Уорик медленно выдохнул:
– Я никогда даже не слышал о Ковене, только о негодяях, торгующих подменышами, и об одиноких мстителях, которые возвращают похищенных в их семьи.
– До сих пор это тщательно скрывали, – подтвердил Воробей.
– Почему же вы решили рассказать нам? – спросил Фабиан.
– Потому что правда все равно уже раскрыта, – ответила Роуэн. – И, судя по тому, как развиваются события, существовать Ковену, возможно, осталось недолго. Если со мной что-то случится, я хочу, чтобы вы все знали, почему это произошло.
– Думаю, мне нужен чай, – наконец не выдержала Флоренс. – И всем не помешает.
Она встала, наполнила чайник. Чашки в ее руках стукались друг о друга и о столешницу заметно громче и чаще обычного.
– Значит, Сапожник набирал людей, – произнесла Таня. – А какое из Сокровищ он представлял?
– Кубок вечной жизни, – с болью ответил Воробей. – Его обязанностью было поддерживать существование Ковена бесконечно долго. Возможно, именно поэтому он погиб одним из первых – с него все началось.
– А потом Заря, – сказала Роуэн. – Она символизировала Свет.
– Но ты же говорила, что она не переносила солнечный свет? – удивился Фабиан.
– Так и было, – ответил Воробей. – Довольно иронично. По сути, она олицетворяла надежду. Понимаете, Заря была подменышем – она так и не нашла дорогу назад. Предполагалось, что ее в детстве подменили из-за болезни, но, узнав о своем происхождении, она решила, что возвращаться в царство фейри слишком поздно. Нормальной жизнью она жить не могла, но, несмотря на это, приспособилась. – Его голос дрогнул. – Она была для нас напоминанием о том, для чего на самом деле создан Ковен. И в то же время напоминанием о том, что, даже если подменыш не может вернуться домой, он все равно способен выжить. Она помогала другим, оказавшимся в такой же ситуации.
– Мы нашли Зарю сегодня утром, – сказала Роуэн. – Ее оставили умирать на солнце.
Шепот ужаса прокатился по кухне.
– А что с Сапожником? – спросил Фабиан. – Вы… вы нашли и его?
– Его тело запаяли в глыбу льда, – скупо ответила Роуэн. – И вложили ему в руку кубок. Убийца знал, какое Сокровище он олицетворяет.
На лбу Фабиана появилась складка:
– Лед – тоже символ. С Фикс так не старались. Тела во льду потенциально могут храниться всегда, – он вскинул голову, – вечно…
– А Фикс была отравлена одним из ее собственных зелий, – добавила Таня, поднеся руку ко рту.
– Все убийства совершены в соответствии с ролями участников группы, – сказала Сьюки. – Сначала мы этого не поняли… догадались только сегодня днем.
Уорик потер колючий подбородок:
– И еще три человека и три Сокровища – Котел, Блюдо и…
– Книга знаний, – закончил Фабиан.
– Торговец – это Котел, – сказала Роуэн. – Не то чтобы он возвращал мертвых к жизни, но он возвращает все к изначальному состоянию, к тому, как должно быть. Он осуществляет непосредственный обмен.
– А что насчет двух других?
– Торба – Блюдо. Он опытный добытчик. Обучил нас всех, какие растения, коренья и ягоды можно собирать и есть, если вдруг окажешься в глухой местности или если придется длительное время прятаться. И он заботился, чтобы мы никогда не голодали.
– Остается только старая Пег, – сказала Таня. – Она, наверное, Книга.
– Да, – кивнула Сьюки. – Пег старше всех из членов Ковена. Ее знания очень важны для нас – она обладает обширной информацией не только по истории Ковена, но и по истории мира фейри, мира людей и их взаимоотношений друг с другом.
– Тогда она должна знать, кто питает вражду к Ковену, – задумчиво произнес Уорик. – Ведь это именно вражда. Если бы с Ковеном хотели просто покончить, нашлись бы более легкие способы. Но то, что проделывается, определенно носит глубоко личный характер. Чистой воды садизм.
– Мы надеялись, что Пег сумеет помочь, – сказал Воробей. – Но все ее знания стерты. Она и Торба стали последними мишенями сегодня утром. Библиотека Пег уничтожена, а ее сознание разрушено. Она не помнит даже своего имени. Торба жив, но едва-едва. Он наглотался какой-то отравы – Тино считает, грибов, которые подсунули вместо съедобных. Выглядят точно так же, но ядовитые. Его вовремя нашли и дали противоядие, но он слаб. – Воробей почесал голову. – Ни один из них не может нам помочь.
– Вы сказали, было три нападения. – Флоренс вернулась к столу. Ее худое лицо еще больше осунулось, губы были плотно сжаты. Так выглядела она все Танино детство, но за последние месяцы Таня отвыкла видеть бабушку столь напряженной. Руки Флоренс дрожали, когда она ставила перед всеми чашки с дымящимся чаем.
– Третьей была я, – сказала Сьюки. – Мои видения – мои силы – заблокировали. Я обнаружила странные символы, вырезанные в земле под моим фургоном. Фикс разобралась бы с подобным, но ее не стало, и Тино подумал, что Пег могла бы… могла бы…
– А теперь и Пег не поможет, – пробормотала Таня.
