Картонкой она соскребла тельце несчастного со стекла и положила в спичечный коробок, стараясь – впрочем, безуспешно – не рассматривать ни запекшуюся на личике кровь, ни жуткий угол, под которым была свернута его шея. Попытка уместить в коробок и второе, оторванное, крыло не удалась, и от этого пришлось отказаться. Значит, будет похоронен с одним крылом.
Сад за домом зарос ежевикой и другими кустами – за ними никто давно не ухаживал. Продравшись сквозь густые ветки, расцарапав шипами руки, Таня нашла у корней конского каштана маленькие желтые цветы и начала здесь копать. Оберон, тащившийся за ней, некоторое время восторженно наблюдал, прежде чем присоединиться с великим энтузиазмом. Щедро осыпая Таню землей, он вырыл несколько ям на удивительной скорости и, с влажным перепачканным носом, чинно уселся рядом. Выкопав достаточно глубокую ямку, Таня сорвала желтый цветок и уложила его в спичечный коробок к покойному. Опустила коробок в подготовленное место и засыпала землей. Руки испачкались, под ногти набилась грязь, но Таня почувствовала себя немного лучше. Обойдя дом, в тени высокого дуба она помыла руки под краном для полива. И только собралась вернуться в дом, как с дерева рядом с ней спрыгнула фигура.
– Привет, – сказал Фабиан. – Что делаешь?
– Я? – возмутилась Таня, когда безумно заколотившееся сердце успокоилось. – Что ты делаешь, прячась на деревьях и выпрыгивая на людей? Ты меня до полусмерти напугал.
– Извини. – Он ухмыльнулся так, что Таня окончательно разозлилась.
Яростно взглянув на него, она вытерла руки о джинсы. Фабиану было двенадцать, он был моложе на несколько месяцев, но за год с их последней встречи изрядно вырос и стал гораздо выше ее. В остальном же практически не изменился. Худой мальчишка, голова непропорционально большая, густые волнистые волосы песочного цвета топорщатся во все стороны и нуждаются в хорошей стрижке. В отличие от своего отца, Фабиан казался болезненно-бледным, потому что проводил все время дома за чтением научных книг, которые заглатывал одну за другой. Сидевшие на тонком прямом носу очки с толстыми линзами увеличивали умные голубые глаза.
Мать Тани недолюбливала Фабиана. Считала, что он развит не по годам, и находила крайне раздражающей его привычку называть всех взрослых по именам – в том числе своего отца и деда, что удивляло даже Таню.
Прошлым летом она видела, как Фабиан поджигал насекомых с помощью увеличительного стекла и записывал время горения в блокнот с коричневым кожаным переплетом, который повсюду носил с собой. На вопрос, чем он занимается, рассеянно пробормотал: «Исследую».
Похоже, сейчас он занимался чем-то в этом роде, поскольку вид у него был чудной. Одет во все зеленое, за исключение коричневых ботинок и шляпы. На шляпе и кофте веточки и листья – что-то вроде маскировки, к очкам прицеплено самодельное устройство из двух увеличительных линз, скрепленных проволокой и скотчем.
– Так что же ты тут делаешь? – Танино любопытство победило. – Ловишь беспомощных существ, чтобы пытать и убивать?
Фабиан пожал плечами:
– На самом деле это скорее… наблюдения… проект.
– И за чем же ты наблюдаешь?
Он ухмыльнулся:
– Что ты закапывала?
– Мертвую мышь. – Таня не исключала, что сейчас он попросит выкопать мышь для какого-нибудь эксперимента.
Несколько секунд Фабиан молча смотрел.
– Жаль, – произнес он наконец. – Могла бы отдать ее пожевать Вулкану.
Они стояли, глядя друг на друга, пока глаза не заслезились, – никто не желал первым моргнуть или отвести взгляд. По счастью, Таня отлично напрактиковалась в этом в школе. Фабиан сдался первым. Маленькая победа принесла Тане удовлетворение. И она отправилась в дом, а сердитый Фабиан полез обратно на дерево.
Вернувшись, Таня направилась к себе и уже было шагнула на первую ступеньку, как вдруг заметила, что дверь в комнату справа, обычно запертая, приоткрыта и оттуда в темный коридор проникает тонкий лучик света. Таня подкралась ближе, изнутри не доносилось ни звука. Осторожно толкнула дверь, зашла и застыла, завороженная чудесным зрелищем.
От пола до потолка тянулись полки, заставленные сотнями книг. Ими был завален и огромный, покрытый слоем пыли письменный стол, стоящий в углу у окна. Таня сняла несколько книг с полки, полистала – и тут же взметнулось облако пыли; очевидно, их никто не касался годами. Проведя пальцем по корешкам, она поняла, что некоторые издания очень старые, конца восемнадцатого века. Открыла большой том с заманчивым названием «Мифы и магия сквозь столетия» на первой попавшейся странице.
«Фейри, – шепотом прочитала она. – Мифические существа из легенд и фольклора, также известные как феи, эльфы, волшебный народ или маленький народец. Слово "фейри" происходит из французского языка, впервые вошло в употребление в Англии в период правления Тюдоров и последующие столетия использовалось в литературе.
