Таня ревниво смотрела. По какой-то причине Оберон обожал Флоренс.
– Все, – объявил Фабиан.
Грохнул вилку на тарелку и с полным ртом вскочил из-за стола.
– Нет, – сказала Флоренс. – Ради бога, Фабиан! Ты похож на хомяка. Сядь, пока не прожуешь как следует.
– Я все, – настаивал Фабиан, вытаращив глаза и еле проглотив то, что было за щеками. И двинулся к задней двери.
У Тани кусок комом встал в горле, когда она поняла, что он собирается сделать. На виду у всех Фабиан начал копаться в одежде, висевшей на кухонной двери. Нахмурился, снял отцовский плащ с одной вешалки, перевесил на другую. При этом на пол свалились и пальто, и плащи, включая плащ Уорика.
– Что ты теперь делаешь? – не выдержала Флоренс.
– Не могу найти свою куртку, – пожаловался Фабиан. – Серую. Я думал, она здесь.
– Она в шкафу под лестницей – там, где ты всегда ее оставляешь. – Флоренс явно озадачилась. – Я видела ее вчера. Зачем тебе куртка в такую погоду? Правда, Фабиан, что на тебя нашло сегодня?
– Я тоже не понимаю что, – с подозрением покосился Уорик, встал и взял сапоги.
– Ничего. – Фабиан повесил пальто и плащи на место и вернулся к столу.
Увидев его лицо, Таня расслабилась. Фабиану все удалось. Они переглянулись – как довольные дети, которые чувствуют, что шалость сошла с рук.
В тот же момент переглянулись и Уорик с Флоренс – как взрослые, которые чувствуют, что их обвели вокруг пальца, но понятия не имеют, каким образом и почему, и не могут с этим поделать ровным счетом ничего.
Летняя гроза очистила воздух, день был ясным и теплым, хотя все вокруг еще пахло ночным ливнем. Вскоре после завтрака Таня с Фабианом набили шесть мусорных мешков волосами и спрятали их снова под кроватью. Таню беспокоило, как избавиться от них и не попасться. Первым порывом было сжечь все в камине прямо в спальне. Фабиан же предложил сбросить мешки в какую-нибудь катакомбу, где их никогда не найдут. Оба варианта влекли за собой проблемы. Сжигать волосы – трудоемко и рискованно. Дым, идущий из трубы посреди лета, обязательно вызовет подозрения у Флоренс и Уорика. Попасть в лес и так оказалось непросто, а уж если тащить с собой шесть тяжелых мешков с волосами… В итоге Таня решила, что все-таки лучше сжечь – только заниматься этим надо ночью.
Наступил уже полдень, когда Таня наконец осталась одна. После долгих рассказов о том, как Безумная Мораг проклинала разных горожан, Фабиан заперся в своей комнате, из-за двери гремела музыка. Таня набросала на листке бумаги подробный план дома. Внизу нацарапала: «Моя комната, любое время после полуночи. У меня будет то, о чем ты просила, а мне нужно то, что обещала ты». Дважды сложила записку и убрала в карман. Теперь следовало оставить ее за потайной дверью в библиотеке вместе с запасом еды и воды. А потом можно отправляться в Тики-Энд, чтобы купить все, что требуется.
Она подняла половицу, достала список Рыжей и попробовала мысленно прикинуть стоимость каждого пункта. К сожалению, Таня плохо представляла, сколько что может стоить.
В небольшой запертой деревянной шкатулке на туалетном столике хранилась двадцатифунтовая банкнота, оброненная в автобусе антикваром, который хотел выкупить компас. Вернувшись в тот день домой, она положила деньги туда и почти забыла про них.
Когда наконец с трех попыток шкатулку удалось открыть, Таня обнаружила внутри не хрустящую двадцатку с изображением королевы, а свернувшийся трубочкой коричневый лист какого-то растения. Больше в шкатулке не было ничего.
Аромат шампуня витал в воздухе, когда Рыжая вышла из ванной с полотенцем, обернутым вокруг головы. Свежевымытая, с блестящими зелеными глазами, она была совершенно не похожа на сжатую как пружина злоумышленницу, с которой Таня столкнулась всего несколько ночей назад, грязную и тошнотворно пахнущую. Теперь, в тепле мягко освещенной комнаты, она выглядела почти нормальной и даже ближе к Тане по возрасту, чем показалось вначале.
– С малышом все в порядке? – спросила Рыжая, с тревогой глядя на ребенка, мирно спящего на Таниной кровати. – Не просыпался?
Крошечная грудь подменыша вздымалась и опускалась с каждым вздохом. Щеки окрашивал слабый румянец, ставший заметным только после того, как Таня с Рыжей быстро, но тщательно искупали его, смыв всю грязь. Он не проявлял недовольства, не плакал, только наблюдал за ними огромными черными глазами. Потом жадно выпил теплое молоко, которое Таня тайком во фляжке пронесла в комнату, и почти сразу погрузился в глубокий крепкий сон.
– Спит.
Рыжая села на кровать, поплотнее закутавшись в Танин халат:
– Я уже и забыла, что такое горячий душ.
Таня протянула ей сумку с вещами, купленными днем в Тики-Энде, на деньги, которые нашла в кармане своего плаща.
– Вот то, что ты просила… ну, большая часть. У меня не хватило денег на всё из списка.
Рыжая порылась в сумке:
– Не страшно. Я вижу, ты купила самое важное.
