– Айсберг не растопить, – просопела Аня, почувствовав тёплую руку на своем лбу.
– Не растопить. И слава богу.
Мама наклонилась, чтобы чмокнуть дочь в щеку и сказать ту самую фразу, которую говорила ей по пять раз на дню, словно магическое заклинание:
– Я тебя никому не отдам. Слышишь?
– Слышу, – застенчиво произнёс ребёнок и улыбнулся в ответ на уже искреннюю, но всё ещё довольно тревожную улыбку.
Они смотрели друг на друга несколько минут, словно обменивались мыслями. С подбородка Марины сорвалось несколько солёных капель, которые упали на подушку и превратились в небольшие серые пятна.
– Утром всё будет по-другому, ты мне веришь?
– Верю, мамочка.
– Тогда закрывай глазки и спи. Я приду через полчаса проверить тебя, и тут должен лежать спящий зайчонок. А завтра я куплю ему его любимый мармелад.
– С соком внутри?
– С соком внутри.
– А папа уже будет здоров?
– Да. Он будет здоров, – она больше не улыбалась, лишь поджимала губы, но в её глазах Аня прочла страх, который передался и ей.
Когда мать ушла, девочка лежала ещё какое-то время, переваривая услышанное за дверью, и сама не заметила, как её обволокла сильная усталость, которая потянула веки вниз. Теперь уже девочка грезила о сладком мармеладе, о долгожданной встрече с любимым папочкой, о новом дне.
Аня проснулась от того, что её лоб замерз. Странное ощущение, когда всему телу тепло, а лбу холодно. Она медленно открыла слипшиеся ото сна глаза и увидела сидящего на кровати отца. Он держал руку на лбу девочки, как это делала мама перед тем, как она уснула. Ребёнок не понимал, снится ли ей всё ещё сон или это уже реальность. Серый свет луны подчёркивал все самые жуткие отпечатки, оставленные смертью на лице мужчины. Белки сильно вывалились из глазниц, они почти полностью были залиты почерневшей кровью – последствия долгого удушья. Кожа на щеках обвисла, отчего лицо выглядело более вытянутым и старым. Было видно, как облепленная трупными пятнами тёмно-синяя кожа медленно бледнеет и приобретает человеческий оттенок. Распухшие окровавленные губы плотно прижимала друг к другу связывающая их чёрная нить. Двойной стежок – мама постаралась на славу.
Аня молча смотрела на ожившего отца, боясь пошевелить даже пальцем. Но и отец не шевелился. Его лицо словно застыло в беззвучном кадре. Несмотря на этот жуткий внешний вид, мужчина не выглядел агрессивным.
– Тебе больно? – спросила наконец Аня, не в силах больше тонуть в этой омерзительной тишине, и показала пальцем на нитки.
Отец медленно кивнул.
– Я скучала, – очень тихо прошептала девочка, не зная, чего ожидать, и еле сдерживаясь, чтобы не разреветься.
Губы Виктора дрогнули и растянулись в жуткой улыбке, от которой кровь стынет в жилах.
Аня неуверенно улыбнулась в ответ. Грусть и страх трепали девочку изнутри, точно ураганный ветер развешанное на улице бельё. Нос снова защипало. Она уже не могла держать эмоции в себе и, всхлипнув, уткнулась лицом прямо в грудь мужчине, обняв его, насколько хватило рук, и надеясь на лучшее. Стойкий уксусный запах обжёг лёгкие.
– Ты выздоровел! Ты выздоровел, папочка! – громко шептала она, размазывая слёзы и сопли о влажную футболку родителя.
Виктор что-то промычал в ответ и погладил девочку по голове, оставив в её волосах кусочки травы и сырой почвы.
Аня боялась отпускать его, но всё же, совладав с собой, разжала хватку.
– Ты уже видел маму? – всё так же шёпотом спросила она.
Мужчина медленно помотал головой из стороны в сторону.
Аня взглянула на распахнутую дверь комнаты и удивилась тому, что мама до сих пор не стоит здесь, уперев руки в боки, и не причитает.
– Можно, я пойду и найду её?
Мужчина кивнул.
Зал пустовал. Стойкий запах хлора разъедал глаза, но Аня уже успела привыкнуть к этому. Луна почему-то постеснялась светить в многочисленные окна самой большой комнаты, отчего внутри эгоистично хозяйничала темнота.
– Мааам? Ты спишь?!
Ответа не последовало.
Шаг за шагом, скрипя старыми половицами, девочка добралась до середины комнаты, туда, где недавно висел её отец. Глаза её наткнулись на кусок бельевой верёвки, свисающей с балки. В комнате было по-прежнему тихо как в гробу, но в ушах девочки, глядящей на смертельный канат, всё ещё стоял этот противный скрип, что издавало дерево.
Аня смотрела как заворожённая, пока вдруг не послышался чей-то тихий стон.
– Мам?
Девочка обошла большой велюровый диван, на котором обычно всё семейство отдыхало перед телевизором, за ним показался кухонный стол. За этим столом проходили все завтраки, обеды и ужины. Аня то и дело оглядывалась через плечо, чтобы посмотреть, не идёт ли за ней отец, но он оставался в детской.
Все стулья, кроме одного, были задвинуты. Тот, что стоял в самом дальнем углу, занимала темная фигура. Она облокотилась на стол и, спрятав лицо в ладонях, тихонько подёргивалась. Аня прислушалась. Даже в этой гробовой тишине было сложно расслышать плач и всхлипы.