– Авось я смогу. – Хриплый сдавленный голос Мораг был похож на шуршанье сухих листьев. – Если определим, что это за заклятье, и найдутся нужные ингредиенты, я, возможно, придумаю, как снять его.
– Подождем с этим, Мораг, – покачал головой Уорик. – Пока не узнаем, почему кто-то напал на тебя, тебе слишком опасно возвращаться домой. И после услышанного я не могу избавиться от ощущения, что все здесь связано одно с другим.
– Верно, – сказала Таня. – В видении Мораг уже появлялись тринадцать секретов. Если убийца заподозрил, что она видит происходящее с ними, это веская причина, чтобы убрать ее с дороги.
– Но о видении Мораг знали только мы с тобой. – Фабиан коснулся Тани локтем. – И рассказали только членам Ковена. Кто-то наверняка подслушал.
– Либо так… либо кто-то из нас допустил утечку информации, – сказала Роуэн. – Что вполне логично, ведь тот, кто все это творит, знает о Ковене. Чем мы занимаемся, кто мы и где нас искать.
– Конечно, нет, – прошептала Сьюки. – Кто мог быть настолько глуп?
– Дело не в глупости, – возразил Воробей. – Любого могли одурачить. Предположим, искусный мастер наваждений под видом одного из нас вполне мог обманом выудить у кого-нибудь все, что ему требовалось.
– Но ведь нас предостерегали и учили! – вспылила Сьюки. – Учили распознавать обман!
– Мы всего лишь люди, – сказал Воробей и тут же дернулся, увидев омрачившееся лицо Роуэн. – То есть половина из нас – люди. Я о том, что человек или фейри – никто из нас не совершенен. Все допускают ошибки.
– Вопрос в том, что будет дальше, – сказал Уорик. – Что собираются делать оставшиеся члены группы, чтобы уцелеть?
– У нас два варианта, – ответила Роуэн. – Битва или бегство. Если мы будем сражаться, то можем положить этому конец… а также отплатить тем, кто все это сотворил. Проблема в том, что неизвестно, против кого или чего сражаться. Второй вариант – бегство. Положиться на удачу, разбежаться и залечь на дно.
В ее зеленых глазах стояли слезы. Она смотрела прямо на Уорика:
– Но и с этим вариантом тоже не все гладко. Даже если все творит не Элдрич, он в любом случае хочет мне отомстить. И после того, как я видела его – видела, насколько он безумен, – я не удивлюсь, если он придет и за вами. – Она склонила голову. – Я знаю, что вина на мне. У меня был ключ, и я его выбросила, но… Я ненавидела его за то, что он был рядом и ничего не сделал, когда Снетчер забирал Джеймса. Вполне возможно, он чувствует то же самое по отношению к вам, потому что вы ничего не сделали, когда я обрекла его гнить в подвале. И пусть я даже уйду и больше не появлюсь, я все равно навлекаю на вас опасность. На вас все равно могут напасть, даже если меня не будет. Куда ни кинь, меня выслеживают, и рано или поздно след приведет сюда.
– Тогда я предлагаю битву, – сказал Уорик. – Ковен силен, когда все вместе. Разделившись, вы только облегчите задачу врага, и вас убьют одного за другим. Если след ведет сюда, хорошо, пусть ведет. С помощью продуманных приманок мы можем приблизить битву и успеть подготовиться к ней. Так будет лучше для нас всех. Если Тино и остальные согласятся, то сообща у нас есть шанс. Мы превратим это место в крепость – и будем готовы к приходу врага.
21
Роуэн стояла в ванной, которую делила с Таней, и прижимала к лицу холодное полотенце. Двери в их спальни были закрыты. Голову распирало горячей болью, на периферии зрения мерцали световые пятна. Она отошла от раковины и присела на бортик ванны, мечтая только о том, чтобы боль утихла.
Если не считать бульканья обитателя стоков, в ванной было тихо. Она позволила себе слиться с этой тишиной, борясь со слезами и судорогами в горле.
Ей не следовало возвращаться, теперь она это знала. Она должна была сделать то, что делала всегда, – то, что у нее получалось лучше всего, – исчезнуть.
Теперь было слишком поздно.
В дверь ее спальни легонько постучали. Она приспустила мокрое полотенце с лица, прислушиваясь.
– Роуэн?
Это была Роуз.
– С тобой все в порядке? Можно войти?
Роуэн молчала. Из комнаты послышался голос Воробья:
– По-моему, ей хочется, типа, побыть одной несколько минут.
– Может быть, ты скажешь ей… – Роуз колебалась. – Скажи, если она захочет поговорить, я буду во дворе, с животными.
Роуэн дождалась щелчка закрывающейся двери. Встала, бросила полотенце в раковину, отперла замок и зашла в спальню, где было еще светло от раннего вечернего солнца. Воробей, стоя на коленках на ее кровати, смотрел в окно и повернулся, когда она села рядом.
– Так это она, да? – спросил он мягко. – Твоя настоящая мать? Ты на нее похожа.
Роуэн безучастно смотрела на дверь:
– Моя настоящая мать умерла.
– Когда-то у меня была мама, – продолжал Воробей, не обратив внимания на ее ответ. Он огляделся. – И комната. В верхнем углу, над моей кроватью, была плесень, но меня это не трогало.
– Ты так и не сказал мне, почему сбежал.
Воробей уселся на кровати:
– Ты никогда не спрашивала.