– Извините? – робко произнес он.
Барменша подняла голову. Симпатичная, но чрезмерно накрашенная, как показалось Фабиану.
– Я друг Джека, – продолжил он. – Он сегодня выйдет?
Девушка пожала плечами, поглядывая на себя в зеркальном стекле за стойкой. Похоже, отражение ее удовлетворяло.
– Он наверху, я думаю. Поднимись. Знаешь, куда идти?
– Да, – соврал Фабиан. – Я здесь уже бывал.
Отойдя от стойки, он вернулся к лестнице. Лоб покрылся испариной. Фабиан неуверенно поднялся на две ковровые ступеньки и глубоко вздохнул.
– Джек? – позвал он на удивление ровным голосом. – Это я, Фабиан.
Он умолк, осознав свою ошибку. Сколько раз говорили они о силе имен? Взять и ни с чего выболтать свое имя в присутствии потенциально опасной фейри? «Идиот!» – выругался он про себя. Но выбора не было – только продолжать:
– Джек, ты выйдешь?
Ответа не последовало. Наверху что-то сдвинули, послышался звук шагов по расшатанным половицам. Фабиан медленно поднялся еще на ступеньку и снова позвал:
– Джек?
За перилами ему ничего не было видно, только пара дверей в коридоре, обе закрытые. Дневной свет сюда почти не проникал. Фабиан нащупал в полутьме выключатель и провел по нему пальцем, пытаясь решить, что делать. В любую минуту мог вернуться отец Джека и все усложнить.
Непроизвольно Фабиан щелкнул выключателем, и свет залил коридор. Он оглянулся на лестницу – и с перепугу едва не упал, подвернув лодыжку.
Женщина, которую они видели в окне, неподвижно стояла на верхней площадке и смотрела на него. Наклонив голову к плечу, она напряглась, словно собака, готовая броситься на кролика. Каштановые волосы, свисающие сальными прядями, обрамляли восковое лицо.
Фабиан поборол инстинктивное побуждение бежать и выжал из себя улыбку.
– Ой, я вас не заметил, даже подпрыгнул! – Он слегка рассмеялся. – Я хотел спросить, Джека сегодня ждать? Моя мама хочет взять нас на пикник.
Наклоненная голова медленно выпрямилась.
– Джек не может пойти с тобой сегодня. – Женщина говорила, подбирая слова, сдержанно, будто боролась с каким-то порывом.
Адреналин захлестнул Фабиана. Он спрятал руки в карманы, потому что не мог совладать с дрожью.
– О, нет! Он забыл вас предупредить?!
Лишенные эмоций глаза женщины буравили его, не мигая.
– Он не говорил мне ни о каком… пикнике. А сейчас мы заняты кое-чем другим. – Левой рукой она массировала запястье правой.
– Типичный Джек! – Фабиан заставил себя не ежиться и не отводить взгляд. – Ну, нет так нет. А вы не могли бы позвать его на минутку? Мне еще нужно спросить его кое о чем. Насчет школьного проекта.
– Джек не может спуститься. – Голос стал холоднее. – Он несколько cвязан… обстоятельствами.
От этих слов Фабиана прошиб пот и одновременно по телу прокатился холод.
…несколько связан.
«Это правда, – понял он. – Зелье правды не дает ей лгать… но у нее получается тщательно подбирать слова, чтобы меня запутать».
– Не волнуйтесь. – Фабиан начал спускаться по лестнице. – Тогда я попозже с ним встречусь.
На последней ступеньке у него поползли мурашки при мысли, что глаза этой твари сверлят ему затылок. Он свернул у лестницы и, скрывшись из виду, остановился перед задней дверью. Нагнулся, быстро развязывая шнурки, чтобы выиграть время, если на него натолкнется отец Джека или барменша. Медленно сосчитал в уме до тридцати, прислушиваясь, нет ли какого движения на лестнице. Из бара доносились голоса и негромкая музыка радио. Он с трудом переключил внимание, ломая голову, что делать. Сьюки предупреждала, чтобы он не поднимался наверх. Но ему не удалось увести Джека, так что и он, и его сестра остались на милость подменыша. Фабиан не мог не чувствовать ответственности за это.
Крадущиеся шаги на верхней лестничной площадке затихли, раздался щелчок – свет снова погас. Где-то со слабым стуком закрылась дверь и заплакал ребенок. От жалобного хныканья в мозгу Фабиана зазвенели тревожные колокольчики, решение было принято. Фабиан закончил считать, снова завязал шнурки, встал и отер лицо. Затем свернул к лестнице и, держась за перила, стал подниматься – так осторожно, как только мог.
14
Фабиан поднимался по лестнице, плач становился все громче. Глаза уже приспособились к полумраку, и в слабом свете, проникавшем сквозь щели в рамах, он видел очертания дверных проемов. Одна дверь была чуть приоткрыта; он попытался понять, что это за комната и есть ли там кто-нибудь, но ничего разглядеть не удалось. Плач доносился из самой дальней от лестницы комнаты. Чтобы попасть туда, нужно было миновать приоткрытую дверь.
