– А что с теми, кто как Роуэн? Кто наполовину фейри, наполовину человек? Это ведь не то же самое, что подмена?
– Нет. Но в случае Роуэн речь все равно шла о вмешательстве фейри в дела людей. Фейри околдовал и обманул Роуз. Что, по сути, сводится к тому же.
– А есть ли способ… Можем ли мы освободить их, чтобы они больше не были нашими хранителями?
– Есть, – ответила Флоренс. – Это прощение и принятие. Если ты искренне сможешь сказать, что принимаешь свою способность и никого не винишь, то твой хранитель больше не будет связан с тобой долгом. Но, по моему опыту, тебе лучше пока оставить Гредина рядом. Пока не станешь немного старше… Я бы подождала с таким решением.
– Но почему? – расстроилась Таня. – Зачем ждать, если я уже уверена?
– Точно? В самом деле уверена? Мне в свое время тоже казалось, что я кое в чем уверена. Когда собиралась сбежать в царство фейри вместе с Морвенной Блум. Я не сомневалась, что это лучше всего. Теперь, оглядываясь назад, я так благодарна, что меня отговорили. По-твоему, кто это сделал?
– Рэйвен, – прошептала Таня.
Бабушка кивнула и улыбнулась:
– Не торопись. Чтобы когда-нибудь не пришлось пожалеть. – Она ласково похлопала Таню по руке. – А теперь как насчет чашечки чая?
– Спасибо, – сказала Таня.
Она смотрела, как сама собой поднялась крышка чайницы и два пакетика были выкинуты на столешницу, после чего крышка вновь опустилась.
Флоренс, не моргнув глазом, взяла их и положила в две чашки. Тут открылась задняя дверь и появился Фабиан, румяный, с корзиной крупных коричневых яиц.
– Спасибо, все-таки я не буду сейчас чай. – Таня со значением взглянула на Фабиана. – Очень нужно выгулять Оберона.
Пока Фабиан мыл руки, она побежала в свою спальню, опередив Нелл, которая катила свой пылесос по лестничной площадке. Таня быстро схватила купленный для Мораг журнал с головоломками, а после минутного раздумья достала из-под расшатанной половицы компас и ножницы и засунула в карманы.
– Лучше перестраховаться, чем потом жалеть, – пробормотала она. Спрятала журнал под рубашку и вернула половицу и ковер на место – ровно к тому моменту, как Нелл постучала в дверь.
– Все в вашем распоряжении, – сказала Таня, протискиваясь мимо нее.
Быстро сбежав по лестнице, влетела в кухню, сняла с крючка на задней двери поводок Оберона и спросила Фабиана:
– Готов?
Когда они, продравшись сквозь разросшиеся сорняки, вышли за калитку сада, Таня закрыла ее и негромко сказала:
– Я иду повидать Мораг. Ты со мной?
Оберон, вначале помчавшийся вперед, остановился неподалеку.
– Только если у тебя есть компас, – ответил Фабиан.
Таня похлопала по карману:
– Да. И ножницы. После вчерашнего всегда буду носить их с собой.
– А ты уверена, что хочешь идти? Если Гредин узнает, что мы расспрашивали Мораг о тринадцати секретах, он может снова наказать тебя.
– Я не собираюсь спрашивать о тринадцати секретах, – воинственно произнесла Таня. – Но ведь правда? Если Мораг решит рассказать мне что-то о них, я же не смогу ее остановить? Я только спрошу, не поможет ли она мне с Обероном, и подарю журнал с головоломками.
Услышав свое имя, Оберон залаял, затем зевнул и лег, устроив голову на своих большущих лапах. Когда Таня и Фабиан поравнялись с ним, он уже крепко спал.
– Оберон, пошли. – Таня легонько подтолкнула его ногой, но он лишь устало заворчал и не шелохнулся.
– Что с ним? – спросил Фабиан.
Таня нагнулась и взяла спящего Оберона на руки.
– Щенки всегда засыпают в самый неподходящий момент. Придется нести, пока не пожелает проснуться.
К тому времени, как они добрались до ручья, у Тани уже отваливались руки. Запыхавшись, она остановилась у камней, по которым ручей обычно переходили, и спросила Фабиана:
– Ты защищен?
– Надел носки наизнанку. А ты?
– В кармане железный гвоздь. Тогда пошли.
Примерно на середине ручья Таня оступилась и чуть не потеряла равновесие – Оберона пришлось опустить на камни. Разбуженный прикосновением ледяной воды, он испуганно залаял. Но лай в этот раз был уже не писклявым. Что-то происходило. Таня попробовала приподнять щенка:
– Он слишком тяжелый! Он растет!
И он действительно рос. Через несколько мгновений Оберон, увеличившийся до прежнего размера, отряхиваясь от воды, ждал их на другом берегу.
– Текучая вода, – Таня торжествующе улыбалась. – Конечно! Я совсем забыла – в текучей воде магия рассеивается!
– Ты все еще хочешь в лес? – спросил Фабиан.
Таня похлопала по журналу с головоломками:
– Да. Мы не сделаем ничего плохого, во всяком случае с точки зрения Гредина, если навестим Мораг.
И они продолжили путь. Через несколько минут впереди раскинулся лес: шевелящаяся завеса листвы нависала над ними, как разверстый рот, а древесные стволы походили на оскаленные кривые зубы.
Как только Проныра открыл дверь, из фургона хлынул удушливый смрад. Роуэн зажала рот и нос рукой.
– Пусть проветрится. – Воробей отвел Роуэн от входа.