Широко распространено поверье, что, если ребенок фейри рождается уродливым, или больным, или увечным, они крадут здорового смертного ребенка, а взамен на его место подбрасывают своего. Украденных и подброшенных детей называют подменышами.
В прежние времена считалось нормальным оставлять маленькому народцу подношения. Люди верили: если оставить фейри еду, те отплатят за доброту удачей.
Защиту от докучливых фейри обеспечивали следующие простые способы: соль, красный цвет, вывернутая наизнанку одежда, нахождение рядом с текучей водой».
– Фейри, – прошептала Таня, водя пальцем по старомодным буквам на странице. Похоже, название подходит им, этим странным созданиям, преследующим ее.
Она порылась в верхнем ящике стола – ничего, кроме старых бумаг и высохших насекомых. Второй ящик был то ли заперт, то ли его заклинило. В третьем нашелся обрывок бумажного листка, ручка и старинный серебряный браслет с подвесками.
Таня достала причудливое украшение. Браслет оказался тяжелым и холодным на ощупь, и, хотя потускнел, было ясно, что это работа искусного мастера – каждая подвеска дивно выполнена и изящна. Сколько же браслет не вынимали из ящика и кто последний его носил?
Положив его на стол, Таня взяла обрывок листа и начала уже писать, но остановилась. Ведь если фейри найдут записи, неизвестно, что сделают на этот раз. Она ни секунды не сомневалась, что Гредин способен превратить ее в невнятно бормочущую, лишенную памяти развалину.
«Но ведь это не я написала, – сказала она себе, – я только переписываю. Об этом он точно ничего не говорил».
Сделав выписку из книги, она сунула сложенную бумагу в карман и с жадным интересом вернулась к тексту: «См. также Наваждение, Тринадцать сокровищ, Дворы фейри: Благой и Неблагой».
– Хорошо, ну-ка посмотрим, – бормотала Таня, перелистывая страницы.
«Наваждение: магическая иллюзия, настолько мощная, что способна обмануть наблюдателя, заставляет поверить в реальность того, что перед глазами; маска обмана, которая может безобразное превратить в прекрасное. Наваждение позволяет изменять очертания, размер или форму, принимать обличье животных – обычно птиц, или других существ воздуха, или даже людей.
Успешное перевоплощение в смертных требует немало магической силы, однако фейри можно распознать по поведению. Их речь часто звучит неестественно, архаично, порой они говорят в рифму. Одеваются по-старинному или совершенно неуместно. Зачарованные желуди или камешки могут выглядеть как монеты, но уже через несколько дней, а иногда и часов после заключения сделки и оплаты товара они принимают свой природный вид».
Взбудораженная открытием, Таня захлопнула фолиант. Успокоив прерывистое дыхание и отобрав для себя книги, она собралась уходить, но тут ее внимание привлек небольшой томик, лежащий на столе. Это был щедро иллюстрированный «Сон в летнюю ночь» Шекспира. Стоило начать листать – как оттуда что-то выпало. Таня наклонилась и подняла с пола пожелтевшую от времени вырезку из местной газеты. Дата сохранилась – 22 июня, чуть больше пятидесяти лет назад. «ПРОПАВШАЯ ДЕВУШКА» – гласил заголовок.
«Вчера начались поиски дочери священника, не вернувшейся домой прошлой ночью. Полиция сбита с толку исчезновением четырнадцатилетней Морвенны Блум, которая отправилась на прогулку в Лес Висельника и бесследно пропала.
Представитель полиции заявил, что существуют серьезные опасения по поводу ее судьбы. Последним Морвенну Блум видел шестнадцатилетний юноша около печально известных Катакомб Висельника, унесших за эти годы не одну жизнь и к тому же привлекающих самоубийц. Полиция допросила его и отпустила, не предъявив обвинения. И снова местные жители призывают оградить провалы в земле в целях безопасности».
Таня положила вырезку обратно в книгу. Катакомбы Висельника находились посреди леса, уходили вглубь и разветвлялись на подземные туннели, протянувшиеся на многие мили. Считалось, что впадины имеют естественное происхождение, хотя некоторые полагали, что это остатки старых меловых шахт. Лишь в последние годы вокруг каждого провала были установлены ограждения, но Уорик все равно запрещал Тане и Фабиану уходить дальше ручья, протекавшего по лесной опушке. Тане, правда, и так не хотелось в лес. Наверняка там множество фейри – достаточная причина туда не рваться.
Кто-то откашлялся у нее за спиной.
Подскочив от неожиданности, Таня резко обернулась. В дверях стояла бабушка.
– Что ты тут делаешь?
Таня сглотнула, осознавая, что лицо у нее наверняка виноватое.
– Я просто… Дверь была открыта, и я зашла взглянуть…
Флоренс переступила порог и взяла книгу с одной из полок.
– Некоторые очень старые. – Она провела пальцем по пыльной обложке. – Есть те, что здесь с тех пор, как построен дом, – больше двухсот лет.
Таня напряженно ждала, что сейчас ее отругают.
– Я нашла вот это. – Она вынула газетную вырезку из томика Шекспира. – Заметка о девушке, пропавшей пятьдесят лет назад.