Фабиан начал красться по коридору, ковровое покрытие гасило звук шагов. Прошел мимо двух закрытых дверей. Осталась третья, приоткрытая. Он остановился у нее, прижавшись к стене. Сердце колотилось, как у перепуганного кролика. До его слуха долетел исступленный шепот. Он напрягся, пытаясь разобрать слова, но не смог.
Фабиан на секунду заглянул в щель. Деревянные шкафы, раковина, черно-белый кафельный пол. На гладких плитках блестела жидкость. Рядом валялись осколки стекла. Что-то было разбито и разлито, пахло чем-то отвратительным, соленым, отдающим металлом.
Громкий удар изнутри кухни заставил его прикусить губу. Шепот перешел в бормотание:
– Я старалась вести себя как хорошая мать, ведь так? Но это нелегко. Всегда нелегко. А что делает мать? Она готовит ужин. Но готовить – нет, это не то. Готовка все портит…
Последовало маниакальное хихиканье, и Фабиан зажмурился. С огромным усилием овладев собой, он наклонился и заглянул в другую щель – над дверной петлей.
Мать-самозванка стояла, сгорбившись, спиной к двери. Позади нее на столе стояли четыре тарелки, к столу примыкал стульчик для кормления.
Тело ее дергалось от натуги, но со своего места Фабиан не мог видеть, что она делает. Ему показалось, что в перерывах между криками сестренки Джека он слышит хлюпающие звуки, как будто режут что-то сырое. Он подумывал, как бы прокрасться к дальней двери, пока это существо занято. Но тут оно повернулось, и Фабиан застыл на месте.
В правой руке мать-подменыш сжимала большую мертвую рыбу. Взрезанную, но еще не до конца выпотрошенную: внутренности болтались мокрой темной массой. Самозванка шмякнула рыбу на одну из тарелок и уставилась на нее. Красные капли растекались по белому фаянсу.
– Нехорошо, – пробормотала она. Подняла руку, скользкую от рыбьих потрохов, и запустила ее себе в волосы. – Больше не могу… не могу притворяться. Теперь они узнают. Мне нужна только она. Мне нужна только девчонка.
Чувствуя, что подступает рвота, Фабиан зажал рукой рот и нос и, не в силах больше смотреть, проскользнул мимо кухни. На подгибающихся от страха ногах он двинулся на звуки плача. Взялся за ручку двери и повернул, безмолвно умоляя открыться. И она открылась. Однако тут же раздался тот самый скрип расшатанной половицы, что и раньше. Неужели самозванка расслышала его шаги сквозь детский плач?
В панике он толкнул дверь и вошел. Тут тоже царил полумрак, шторы были задернуты, но он увидел, что это игровая комната. В манеже у окна плакала девочка, из носа у нее текли сопли. Джек сидел на стуле в противоположном углу – рот заткнут кляпом, глаза выпучены от ужаса. Сначала Фабиан не разглядел, что удерживает его, но, подойдя, узнал блестящие, похожие на паутину нити, которыми тот был обмотан. Руки мальчика рассекали порезы – он пытался освободиться. Фабиан видел такое раньше, год назад, в Лесу Висельника, в ночь, когда Таня чуть не пропала в царстве фейри.
Он поспешно выдернул изо рта кляп Джека и приложил палец к его губам, дав знак молчать.
– Она на кухне, – прошептал Фабиан. – И не собирается уходить. Думаю, надо взять твою сестру и бежать отсюда. Мы не можем ждать, пока Роуэн поднимется, – нам необходимо просто выбираться, всем троим.
Джек помотал головой:
– Я не могу освободиться – я не знаю, что это за штука, но она не рвется! Просто оставь меня… возьми Люси и уходи.
– Тш-ш. Это крученая паутина. – Фабиан достал из кармана Танины ножницы и начал резать нити, которые рассыпались от их прикосновения. – Ее нельзя разорвать человеческими руками, потому что она волшебная. И эти ножницы тоже. Но как она тебя связала? Я думал, ты под защитой.
На лице Джека отразилась боль:
– Да. Папа, сразу после того, как я получил зелье, заметил, что у меня футболка наизнанку, и заставил надеть нормально. Я собирался ее снова вывернуть, когда поднимусь наверх, но так сосредоточился на зелье, что забыл.
Последние нити распались, и Джек бросился к манежу.
– Я налил зелье в стакан, как будто это питье, – сказал он, поднимая Люси. Девочка прижалась к нему, ее плач перешел во всхлипывание. – А потом вроде уронил и разлил по полу, чтобы она наступила. После этого она обезумела и связала меня. Сказала, если я не подчинюсь, то она заберет Люси…