Молча стоя чуть поодаль, они с тревогой оглядывали старый фургон, служивший Заре домом. Он был посовременнее традиционных фургонов циркачей и намного больше тех, в которых кочуют цыгане. Некрасивого бежевого цвета, с проступавшей кое-где ржавчиной, но в целом чистый – его явно содержали в порядке.
Роуэн вдохнула душистые ароматы окрестных полей. Рядом с клевером у ее ног жужжала пчела, и ее жужжание звучало в унисон с тарахтеньем маленького трактора вдалеке. В безоблачном небе ярко светило солнце, но сейчас оно будило скорее страх, чем радость. Его жар нагревал старый металлический фургон и был беспощаден к тому, что, разлагаясь, ждало их там, внутри.
– Оставайся здесь, – сказал Воробей.
Роуэн смотрела, как он поднимается, заходит, прикрывая нос и рот футболкой, и ежилась от собственной трусости. Проныра терся у двери, не пытаясь ни войти, ни даже скрыть отвращение.
Тук. Тук-тук.
Роуэн подняла глаза. С крыши на нее смотрела большая черная птица, склонив голову набок. Посмотрев, отвернулась и принялась что-то клевать. Тук. Тук.
– Рэйвен? – прошептала Роуэн.
Птица проигнорировала ее, продолжая тупо долбить клювом что-то на крыше. К ней присоединилась еще одна, и Роуэн отвела глаза. Это была всего лишь птица.
– Можешь войти. – Воробей высунулся из двери. – Этот запах… Я ничего не нашел, кроме помоев, где полно личинок. – Он мотнул головой назад, в сторону шкафчика под раковиной. Над открытым мусорным мешком с жужжанием вились мухи.
Чувствуя тошноту, Роуэн вошла внутрь. Как и рассказывал Торговец, ничего необычного заметно не было. Все аккуратно, за исключением вонючего помойного ведра и грязной посуды в раковине с застоявшейся жирной водой. Тяжелые темные шторы были раздернуты. Роуэн увидела, что подхваты для штор на одном из окон не закреплены, а просто свисают.
– Днем Заря держала шторы закрытыми, – пробормотала она. – А на ночь, когда солнце садилось, открывала.
– О чем ты? – насторожился Воробей.
– Торговец говорил, шторы были открыты днем, когда он приходил сюда. Но если их не трогали с тех пор, значит, они остались так, как он их видел.
– И что? – спросил Проныра, войдя наконец в фургон.
– А то, что, если бы шторы открыла Заря ночью, она закрепила бы их подхватами, – сказала Роуэн. – Но подхваты не завязаны. Тот, кто раздернул шторы, действовал быстро. Я считаю, кто-то пришел сюда днем, когда шторы были закрыты, а затем раздвинул их, чтобы сделать Зарю бессильной перед солнечным светом…
– И что потом? – спросил Проныра.
– Не знаю.
– Ну, где бы она ни была, здесь ее нет, – вздохнул Воробей. – И если видение цыганки правда, то она где-то снаружи. Надо искать.
– Как будто у нас есть шанс найти ее. – Темные глаза Проныры презрительно блеснули. – Она может быть где угодно.
– Я так не думаю, – покачал головой Воробей. – Убивший Фикс не предпринял никаких усилий, чтобы спрятать тело.
Проныра, насупившись, оперся о кухонную столешницу.
– Может, ее и не собирались убивать. Спутали яд с чем-то другим, например с сонным зельем.
– Судя по видению, все трое мертвы, – сказал Воробей. – Одна смерть могла быть случайной, но три?
От жары и запаха Роуэн покрылась мурашками. Протиснувшись мимо Проныры, она встала у двери, жадно вдыхая сладкий луговой воздух. Птицы над ней продолжали стучать клювами по крыше. Тук, тук, тук. Похоже, их стало больше.
Проныра провел рукой по лбу, убирая опавшую от влажности прядь волос. Наверху необычайно резко заскрежетали по металлу клювы.
– Что за чертовщина? – раздраженно спросил он.
– Птицы, – ответила Роуэн, глядя на поле. Ей хотелось оказаться далеко отсюда, где угодно, только не в пустом, заброшенном доме Зари. – Клюют что-то на крыше.
Пока она говорила, птицы что-то не поделили, вспыхнула перебранка. Хлопая крыльями и хрипло каркая, одна из них взлетела и опустилась на траву, в нескольких футах от фургона. Из клюва у нее торчало что-то вязкое. Роуэн присмотрелась.
– Что это такое?
Она где-то снаружи.
От жуткой мысли Роуэн покачнулась. Воробей кинулся к ней и удержал за локоть:
– Что с тобой? Дурно от жары? Выйди наружу…
– Крыша, – слабо сказала она, позволяя ему вытащить себя из фургона. – Птицы на крыше…
Стоя снаружи, она оглядела фургон. Сзади на крышу вела тонкая металлическая лестница. Отстранившись от Воробья, Роуэн, спотыкаясь, направилась туда. Она уже поставила ногу на первую ступеньку, когда Воробей оттеснил ее. В его глазах читалась та же чудовищная мысль.
– Что вы делаете? – крикнул Проныра от двери, когда Роуэн попыталась отодвинуть Воробья.
– Не надо. Я пойду, – сурово сказал он и проворно вскарабкался по лестнице.
Роуэн с чувством вины и ужаса наблюдала, как он, глубоко вздохнув, заглядывает за край крыши.
– Господи! – Воробей отшатнулся и, ударяясь о перекладины, рухнул на землю.