дениях. Слышал, вы поставили на своих?
– А как еще мог я поступить?
– У вас есть резон осмотрительно относиться к деньгам, – прощебетал кардинал. – Не сомневаюсь, именно так вы и поступили. Так скажите же, милорд, что известно вам и чего не знаю я?
– Я знаю, как сражаться, – буркнул Дуглас.
– Тогда спрошу иначе, – не унимался Бессьер. – Если бы я предложил вам треть от своего выигрыша – а я собираюсь поставить большую сумму, – вы бы посоветовали мне сделать выбор в пользу шотландцев?
– Было бы глупо поступить иначе.
– Сдается, в глупости меня никто никогда не обвинял, – заявил прелат.
Кардинал подозвал слугу и вручил ему увесистый кошель с монетами.
– На шотландцев, – распорядился он и выждал, пока слуга уйдет. – Вы расстроены, милорд, – сказал он Дугласу, – а ведь сегодня вроде как день увеселений.
Дуглас вперил в кардинала сердитый взгляд:
– Чему радоваться-то?
– Свету солнца, Божьей милости, хорошему вину.
– Это когда англичане привольно рыщут по Нормандии и Гаскони?
– Ах эти англичане. – Бессьер откинулся в кресле, пристроив чашу с миндалем на округлый живот. – Его святейшество побуждает нас к заключению мира. Вечного мира, – с иронией добавил он.
Еще не так давно Луи Бессьер был уверен, что станет папой. Все, что ему требовалось, – это добыть святой Грааль, самую драгоценную реликвию христианского мира. Дабы обеспечить успех, он пошел на огромные траты и усилия и изготовил поддельный Грааль. Но сей кубок вырвали у него из рук, и после смерти тогдашнего папы тиара досталась другому претенденту. Но Бессьер не терял надежды. По милости Божьей понтифик был болен и мог скончаться в любой момент.
Дуглас уловил интонацию собеседника и удивился:
– Вы не хотите мира?
– Разумеется, хочу, – возмутился кардинал. – Я даже уполномочен папой вести переговоры с англичанами. Еще горсточку миндаля?
– Мне казалось, что папа желает англичанам поражения, – заметил Дуглас.
– Верно.
– И в то же время требует мира?
– Папа не вправе поощрять войну, – заявил Бессьер. – Поэтому он проповедует мир и посылает меня на переговоры.
– И вы… – Дуглас оставил вопрос недосказанным.
– Веду переговоры, – беспечно отозвался Бессьер. – И дам Франции мир, которого так желает его святейшество. Но даже ему известно, что единственный способ принести Франции мир – это разбить англичан. Так что да, милорд, дорога к миру лежит через войну. Еще миндаля?
Зазвучала труба, призывая две группы рыцарей разойтись по краям поля. Маршалы осматривали копья с целью убедиться, что на концах деревянные пробки и копья не смогут нанести вред.
– Грядет война, – заявил Дуглас. – А мы тут в игрушки играем.
– Его величество беспокоится насчет Англии, – признался Бессьер. – Он боится ее лучников.
– Лучников можно побить, – сказал Дуглас с напором.
– Неужели?
– Да. Есть способ.
– Никто не открыл его, – заметил кардинал.
– Потому что французы глупцы. Они думают, что гарцевать верхом на лошади – единственный способ вести войну. Мой отец дрался при Баннокберне[15]. Вам известно про это сражение?
– Увы, нет, – ответил Бессьер.
– Мы сокрушили английских ублюдков, порвали их лучников в клочья и иже с ними. У нас получилось. И должно получиться сейчас.
Кардинал смотрел, как французские рыцари выстроились в шеренгу из десяти человек. Оставшиеся пять последуют за атакой, держась на несколько шагов позади, чтобы воспользоваться смятением врага после удара передового десятка.
– Кого следует опасаться, – произнес Бессьер, вытягивая руку, в которой держал миндальный орех, – так это вон того мерзавца с пестрым щитом.
Он указывал на здоровенного детину на крупной лошади, облаченного в сверкающие доспехи и со щитом с изображением красного кулака на оранжевом с белыми полосами поле.
– Его зовут Жослен из Бера, – продолжил кардинал. – Он туп, но великий воин. За последние пять лет не потерпел ни одного поражения, разве что от Роланда де Веррека, конечно, но его тут, увы, нет.
Жослен де Бера был тем самым человеком, с которым разговаривал Робби Дуглас до того, как рыцари разъехались по краям ристалища.
– Где находится это Бера?
– На юге, – уклончиво ответил Бессьер.
– Откуда мой племянник знает этого малого?
Бессьер пожал плечами.
– Не могу сказать, милорд.
– Мой племянник был на юге перед тем, как нагрянула чума, – проговорил Дуглас. – Странствовал вместе с одним англичанином. – Он сплюнул. – С каким-то чертовым лучником.
Кардинал вздрогнул. Он знал эту историю, слишком хорошо знал. Тем чертовым лучником был Томас из Хуктона, который, по мнению Бессьера, лишил его и Грааля, и престола святого Петра.
Знал кардинал и про Робби Дугласа. Собственно говоря, ради него он и приехал на турнир.
– Ваш племянник здесь? – спросил прелат.
– На пегой лошади. – Дуглас кивнул в сторону шотландцев, выглядевших так плохо экипированными в сравнении с соперниками.
