Вот так зародился орден Рыболова.
Брата Майкла обуяло уныние.
– Не хочу я быть госпитальером[17], – заявил он Томасу. – При виде крови у меня голова кружится и тошнота подкатывает.
– У тебя есть призвание, – сказал Томас.
– Быть лучником? – предложил брат Майкл.
Томас рассмеялся:
– Скажи мне это лет через десять, брат. Именно столько нужно, чтобы овладеть луком.
Наступил полдень, и путники дали лошадям отдохнуть. Томас захватил с собой два десятка воинов-латников, задачей которых было всего лишь защищать их от разбойников-коредоров, бесчинствующих на дорогах.
Взять лучников он не решился. Длинный лук был неразлучен с эллекином, но когда Бастард путешествовал с небольшим отрядом, вид устрашающих английских луков будоражил врагов. Поэтому также все его спутники говорили по-французски. Большинство были гасконцами, но присутствовали и два немца, Карел и Вульф, приехавшие в Кастийон-д’Арбизон с целью предложить свои услуги.
– Почему вы хотите служить мне? – спросил у них Томас.
– Потому что ты побеждаешь, – без обиняков ответил Карел.
Немец был жилистым, подвижным бойцом, на правой щеке у него багровели два параллельных рубца.
– Когти бойцового медведя, – пояснил немец. – Я пытался спасти собаку. Я любил собаку, а медведь – нет.
– Собака погибла? – спросила Женевьева.
– Да, – ответил Карел. – Но и медведь тоже.
Женевьева поехала вместе с Томасом. Она никогда не разлучалась с ним, потому как боялась, что, стоит ей остаться одной, Церковь снова ее найдет и попытается сжечь. Поэтому женщина настояла, что будет сопровождать мужа. Кроме того, как она ему заявила, никакой опасности нет. Томас собирался провести день-другой в Монпелье в поисках ученого, который сможет объяснить смысл картины с монахом, преклонившим колени среди снегов, и поспешно вернуться в Кастийон-д’Арбизон, где ждала остальная часть отряда.
– Если я не могу быть лучником, – сказал брат Майкл, – то дозволь состоять при тебе лекарем.
– Ты еще не завершил обучение, брат, поэтому мы едем в Монпелье. Чтобы ты получил образование.
– Не хочу я получать образование, – буркнул брат Майкл. – Я и так ученый.
Томас рассмеялся. Молодой монах ему нравился, и он прекрасно понимал отчаянное стремление Майкла выпорхнуть из предназначенной ему клетки. Это отчаяние Томас познал на собственной шкуре. Он был незаконнорожденным сыном священника и покорно отправился в Оксфорд изучать богословие, чтобы впоследствии стать священником, но к тому времени обрел новую любовь – тисовый лук. Большой тисовый лук. И никакие книги, таинства и лекции о неразделимой сущности триединого Бога не могли соревноваться с луком. И Бастард стал солдатом. Брат Майкл, думалось ему, идет по тому же пути, хотя в случае с монахом роль путеводной звезды играла графиня Бертилла.
Она по-прежнему пребывала в Кастийон-д’Арбизоне, где как должное принимала поклонение брата Майкла и была добра в ответ, но словно в упор не замечала его страсти.
Галдрик, слуга Томаса, вполне способный позаботиться о себе во время битвы, привел лошадь хозяина с водопоя.
– Те парни остановились.
– Близко?
– Изрядно позади. Но думаю, что они идут за нами.
Томас выбрался по берегу реки на дорогу. Примерно в миле, быть может чуть больше, маленький отряд поил лошадей.
– Дорога оживленная, – проворчал Бастард.
Отряд – он заметил, что были только мужчины, – держался позади них уже два дня, но не делал никаких попыток приблизиться.
– Это воины графа де Арманьяка, – с уверенностью заявил Карел.
– Арманьяка?
– Это владения графа, – пояснил немец, обведя рукой окрестности. – Его люди патрулируют дороги, отпугивая разбойников. Граф не сможет собирать подати с купцов, если тем не с чего будет их платить, так?
Ближе к Монпелье дорога стала еще оживленнее. Томас не стремился привлекать к себе внимание, войдя в город с вооруженным отрядом, поэтому к исходу дня занялся поисками места, где основная часть отряда могла дожидаться его возвращения.
Нашлась сгоревшая мельница на холме к западу от дороги. Ближайшая деревня располагалась примерно в миле, и долина под мельницей была уединенной.
– Если мы не вернемся через два дня, – велел Томас Карелу, – отправь кого-нибудь разузнать, что случилось, и пошли в Кастийон за помощью. Сами же сидите тут тихо. Нам ни к чему, чтобы здешние магистраты отрядили людей допросить вас.
По пелене дыма в южной стороне Бастард догадывался о близости города.
– А если кто спросит, что мы тут делаем?
– Скажете, что вам не по карману жить в городе, поэтому вы ждете здесь, чтобы встретить людей графа де Арманьяка.
Граф был крупнейшим феодальным властителем на всем юге Франции, и никто не посмел бы совать нос в дела тех, кто служит ему.
– Все будет в порядке, – серьезно произнес Карел. – Обещаю.
