Робби Дуглас ощутил прилив искренней радости. Он так долго искал свое предназначение. Пытался обрести его в обществе женщин или в дружбе с воинами, но знал, что грешен, и понимание этого делало его несчастным. Он предавался азартным играм и нарушал данные обещания. Робби ощущал себя слабаком, хотя обычно внушал страх противникам в схватках. Он знал, что дядя презирает его, но сейчас, перед сверкающим алтарем и под торжественный голос отца Маршана, чувствовал, что спасен. Он стал рыцарем Рыболова, у него теперь есть поручение Церкви и обещание награды на небесах. Душа его воспарила в этот торжественный миг, и Робби поклялся самому себе, что будет служить этому воинскому братству всеми силами души и тела.
– Оставайтесь здесь и молитесь! – приказал им отец Маршан. – Ибо завтра мы приступаем к исполнению нашей миссии.
– Слава Всевышнему, – промолвил Робби.
Тут Скалли испустил газы. Звук заметался между стенами аббатства, отказываясь затихать.
– Черт! – выругался Скалли. – Жидковат получился.
Орден Рыболова принял посвящение и выступал на войну.
– Секрет в том, чтобы вложить болт в желоб, – сказал Томас.
– Болт?
– Стрелу. Штуку, которой стреляют.
– Эх! – воскликнула женщина. – Так и знала, что что-то забыла. Такое случается, когда стареешь. Начинаешь забывать. Муж показывал, как пользоваться этими штуковинами, – она положила арбалет на деревянную скамеечку между двумя апельсиновыми деревьями, – но я ни разу не стреляла. Хотя пристрелить его самого меня так и подмывало. Прячешься?
– Да.
– Сыро на улице. Зайдем в дом.
Женщина была старой и сгорбленной, настоящая карлица – едва доставала Томасу до пояса. Лицо у нее было умное, морщинистое и смуглое. На ней был убор монахини, но поверх него красовался дорогой плащ из малиновой шерсти с оторочкой из горностая.
– Куда я угодил? – осведомился Томас.
– Ты спрыгнул в монастырь. Монастырь Святой Тавифы. Полагаю, мой долг поприветствовать тебя, так что добро пожаловать.
– Святой Тавифы?
– Ее преисполняла страсть к благим деяниям, как говорят, поэтому наверняка она была ужасной занудой.
Старуха вошла в низкую дверь. Следуя за ней, Томас прихватил арбалет. Это было прекрасное оружие с инкрустированным серебром ложем из темного каштана.
– Он принадлежал моему мужу, – пояснила женщина. – Не так много от него осталось, поэтому я сохранила арбалет на память. Не то чтобы мне сильно хотелось вспоминать о супруге. На редкость мерзкий тип, как и его сын.
– Его сын? – спросил Томас, кладя арбалет на стол.
– Ну и мой тоже. Граф Мальбюиссон. Я вдовствующая графиня этих земель.
– Миледи, – произнес Томас с поклоном.
– Господи помилуй! Манеры еще не позабыты! – весело воскликнула графиня, потом уселась в щедро уснащенное подушечками кресло и похлопала по коленкам.
На миг, что длился удар сердца, Томас подумал, что это его приглашают на них устроиться, но потом, к немалому своему облегчению, увидел серого кота, который вышел из-за спинки кресла и запрыгнул старухе на колени. Та сделала рукой неопределенный жест, как бы предлагая Томасу присесть где-нибудь, но он решил постоять. Комната была небольшой, всего четыре или пять шагов в длину и в ширину, но заставлена мебелью, которая уместнее смотрелась бы в большом зале. Тут был задрапированный гобеленом стол, два массивных сундука, скамья и три кресла. На столе, помимо блюд и кубков, стояли четыре массивных подсвечника, а также изящной работы шахматы, а на побеленных стенах висели распятие и три кожаных панно. На одном была изображена сцена охоты, на другом – пахарь, а на третьем – пастух и его стадо. Невысокая арка, за которой, по всей видимости, располагалась опочивальня хозяйки, была завешена гобеленом с двумя единорогами среди розовых кустов.
– И кто ты такой? – осведомилась графиня.
– Меня зовут Томас.
– Томас? Это английское имя? Или нормандское? Выговор у тебя как у англичанина, так мне сдается.
– Я англичанин, хотя отец мой был француз.
– Всегда любила полукровок, – сообщила старуха. – Почему бежишь?
– Это очень долгая история.
– Обожаю долгие истории. Меня заперли здесь, потому что иначе я бы тратила деньги, которые предпочитает транжирить моя сноха, так что поговорить, кроме монахинь, мне не с кем. – Графиня помолчала. – Они славные женщины… по большому счету, но очень скучные. На столе есть немного вина. Вино так себе, но лучше, чем никакого. Я предпочитаю разбавлять его водой, которая в том испанском кувшине. Так кто за тобой гонится?
– Все.
– Так ты изрядный негодяй, надо думать! Как здорово! Что ты натворил?
– Меня обвиняют в ереси, – ответил Томас. – И в похищении чужой жены.
– Вот это да! – воскликнула графиня. – Тебя не затруднит подать мне вон то одеяло, темное? В этих краях редко бывает холодно, но сегодня пробирает до костей. Так ты еретик?
– Нет.
– Но кто-то ведь считает иначе! Что ты сделал? Отрицал Троицу?
– Разозлил кардинала.
– Не слишком разумно с твоей стороны. Кого именно?
