Во дворе стоял припаркованный автомобиль с прицепом, заваленным книгами. Таня сразу поняла, что Уорик начал разбирать библиотеку без нее и бóльшая часть работы уже сделана. Она вбежала в дом, оставив Фабиана позади. Дверь библиотеки была открыта, Уорик стоял у письменного стола, спиной к двери.
– Почему вы не дождались меня? Я ведь сказала, что помогу!
Уорик оглянулся и пожал плечами:
– Я решил начать пораньше. – Он отвернулся и продолжил упаковывать объемистую коробку.
Таня огляделась. Из всех книг, что накануне были в библиотеке, осталось меньше половины. Было ясно: «пораньше» началось сразу, как она вышла из дома.
Уорик подхватил коробку и понес в прицеп.
– Что вы собираетесь с ними делать? – Таня посторонилась, но не смогла сдержать гнев.
Уорик хмыкнул через плечо и даже не удосужился остановиться.
– Отвезу в благотворительный магазин.
Таня осмотрела ряды оставшихся книг, пробежав по названиям, – ни одна не пригодилась бы ей.
– Что здесь происходит? – спросил появившийся сзади Фабиан.
Она сердито повернулась:
– Твой отец решил избавиться от всех книг в доме, вот что!
Фабиан моргнул:
– Зачем?
Вместо ответа Таня выскочила из библиотеки и побежала к себе наверх – смысла оставаться, чтобы помочь, больше не было. Она едва не пнула дедушкины часы, когда, пробегая мимо, услышала хихиканье тамошних жильцов.
В своей комнате Таня бросилась на кровать, пытаясь отдышаться, но почувствовала, как что-то больно впилось в ногу. Она совсем забыла о компасе. Вытащила его из кармана и с сомнением оглядела. Мало того что стрелка не работала, на месте «С», обозначающей север, была буква «Д». Пытаясь понять, к чему это, Таня нахмурилась и медленно убрала компас под подушку, гадая, зачем же странная старуха отдала его именно ей.
В среду утром Таню вытащил из глубокого сна чей-то крик. Сквозь криво повешенные шторы в окно пробивался яркий солнечный луч. Часы на туалетном столике показывали шесть.
Крики продолжались. Это Амос, отец Уорика, звал его из своей комнаты на третьем этаже. Старик бушевал все громче:
– Уорик! Где ты? Я хочу свой завтрак! Уже поздно! Ты всегда опаздываешь, парень!
Послышались тяжелые шаги: Уорик спешил к старику. Последние годы, кроме него и Таниной бабушки, никто больше не общался с Амосом. Старый затворник не хотел видеть даже Фабиана. Уорик сам обслуживал отца ночью и днем, а если в какой-то момент его не оказывалось дома, Амос кричал, пока не иссякали силы.
Наверху хлопнула дверь – крики прекратились. Таня лежала, глядя на потрескавшийся, грязный потолок, и понимала, что пробовать заснуть снова бесполезно. В конце концов она встала, умылась, натянула джинсы, ярко-красную футболку и сандалии.
За завтраком все угрюмо молчали. Таня помешивала кофе, сонно таращась в чашку, а Фабиан с заспанными глазами возил по тарелке надкушенным тостом, не пытаясь завести разговор.
– Уорик сообщил мне, что вчера ты слегка расстроилась, Таня, – произнесла бабушка, делая глоток чая.
Она никогда не ела по утрам, но настаивала, чтобы все обязательно присутствовали на завтраке, что крайне раздражало Таню.
– Я не расстроилась. Я просто хотела… помочь… с книгами…
– Понятно. – Флоренс явно не обмануло Танино отрицание.
– Я думала, Уорик просто хочет убрать там. Я не предполагала, что он собирается избавиться от всех книг. – Таня бросила обвиняющий взгляд в сторону Уорика, но тот остался невозмутимым.
– Собственно, это была моя идея – отдать книги, – сказала бабушка. – Их никто не читал долгие годы.
– Я бы прочла! – воскликнула Таня.
– Мне очень жаль. – В голосе Флоренс не слышалось и тени сожаления. – Если бы я знала, то оставила бы их.
Она помолчала, допивая чай.
– Но я не могу просить их вернуть. Это неприемлемо.
Таня решила, что лучше не отвечать. Надменная манера бабушки начинала порядком действовать ей на нервы. Она искренне обрадовалась, когда завтрак закончился, и метнулась к себе в комнату. Пока стелила постель, компас, который дала ей цыганка, выскользнул из-под подушки и, лязгнув, упал на пол. Таня переложила его в тайник под половицей, достала из-под алого покрывала книгу, унесенную вчера из библиотеки, и прижала к груди, радуясь, что успела спасти ее от Уорика. Прямо сейчас хотелось одного – выбраться из дома и оказаться подальше от всех.
Она свистнула Оберону, терпеливо ожидавшему у подножья лестницы. Вместе с ним вышла через черный ход в совершенно заросший сад. В самом дальнем конце сада виднелся заброшенный альпинарий с вольготно раскинувшимися по камням сорняками и дикими кустарниками. Сегодня он выглядел еще более запущенным, чем обычно. Вдруг Таня кое-что заметила. На горке камней стояло трое садовых гномов, самых уродливых и самых живых на вид из всех, что ей когда-либо попадались. Она нахмурилась. Возиться с таким нелепым украшательством сада – совсем не в духе бабушки. И тут гном шагнул в ее сторону. Таня подскочила.
