– Что же ты, дурачок, наделал? Ну и угораздило меня с тобой связаться, – щенок жалобно скулил, но уже не вырывался.
Паша аккуратно отпустил его, чтобы достать бинты и обработать рану. Животное неподвижно лежало, тяжело дыша.
Жгут, перекись, бинты. Кровотечение остановилось. Щенок уснул. Теперь Паше предстояло отмыть квартиру. На это ушло несколько часов. На улице уже темнело. Завтра первый зачет. Измученный студент переключился на учебу и на время забыл об ужасах этого дня. Но ненадолго.
В два часа ночи зазвонил телефон. Опять. Парень встал. Щенок, спавший в ногах, даже не пошевелился. Он не дышал.
– Эй, дружок, ты что тут удумал? Нет, нет, нет. От таких ран не умирают, я ведь все правильно сделал, – но щенок был мертв. Паша еле сдерживал слезы. Телефон звонил.
– Да! – крикнул он в трубку. – Что вам нужно?
– Павлуша? – послышался голос. Только не в трубке, а за спиной.
Екатерина Павловна чувствовала себя значительно лучше. И ждала, когда же к ней наконец приедет внук. Прошла неделя, а от него ничего не слышно. И это после того, как все это произошло. Тот ночной разговор.
Муж Екатерины Павловны умер почти двадцать лет назад. Все ее жалели, все сопереживали. Ведь мужчина был завидный. Не пил, работал начальником завода, квартиру в центре получил и жену холил и лелеял, цветами задаривал – ромашками. Любил ее очень. Даже слишком сильно. Так сильно, что ни шагу ей ступить не давал. Ревновал, бил, угрожал. Дома каждое действие контролировал. Ни в окно посмотреть, ни подруге позвонить, ни с ребенком погулять выйти. Без него ни шагу. Он даже, когда на работу уходил, каждые полчаса домой звонил. Специально телефон установил для этого. Красный. Жену проверять.
Екатерина Павловна все сбежать пыталась, да страшно было. И бежать некуда. И дочь у них. Так и промучилась всю жизнь. А когда муж умер, выдохнула. Ремонт сделать хотела, все по своему вкусу обставить, вещи его выбросить. Да только, как принялась за ремонт, так телефон звонить начал. И днем, и ночью. А в трубке его голос. Звонит, проверяет. Запрещает что-либо из его вещей выбрасывать. Особенно телефон. Угрожает, что всю семью к себе заберёт, если она на его звонки отвечать не будет. И каждый раз просит домой его пустить, перенеся через порог квартиры животное. То щенка, то котёнка, а то и крысу.
Екатерина Павловна думала, что от такой жизни с ума сошла и что мерещатся ей эти звонки. Но трубку исправно поднимала. Боялась. А когда Пашка сказал, что разговаривал со стариком, ей аж дурно стало. А как в институт ушел, так телефон и зазвонил. А в нем знакомый голос: «Катюша, я к тебе иду».
– Екатерина Павловна, к вам посетитель, – сказала медсестра, выглядывая из-за двери палаты, – внучок пришел. Дождались!
Паша вошел в палату с большой сеткой апельсинов и букетом ромашек.
– Привет, Катюша! Я пришел.
Мирон Высота. Фотография
Ветер царапнул по глазам и разметал мелкий мусор.
Стена с обилием гаражных дверей была покрыта множеством букв, черточек, иероглифов, рисунков. В уходящей перспективе граффити целиком пожирали и стену, и двери гаражного кооператива, сливаясь в единое месиво ярко-красного цвета.
Сверху нависал балконами одноподъездный кирпичный дом, неопрятно и густо заросший тополями и кустами.
Несмотря на раннее утро, пьяный добродушный гомон вился вокруг, рождаясь прямо в ярко-желтой листве и переплетении стволов.
Гаражные боксы кончались облезлой решеткой и распахнутой покореженной калиткой. Дальше вниз спиралью уходила ржавая арматура, коряво сваренная в лестницу. Стекло, пластик, бумага. Рано опавшая желтая листва и клочья буро-зеленой травы. Пахло сладковатой гнилью и землей. Осенью пахло.
Там, среди разноцветного мусора, Руслан и увидел труп.
Грузный сержант спросил его:
– Ты что, блогер?
– Почему? – переспросил Руслан.
– Фотоаппарат большой, – сказал сержант, указывая пальцем на болтающийся на плече «кэнон».
Фотоаппарат был действительно большой, а накрученный серебристый объектив с дополнительной ручкой делал его похожим на автомат. Сержант поправил ремень своего настоящего автомата, а Руслан решил ничего не отвечать.
На фоне ослепительного неба ярко желтели тополя. Утро уже перешло в день, а Руслан все так же рассматривал покрытую граффити стену гаражного кооператива. И еще черную жирную тень от сержанта.
Из решетки, что вела к лестнице протиснулся невысокий парень. Сильно младше Руслана, плотный, с блеклыми рыжеватыми волосами, тщательно зачесанными набок.
– Паспорт где? – спросил парень сержанта, не глядя на Руслана.
Сержант вынул книжечку паспорта, упакованную в блестящий пластик, и отдал. Рыжий раскрыл паспорт и уставился внутрь.
– Протокол подписали? – Руслан не уловил перехода, когда рыжий перестал изучать паспорт и стал внимательно рассматривал его самого.
Руслан кивнул.
– Не задерживаю. Завтра позвоню и сообщу, куда явиться, – Рыжий отдал паспорт, но не самому Руслану, а почему-то сержанту.