Томас, Женевьева, Хью и брат Майкл поскакали дальше. Их сопровождали всего два латника и Галдрик, и в тот же вечер они достигли Монпелье. Два холма, на которых приютился город, колокольни церквей и крытые черепицей бастионы отбрасывали длинные тени. Монпелье окружала высокая серая стена, с которой свисали флаги с изображением Богоматери и ее сына. На прочих был круг, багровый, как заходящее солнце, на белом поле. Перед путни-ками простиралась заросшая бурьяном пустошь. Под бурьяном проступала зола, и тут и там каменные очаги указывали на место, где прежде стояли дома. Близ одного из очагов рылась женщина, согбенная и старая, с наброшенным на волосы черным шарфом.
– Ты жила здесь? – осведомился Томас.
Она ответила на окситанском наречии, которое Томас почти не разбирал, но Галдрик пришел на помощь.
– Да, она жила здесь, пока не явились англичане, – перевел он.
– Здесь побывали англичане? – удивился Томас.
Выяснилось, что в прошлом году принц Уэльский подошел близко к Монпелье, очень близко, но в последний момент его сеющая разор армия повернула прочь. Однако местные власти уже успели сжечь все здания за пределами городских стен, чтобы у англичан не было места, где могли бы укрыться лучники или осадные машины.
– Спроси, что она ищет, – распорядился Томас.
– Хоть что-то, – последовал ответ. – Она ведь всего лишилась.
Женевьева бросила старухе монету. В городе зазвонил колокол, и Томас испугался, что это сигнал к закрытию ворот, поэтому заторопил своих. Вереница повозок, груженных лесом, шерстью и бочками, ожидала у ворот, но Томас миновал их. Он был в кольчуге, при мече, а это указывало на человека важного. Галдрик, скачущий чуть позади, развернул знамя с изображением сокола, несущего ржаной сноп. Это был старый флаг Кастийон-д’Арбизона – вещь очень полезная, когда Томас хотел скрыть, что является вассалом графа Нортгемптонского или свое главенство над внушающим страх эллекином.
– Что вас сюда привело, мессир? – спросил караульный у ворот.
– Мы паломники, – ответил Томас. – И стало быть, хотим помолиться.
– Внутри городских стен мечи должны оставаться в ножнах, мессир, – почтительно произнес стражник.
– Мы не воевать приехали, а молиться, – бросил Томас. – Где нам можно найти приют?
– Прямо по улице, близ церкви Святого Петра, множество таких мест. То, где на вывеске нарисована святая Луция, – лучшее.
– Потому что оно принадлежит твоему брату? – предположил Томас.
– Хорошо бы, мессир, но им владеет мой кузен.
Томас расхохотался, бросил стражнику монету и проскакал под высокой аркой. Стук копыт его лошади эхом отражался от зданий, колокол продолжал мерно отсчитывать удары, а Томас, сразу взятый в осаду зловонными ароматами города, ехал в сторону церкви Святого Петра. Человек в красно-синей тунике, с трубой, с которой свисало знамя Богородицы, пробежал под носом у коней путников.
– Я опоздал! – крикнул он Томасу.
Караульные начали закрывать ворота.
– Вам придется ждать до утра! – кричали они возницам.
– Постой-ка! – воскликнул один из стражников.
Он заметил восемь всадников, пересекающих пустошь. По мере того как они торопились достичь города, из-под копыт лошадей поднимались клубы пепла и пыли.
– Какой-нибудь чертов сеньор, – проворчал стражник.
Один из конных развернул знамя, давая понять, что их привело сюда благородное дело. На белом поле штандарта красовался зеленый конь, хотя на передовом всаднике был черный джупон с гербом – белой розой.
Все восемь всадников были облачены в кольчуги и вооружены.
– Освободите им дорогу! – скомандовал караульный возницам.
– Если их вы впускаете, то нам почему нельзя? – спросил у него перевозчик дров.
– Потому что вы быдло, а они – нет, – заявил стражник и склонился перед всадниками, которые под гром копыт миновали арку.
– У меня тут дело, – объявил предводитель конных караульным, а они и не потребовали иных объяснений, а просто затворили огромные створки и приладили на скобы запорный брус.
– Благодарю, – бросил вожак и въехал в город.
Роланд де Веррек прибыл в Монпелье.
Глава 5
– Пропозиция такова: ребенок, младенец, умерший некрещеным, тем самым обречен безвременно на муки ада, на вечный огонь погибели, и приговорен навсегда быть отлученным от Господа и терпеть боль, терзания, угрызения совести, сожаления и горе, кои влечет за собой сия злая судьба, – провозгласил доктор Луций так громко, что его могли расслышать рыбы в Средиземном море, которое находилось в шести милях к югу от Монпелье. – Задаю вопрос: верна ли данная пропозиция?
Никто не ответил.
Доктор Луций, облаченный в заляпанную чернилами белую сутану доминиканского ордена, сердито оглядел притихших студентов. Томасу сказали, что этот доминиканец – самый умный человек во всем университете Монпелье, именно поэтому лучник пришел вместе с братом Майклом в лекционный зал. Помещение показалось Томасу сооруженным наскоро, посредством возведения крыши над маленьким клуатром