Они были живыми.
Оберон гавкнул и спрятался за ее ногами. Существо, казалось, не смотрело на нее, а стояло, вперившись в Оберона таким голодным взглядом, что Тане стало не по себе.
– Вы… вы гоблины? – осторожно спросила она.
Гоблин – или кем бы он ни был – встряхнулся и взглянул на Таню, будто только что заметил. Красная футболка делала ее невидимой для фейри, поняла Таня, а заговорив, она сама разрушила эти чары. Ей хотелось пнуть себя за собственную глупость.
Существо продолжало таращиться на нее. Ростом чуть выше колена, с толстым жабьим лицом и острыми большими зубами, определенно способными сильно укусить. Таня посмотрела на двух других. Один сильно горбился, и ему приходилось вытягивать шею, чтобы разглядеть ее. Другой тут же попятился. Он был меньше остальных и, вероятно, выглядел бы даже приятным, если бы не жуткие синяки, усеявшие его с головы до ног. Некоторые старые – уже желтые и зеленые, другие – синие и фиолетовые – явно появились недавно. Синяк под глазом, очевидно, был из самых свежих. Маленький заговорил первым:
– Неужто это нам не снится: ребенок смертный не боится? – произнес он нараспев, низким странным голосом.
– Кто тайным зреньем наделен, тот видит ночью нас и днем, – сказал горбун.
Таня отступила назад. Странные маленькие человечки начинали ее пугать. Одеты они были занятно: в пестрых куртках и брюках, сооруженных из выкинутых занавесок, покрывал, полотенец. Кое-где дыры прикрывались заплатками из листьев. Острый взгляд Тани уловил аккуратные блестящие стежки, очень похожие на паутину. Ноги у всех были босые, грязные и в шрамах.
– Вы гоблины? – повторила она, но никто не откликнулся. Таня быстро сообразила: – Если рифмовать сейчас, вы ответите хоть раз?
На мгновение она решила, что никакой разницы нет и ее все так же игнорируют. Но существо с жабьим лицом отозвалось:
– От нас ответа смертным нет. Мы, фейри, наш храним секрет.
Таня ломала голову, пытаясь сообразить, как бы задать еще вопрос. Обычно она довольно хорошо сочиняла стихи, но придумывать с ходу, в разговоре, – совсем другое дело.
– Знать один хочу ответ: гоблины вы или нет? – спросила она через пару минут.
В голову больше не приходило ничего, в первую очередь ничего, что рифмовалось бы со словом «гоблины».
– Спрашивай! Люблю помучить! Наш ответ ты не получишь, – пропел жабообразный, а два других захохотали, пританцовывая в такт его словам.
Таня на мгновение задумалась:
– Я в ваши игры не игрок и рот закрою на замок.
Она хотела пройти мимо них, но горбун преградил путь:
– Учти, мы вовсе не играем, но смертным мы не доверяем.
Таня достала из кармана блокнот и набросала пару строк, пытаясь зарифмовать.
– Лгут фейри и не против грабежа, а у людей есть сердце и душа, – начала она, глядя в блокнот. – В ответе вашем правды не найдешь, я фейри не поверю ни на грош.
Существа уставились на нее в ошеломлении: в стихах она не отставала от них. Тот, что в синяках, шагнул вперед.
– Вопросов много, но не жди ответа. Мы, гоблины, храним свои секреты.
– Понятно, – сказала Таня. – Значит, вы гоблины!
Гоблин, осознавший свой промах, выглядел потрясенным. Его товарищи смотрели на него со злобой.
– Кретин, ничтожество, дурак! – рявкнул похожий на жабу. – Проговорился просто так!
– Случайно вылетело слово… Не повторится это снова! – Извиняясь, провинившийся пятился, но деваться ему было некуда – спиной он уже вжался в садовую ограду.
– Ты, полукровка, стой, не ной! Мы поквитаемся с тобой! – Горбун схватил избитого гоблина за руки и завел их ему за спину. – Не двигайся! Прими свои побои! Сказал же, посчитаемся с тобою.
Недотепа взвыл, когда Жаболицый врезал ему кулаком в живот. Таня вздрогнула:
– Прекратите!
Но Жаболицый и не думал останавливаться, а Таня, не зная, что делать, только беспомощно смотрела, как он наносит удар за ударом своему несчастному товарищу. Горбун крепко держал беднягу, восторженно взвизгивая всякий раз, когда тот вскрикивал от боли. Когда Жаболицый, тяжело дыша и взопрев от натуги, закончил, избитый гоблин остался лежать на земле. Раны на лице кровоточили, порванная нижняя губа распухла, слезы лились по щекам, смешиваясь с кровью, запекшейся в бороде.
– Скоты! – воскликнула Таня, когда рыдания окровавленного гоблина постепенно перешли в хныканье.
Положив книгу на горку камней, она вытащила из кармана скомканный платок и опустилась рядом с избитым на колени. Тот в ужасе отшатнулся.
– Поверь, свое даю я слово: я не хочу тебе дурного. – Таня дотронулась до его окровавленного лица.
Он позволил ей промокнуть раны, но продолжал тихо хныкать. Теперь было совершенно ясно, откуда взялись синяки. Таня встала и повернулась к двум другим гоблинам:
– Его коснетесь еще раз – мой злобный пес укусит вас! Получите сполна за дело. Тогда посмотрим, кто тут смелый.
Оберон очень вовремя зарычал, впрочем, так и прячась за ее ногами.