Руслан забрал блуждающий паспорт и, придерживая тяжелый объектив рукой, пошел вдоль гаражной стены туда, где шумела улица.
– Сфотографировать успели? – донеслось ему вдогонку.
– Нет, конечно, – соврал Руслан.
За поворотом по глазам хлестко ударили блики от стекла полицейской машины. Так, что он даже на какое-то время ослеп.
Она лежала, вцепившись в землю скрюченными руками, как если бы держалась за нее, а какая-то неведомая сила пыталась ее поднять. Синий плащ вдоль спины распорот. Или просто треснул по шву. В разрезе белел свитер. Или кофта. Руслан приблизил изображение. Фактура была такого кольчужного, ячеистого типа. Вязаная кофта. Это было особо заметно, если изображение приблизить. Сам плащ нелепо задрался, обнажая ноги в высоких сапогах. Черные волосы полностью закрывали лицо.
Почему он ее сфотографировал? Руслан с ужасом вспомнил, как искал лучший ракурс, то наклоняясь, то отступая на пару шагов. Нарушил ли он что-то, или нет такого закона, который запрещает фотографировать место преступления? Это нормальная вообще была реакция на неожиданное обнаружение трупа? В кино показывают, что обычных людей часто тошнит. Они блюют. А здесь что? Реакция фотографа? Шок?
Удалить снимок или нет?
Руслан скинул этот и другие сделанные утром снимки с карты памяти фотоаппарата на ноутбук.
Угораздило же влипнуть в историю. Сейчас его начнут таскать на допросы. Или у свидетелей опросы? Какая разница! А если этот рыжий следак начнет копать под него? Кто нашел – тот знал, где искать! Зачем, спрашивается, Руслан пришел к этим гаражным боксам ранним утром? Почему полез по арматурной лестнице вниз? Что им двигало? Рассказать ему, что Руслан просто пошел за утренним светом, который пробивался через еще плотную, но уже пожелтевшую листву тополей? Что он просто искал кадр, где свет борется с тенью, где они совместно вьют замысловатые узоры? Пошел, повинуясь фотографическому чутью на хороший кадр. Вот чутье-то его и не подвело, подумал Руслан, разглядывая мертвую женщину на экране ноутбука.
Скакнуло уведомление на экране мобильного. Руслан зашел в «Тиндер».
«Я могу сегодня. Только не раньше восьми. И в хорошем месте. Что предложишь? (смайлик)»
Ухоженные ногти вишневого цвета. На безымянном и мизинце. Остальные пальцы по фалангу погружены в черную землю.
Руслан написал ответ: «Хорошо. «Маккерони» на Ленина. В восемь. Норм?»
А волосы на краях золотистые. Черными они кажутся от крови.
«Надеюсь, что это ты на аватарке))). Давай в полдевятого лучше».
«Давай», – ответил Руслан.
Один желтый лист лежал прямо на плаще, сверху. Желтый, с нежными зелеными прожилками. На темно-синем плаще. Если бы Руслан не спустился по шаткой лестнице вниз, тополя бы сами похоронили эту женщину. Большим, рослым деревьям на это хватило бы сил и осени.
Она заявилась почти в девять. Руслан успел выпить бокал домашнего красного и американо.
Высокая. Очень длинные ноги. Идиотские колготки, или это чулки, в сеточку. Синий плащ. Светло-синий. Это хорошо. Коричневые ботинки. Лицо не сказать, что красивое. Есть в нем какой-то неуловимый изъян. Черты крупные, ярко выраженные. Рыжие длинные волосы. Крашенные, конечно. Слишком яркие.
Она сразу начала громко говорить и размахивать руками, одновременно извиняясь за опоздания и давая понять, что ничего страшного в этом опоздании нет.
Смеется. Зубы некрасивые. Слишком большие. Сама заметно нервничает. Типичный холерик. Или это из-за свидания? Хуже всего работать с моделью-холериком. Она не сидит на месте, а постоянно нервничает, что у нее не получается так, как нужно. И постоянно – «Дай посмотреть, как получилось?» То ли дело флегмы. Вот это идеальные модели. Как пластилин.
Так, хорош. Он не для этого назначил свидание. Или она ему? С этим «Тиндером» не поймешь.
Сняла плащ. Наверченный розовый шарф тоже долой. Черная водолазка. Высокая, большая грудь. Что там? Пушап? Ногти вишневого цвета.
Руслан вздрогнул.
– Ты правда фотограф? Обычно так пишут, чтобы девушек заинтересовать.
– Правда, – ответил Руслан. Он – фотограф. Можно понять мужчин из «Тиндера». Безотказный вариант. Но он правда фотограф.
– Давай вина возьмем. Вот, есть домашнее, – пластик меню в ее руках бликовал. На пальцах – кольца. Бижутерия. Много. Популярный сборный браслетик на руке. Вишневый маникюр.
– А давай что-нибудь получше выберем, – предложил Руслан и потянул за ближайшую пластиковую картонку. – Позволишь?
Контакт состоялся. Спасибо чуваку, который придумал этот «Тиндер».
Рыжий следователь без особого выражения смотрел в экран монитора.
Кабинет был совсем пустой, неуютный и выглядел так, словно в него только вот переехали. Одинокий шкаф с парой повалившихся томиков с золотистым тиснением на корешках, чистый стол с черным прямоугольником ноутбука, стопка белых листов, желтоватые стены, без привычных казенных изображений на стенах. Знакомый силуэт читался лишь в небольшом, но на вид тяжелом бюсте на углу стола.