– Бессьера.
– Ах, это воистину отвратительный человек! Свинья! Но свинья опасная.
Старуха замолчала, погрузившись в свои мысли. За внутренней дверью послышались голоса – женские, – но вскоре отдалились.
– В монастыре до нас тоже кое-что доходит, – продолжила графиня. – Мирские новости. Поговаривали, что Бессьер искал святой Грааль?
– Да. И не нашел.
– Боже мой, еще бы он его нашел! Сомневаюсь, что эта штука существует!
– Едва ли, – солгал Томас.
Он знал, что Грааль существует, ведь сам нашел его и выбросил в море, где от него никому не будет вреда. А меч, который он ищет? Его тоже придется спрятать?
– Так чью жену ты украл? – спросила старуха.
– Графа де Лабруйяда.
Графиня захлопала в хрупкие ладошки.
– Ах, ты нравишься мне все больше и больше! Все верно сделал! Лабруйяд – подлая скотина! Всегда жалела эту девчонку, Бертиллу. Такая милая крошка! Не представляю себе ее брачное ложе, или, наоборот, представляю слишком хорошо! Ужас. Это все равно как если бы на тебя навалился хрюкающий бурдюк с прогорклым жиром. Разве она не сбежала с юным Вийоном?
– Да. Я вернул ее, а потом снова забрал.
– Все это звучит очень запутанно, так что придется тебе начать с самого начала. – Графиня вдруг умолкла, согнулась в кресле и издала шипящий звук. Шипение перешло в стон.
– Вам нездоровится? – воскликнул Томас.
– Я умираю, – ответила женщина. – Принято считать, что доктора в этом городе на что-то способны, только это не так. Ну, один хотел меня распотрошить, да я не позволила! Тогда они понюхали мою мочу и сказали, что я должна молиться. Молиться! Ну вот я и молюсь.
– И нет никакого лекарства?
– От восьмидесяти двух лет? Нет, мой дорогой, это неизлечимо.
Она раскачивалась взад и вперед на своем кресле, прижав одеяло к груди. Потом глубоко вздохнула, – видимо, постепенно боль прошла.
– В зеленой бутыли на столе настойка мандрагоры. Монахини из инфирмария сделали ее для меня, добрые души. Снадобье снимает боль, но туманит разум. Не нальешь ли мне чашку? Не добавляй воды, мой дорогой! А потом можешь поведать мне свою историю.
Томас дал ей лекарство, а затем частично посвятил в события: как его наняли, чтобы разбить Вийона, и как Лабруйяд попытался обмануть его.
– Так Бертилла у тебя в крепости? – спросила графиня. – Потому что она нравится твоей жене?
– Да.
– У нее есть дети?
– У Бертиллы? Нет.
– Слава Всевышнему! Будь у нее дети, этот мерзавец Лабруйяд мог бы использовать их, чтобы заманить обратно. Зато теперь ты можешь просто убить Лабруйяда и сделать ее вдовой! Идеальное решение. Вдовы обладают гораздо большей свободой.
– Поэтому-то вы здесь и оказались?
Старуха пожала плечами:
– Это убежище, наверное. Сын не любит меня, сноха ненавидит, а я слишком стара, чтобы найти нового мужа. И вот я здесь, только я и Николя. – Она погладила кота. – Получается, Лабруйяд жаждет твоей смерти, но в Монпелье его нет? Тогда кто гонится за тобой?
– Лабруйяд послал человека, чтобы тот сразился со мной. Он начал погоню, и в ней приняли участие все студенты.
– Кого послал Лабруйяд?
– Его зовут Роланд де Веррек.
– Бог мой! – Казалось, графиню позабавило это известие. – Юный Роланд? Я очень близко знала его бабушку, бедняжку. Слышала, что боец он прекрасный, но мозгов – Господи спаси! – с наперсток.
– С наперсток?
– Сгнили от романов, дорогой мой. Он поглощает все эти чудные истории про рыцарскую доблесть и, поскольку мозгов у него нет, считает их реальностью. Я виню в этом его мать: исключительно пылкая натура, вся жизнь из молитв и ненависти, а он, бедняжка, верит каждому ее слову. Она твердит ему, что рыцарство существует. Наверное, доблесть можно сыскать, только не в ее муже, который был просто козлом. Сын – другое дело! Рыцарь-девственник! – Графиня хихикнула. – До каких пределов может простираться глупость молодых людей? Роланд очень глуп. Ты слышал о явлении ему Девы Марии?
– Про это все слышали.
– Он тогда был совсем зеленым мальчишкой, и я думаю, что мать подпоила его! У Девы Марии наверняка найдутся более важные дела, чем портить жизнь молодому человеку. Господи, бедный мальчик! Теперь юный Роланд мечтает стать рыцарем из числа тех, что сидят за круглым столом вашего короля Артура. Боюсь, тебе придется убить его.
– Убить?!
– Так будет лучше! Ведь он видит в тебе исполнение своего рыцарского долга и будет преследовать хоть до края земли.
– Как последовал за мной сюда, – уныло протянул Томас.
– Но чего ради тебя занесло в Монпелье?
– Хотел посоветоваться с ученым.
– Их тут хватает, – презрительно бросила графиня. – Целая орава. Растрачивают время, споря друг с другом по самым вздорным пустякам. Впрочем, быть может, именно этим занимаются все ученые? Могу я спросить, насчет чего хотел ты посоветоваться?