Она вытащила дешевую зубную щетку и коробку краски для волос. Пробежала глазами инструкцию, затем проверила оттенок, выбранный Таней: мышиный, тусклый, что-то среднее между темно-русым и светло-каштановым.
– Спокойный, обычный, незапоминающийся. Идеально.
Вскрыв коробку, Рыжая натянула тонкие полиэтиленовые перчатки. Затем добавила краску в бутылочку с проявляющим раствором и потрясла, пока содержимое не смешалось, медленно приобретая сероватый цвет.
– Ага, тебе и это удалось раздобыть. – Она бросила взгляд на туалетный столик, где лежала небольшая стопка газет. – Свежие номера?
– Нет, от того дня, когда ты забрала ребенка. Бабушка хранит газеты, чтобы разжигать камины, и я еще купила несколько в Тики-Энде. Местные и общенациональные.
– В них есть что-нибудь?
Таня кивнула:
– Я собрала, что нашлось. Шесть статей, все в национальных, кроме этой. – Она вытащила трехдневной давности «Газету Тики-Энда» с пятном от соуса на первой полосе. – Тут ничего хорошего. – Пролистав до нужной страницы, Таня передала газету Рыжей, которая перестала трясти пластиковую бутылочку и принялась за чтение. Ее губы беззвучно шевелились.
Статья была короткой, но самой обличительной из тех, что видела Таня. Кроме того, что Рыжую там называли безжалостной и бессердечной похитительницей, приводилось ее подробное описание, данное очевидцем – шестидесятишестилетней Рози Бик, хозяйкой самой посещаемой чайной в Тики-Энде и главной сплетницей в городе.
Рыжая закончила читать и задумчиво кивнула:
– Значит, они знают, что я где-то неподалеку. Знают, как я выгляжу. Во что одета. А все эта старая перечница. Сует свой нос повсюду, всех обо всем выспрашивает. Судачит с каждым, кто заходит в чайную. Хорошо, что я вовремя слиняла.
Рыжая встала с кровати и пошла в ванную, стянув полотенце с головы. Наклонилась над раковиной и начала втирать краску в волосы. Таня наблюдала за ней, рассказывая об утренних событиях и нервно поглядывая на дверь спальни. Было ужасно рискованно привести Рыжую в дом, в свою комнату, и последствия, если кто-нибудь узнает, могли быть чрезвычайно плохими.
– Так откуда у фейри твои волосы? – спросила Рыжая.
– Что ты имеешь в виду?
Рыжая выпрямилась, собрала пучок на макушке и сняла перчатки.
– Чтобы сделать что-то настолько грандиозное – заколдовать волосы таким образом, – у них должен быть хотя бы твой волосок. – Она помолчала и пристально посмотрела на Таню: – Когда ты причесываешься, как поступаешь с волосами, которые застревают в щетке или расческе?
Таня смущенно отвела взгляд – в дурной привычке оставлять волосы в расческе признаваться не хотелось.
– Покажи. – Рыжая взяла ее под локоть и подвела к туалетному столику.
Таня виновато показала свою щетку.
– Безобразие. С таким же успехом ты могла бы прислать им письменное приглашение! – Рыжая схватила щетку и начала выдергивать из нее клочками Танины волосы. – Нельзя так, надо немедленно от них избавляться.
– Ладно, – растерянно кивнула Таня. – Я… Я выброшу их.
Рыжая покачала головой:
– Неправильно. Нельзя выбрасывать. Надо уничтожить. Сжечь. И то же касается всего остального – всего, что они могут использовать, чтобы заколдовать тебя.
– О чем ты?
– Кровь. Слюна. Обрезки ногтей. Зубы. Все эти истории о колдовстве, о людях, которые попали под власть ведьмы, заполучившей несколько волосков или зуб, – они не просто так возникли. Ничего нельзя оставлять на волю случая.
Она вытащила из кармана коробок спичек, зажгла одну и осторожно положила в камин. Затем сунула туда комок спутанных волос, которые мгновенно вспыхнули.
– Кажется, у мамы сохранились мои молочные зубы, – задумчиво сказала Таня. – Но ведь зубы не сжечь?
– Все, что не можешь сжечь, закапываешь, – ответила Рыжая. – Либо в мешочке с солью, либо на освященной земле. Если порежешься, сожги все, чем вытирала кровь, а заодно пластыри или бинт. Не облизывай конверты, смачивай водой. Состригай ногти прямо в огонь. Делай все возможное, чтобы защитить себя. – Она секунду помолчала. – А что с твоими отрезанными волосами?
Таня указала на кровать:
– Там, в мусорных мешках. Я думала, сжечь – лучший способ, и ждала подходящий момент, чтобы не засекли.
Рыжая нагнулась и начала выволакивать мешки из-под кровати.
– Это не лучший способ, – мрачно сказала она. – Это единственный способ.
Проткнула ножом дырку в одном из мешков, вытащила пригоршню волос и вместе со спичками передала Тане:
– Сожги. Сейчас.
Таня бросила волосы в камин и подожгла. Пламя в секунду с шипением поглотило их. Она выгребла из мешка еще горсть, снова кинула в камин, а потом уныло посмотрела, как Рыжая достает из-под кровати шестой – последний – мешок. Таня беспомощно махнула рукой:
– Потребуются часы, чтобы сжечь все это.
– Тогда предлагаю не тормозить.
Таня сунула в камин еще ком волос.
– Но как… Откуда ты все это знаешь? Почему ты знаешь так много, а я так мало?