– Маам, папа выздоровел, – негромко позвала девочка бесформенную тень.
Фигура продолжала подёргиваться. Это определённо была Марина. Облачённая в просторную ночную рубашку, женщина подёргивалась от беззвучного плача.
Аня подошла ближе и, присев рядом, взяла маму за локоть.
– Не плачь, мам, папа уже вернулся, он здесь.
– Это не папа, – сквозь всхлипы произнесла женщина.
– Нет, это он, я точно тебе говорю, это наш папа! Бабушка его вылечила!
– Я сказала – это не наш папа, я нашла записку, которая вывалилась из его кармана, когда бабушка сняла его, – женщина наконец убрала руки от лица, и Аня, несмотря на темноту, смогла разглядеть опухшие от слёз глаза.
– Какую записку?
– В которой наш папа говорит, что решил уйти, потому что проигрался. Он должен был огромную кучу денег плохим людям. Он сам повесился, понимаешь? Он сам убил себя! А не они! Это существо – не твой отец!
– Но я знаю нашего папу, он точно такой же, как и всегда, пойдём, я покажу тебе! Мы поговорим с ним.
– Нет! Стой здесь! Нам нельзя с ним разговаривать!
– Но почему? – вырывала руку Аня.
– Потому что нельзя! Это злой дух, а не наш папа. Дождёмся утра, а потом сожжём дом и уйдём.
– Я не хочу уходить! Не хочу сжигать наш дом! Это никакой не дух! Я уверена!
Женщина посмотрела в глаза своего ребёнка – полные уверенности и любви.
– Точно?! – в голосе Марины прозвучала нотка надежды.
– Мильён процентов! Наш папа самый лучший на свете! Если бы это был злой дух, он сделал бы нам плохо, так?
– Так, – вытирала слёзы женщина.
– Значит, это неправда! И это наш папа.
– Но бабушка сказала… – она не успела договорить, так как заметила бывшего мужа, стоявшего рядышком и молча наблюдающего за ними сверху вниз. Его кожа продолжала приобретать нормальный оттенок, кровь в глазах рассосалась, но он всё ещё выглядел как живой труп.
Мужчина подошёл ближе и погладил улыбающуюся дочь по голове, словно подтверждая её слова.
– Вот видишь, мам, это наш папа, – радостно заявила Аня, схватив мужчину за свободную руку, которая по-прежнему была ледяной, как айсберг.
Марина взглянула исподлобья на мужа. В её глазах всё ещё стояла вода.
– Зачем ты это сделал? – процедила она сквозь зубы, показывая дрожащими руками предсмертную записку.
Он молча смотрел на неё и продолжал гладить дочь.
– Мы могли собрать деньги! Могли продать дом! Ты бросил нас! – она быстро перешла на крик, который в этой тишине был сродни внезапному грому в погожий день.
Витя молча смотрел на жену, никак не реагируя, даже не моргая.
– Отвечай! – вскочила она с места и врезала ему пощёчину.
Ни один мускул на лице мужчины не дрогнул.
– Я всю жизнь отдала нашей семье, а ты вот так легко разорвал всё, выбросил на помойку, долбаный эгоист! Ты предал нас! – лицо Марины безобразно расплывалось в истеричной гримасе.
Больше всего Аня боялась, когда мать начинала кричать. Она схватила её за ночную сорочку и стала умолять прекратить, но женщина только расходилась. Она нанесла мужу ещё несколько ударов по лицу, но тот как будто не замечал их.
– Отвечай!!! – взревела она во всю глотку, а потом схватила со стола нож и небрежно вспорола все швы, которые сдерживали рот супруга. В процессе её дрожащие от злости руки несколько раз резанули его по губам.
Те дрогнули и медленно раскрылись, обнажив почерневшие зубы. Мужчина открыл рот, но вместо слов первым наружу вырвался мерзкий скрип, от которого по телу жену пробежалась волна токов.
Марина молчала. Ей в глотку как будто напихали шерстяных тряпок. Кажется, она даже не могла вздохнуть. Женщина просто смотрела на то, как грудь мужчины поднялась, а потом из его рта вырвалось дыхание, от которого несло стухшими внутренними органами.
– Бейся, – произнес мужчина совершенно чужим голосом.
– Ч-ч-то? – еле слышно произнесла его супруга.
– Бейся. Головой. О стену. Я тебе разрешаю, ты хочешь, ты устала. Я разрешаю.
– Нет!!!
Марина испуганно взглянула на дрожащую дочь. Та вцепилась в её сорочку, точно репейник.
– Что ты такое говоришь?! Витя?!
– Я разрешаю, – без каких-либо эмоций повторил отец семейства.
– Нет, мам, не нужно, не слушай его!
– Давай.
По щекам женщины текли слёзы, они скапливались на подбородке и, падая вниз, глухо разбивались о пол. Марина медленно наклонилась и нежно, как всегда, поцеловала девочку в лоб, словно проверяя температуру, а затем шепнула: «Я никому тебя не отдам». Затем она разжала детские пальцы и подошла к стене.
– Тебя больше нет… – еле слышно проговорила женщина и со всего размаху ударила в неё своим лбом, так, что с потолка посыпалась древесная пыль.
– НЕТ!!! – завизжала Аня и только хотела броситься к матери, чтобы остановить, как на её плечо опустилась рука отца. Она весила целую тонну и намертво пригвоздила девочку к полу, не давая возможности сойти с места.