– Мне бы хотелось побеседовать с ним, – сказал кардинал. – Вас не затруднит прислать его ко мне?
Не успел лорд ответить, как король взмахнул рукой, герольд опустил флаг, а всадники дали коням шпоры.
Бессьер тут же пожалел о сделанной ставке. Лошади шотландцев казались такими худосочными по сравнению с великолепными боевыми конями французов, и скакали французы плотным строем, стремя к стремени, как полагается рыцарям. Шотландцы же не так проворно пересекли черту и сразу рассеялись, образовав бреши, в которые мог вклиниться противник. Они предпочли выстроиться одной широкой шеренгой, все пятнадцать в ряд, да и набрали скорость, усугубляя беспорядок. Французы же ехали медленно, держа строй, и перевели коней в галоп, только когда между отрядами оставалось около пятидесяти шагов.
Кардинал взглянул на лорда Дугласа, чтобы понять, разделяет ли шотландец его опасения, но лорд язвительно усмехался, словно заранее знал, что произойдет далее.
Стук копыт был громким, но тонул в криках толпы. Король, души не чаявший в турнирных баталиях, в предвкушении подался вперед. Глянув на ристалище, кардинал увидел, что передовые французы вскинули щиты и опустили копья, готовясь к столкновению. Зрители вдруг стихли, словно затаив дыхание, в ожидании сшибки облаченных в доспехи всадников и коней.
Кардинал так и не понял, что произошло далее. Вернее, не понимал до тех пор, пока ему не объяснили во время пира, используя солонки вместо всадников. Но в сам момент столкновения Бессьер не уловил совершенно ничего.
Строй шотландцев казался жутко неровным, но в последнюю секунду всадники вдруг сомкнулись и образовали колонну с фронтом по трое, и эта колонна прошила шеренгу французов, как гвоздь пронзает лист тонко выделанного пергамента.
Шотландские копья ударили о щиты, французов отбросило на высокие задние луки седел. Разрезав строй авангарда, колонна с силой обрушилась на вторую, меньшую по численности группу французских всадников. Те, не ожидавшие участия в завязке схватки, оказались не готовы к столкновению.
Копье ударило в основание шлема одного из французов и, несмотря на тупой наконечник, раскололо его и выбило рыцаря из седла. Заржала лошадь. Шотландцы в последующих рядах отбросили копья, взялись за мечи или за смертоносные, утяжеленные свинцом палицы и стали разворачиваться веером. Большинство очутилось за спинами у противников, и те не могли их видеть. Еще один француз рухнул. Нога в сапоге застряла в стремени, и лошадь выволокла несчастного из схватки.
Глазам кардинала предстал совершенный хаос, но было ясно, что верх одерживают шотландцы. Еще двое французов упали, и Скалли, бросавшийся в глаза по причине отсутствия каски, молотил палицей по шлему с великолепным плюмажем. Приподнимаясь в стременах, с лицом, искаженным от ярости, он бил снова и снова, пока всадник, явно оглушенный, не соскользнул на траву. Скалли напал на другого противника, и на этот раз взмахнул палицей так, что та угодила прямо по забралу шлема. Рыцарь рухнул как подкошенный. Шотландцы искали новых врагов и в нетерпении покончить с французами мешали друг другу. Жослен из Бера осаживал коня, отражая атаки Робби Дугласа и еще одного скотта. Мечом он орудовал быстро и с большим искусством, но Скалли подобрался сзади и огрел его палицей по пояснице. Понимая, что против троих ему не выстоять, Жослен крикнул, что сдается, и Робби Дугласу пришлось встать между ним и Скалли, чтобы предотвратить очередной удар, грозящий сломать французу позвоночник.
Скалли, развернув коня, заметил француза, который с трудом поднимался на ноги, сжимая обнаженный меч, пнул противника в лицо и вскинул палицу, чтобы добить, но герольды уже бежали разнимать сражающихся. Трубы пронзительно взвыли, а еще один шотландец задержал удар. Зрители хранили мертвое молчание. Скалли рычал, дергался, мотал головой из стороны в сторону, ища нового противника. В седле оставался только один француз, Жослен из Бера, да и тот уже сдался. Схватка получилась стремительной, жестокой и односторонней. Кардинал наблюдал за ней не дыша.
– Демонстрация шотландской боеспособности, милорд? – осведомился он у лорда Дугласа.
– Просто представьте, что они сражаются с англичанами, – проворчал лорд.
– Согревающая душу мысль, милорд, – пробормотал прелат, глядя, как слуги спешат на помощь упавшим французским рыцарям, один из которых вообще не шевелился. Его шлем был помят, а из-под забрала сочилась кровь. – Чем скорее мы спустим вас на англичан, тем лучше.
Дуглас повернулся, посмотрел на кардинала и спросил:
– Король прислушивается к вам?
– Я даю ему советы, – беспечно бросил церковник.
– Тогда подскажите ему, чтобы послал нас на юг.
– Не в Нормандию?
– Щенок Эдуарда на юге, – напомнил лорд.
– Принц Уэльский?
– Щенок Эдуарда, – повторил Дуглас. – И он мне нужен. Я хочу пленить его. Хочу, чтобы он стоял на своих долбаных коленях и вымаливал пощаду.