– Можешь играть серебряными, дорогой мой. – Она все еще улыбалась, когда Томас передвинул первую пешку. – Будет больно, – предупредила она, и в речи ее не осталось и тени прежней невнятности. – И еще как!
Глава 6
Покинуть монастырь оказалось легче, чем Томас смел надеяться. Графиня была права. По коридору, через комнату с грудами дурно пахнущих обносков, предназначенных для раздачи беднякам, и через дверь с простым засовом на улицу. Томас получил урок игры в шахматы и стал беднее на семь «леопардов», зато выяснил имя святого, которому Петр вручал меч, хотя в этом знании было мало проку, пока ему не удалось улизнуть из Монпелье. Прежде чем покинуть монастырь, он выждал до глубокой ночи, но знал, что городские ворота будут закрыты до рассвета. Приходилось снова ждать, потому что он сомневался в своей способности спрыгнуть со стены. Увешанные знаменами, они выглядели слишком высокими, да и наверняка бдительно охранялись.
Томас плотнее закутался в темный плащ. Дождь прекратился, но улица оставалась мокрой и поблескивала в мерцающем свете фонаря, подвешенного в арочном дверном проеме дома напротив. Для начала требовалось где-то спрятаться до рассвета, а потом ему понадобится удача, чтобы ускользнуть от тех, кто, без сомнения, ведет на него охоту.
– Солдат, говорящий на латыни, – раздался голос. – Ну разве не чудо в наши времена?
Томас стремительно повернулся, потом оцепенел. В живот ему были направлены двузубые вилы, а держал их высокий ирландский студент, мастер Кин. На нем была ученическая мантия, казавшаяся в ночи совсем черной.
– Нож, наверное, все еще при тебе, – произнес Кин, – но я думаю, что мои вилы вонзятся в твои потроха прежде, чем ты успеешь перерезать мне горло.
– Я не хочу убивать тебя, – сказал Томас.
– Как я рад это слышать! – хмыкнул Кин. – А то я переживал, что умру, не побывав на заутрене.
– Просто опусти вилы, – посоветовал Томас.
– Мне и так удобно, – усмехнулся школяр. – И некоторым образом я вполне доволен собой.
– Почему?
– Вся шайка рыщет по всему городу, как свора щенков, гонящих оленя, а я вот смекнул, что ты мог сбежать, только спрыгнув в монастырь Святой Тавифы, и оказался прав. Ну разве я не умен?
– Весьма, – согласился Томас. – Так ты поэтому услал их прочь от обители Святой Тавифы?
– Услал?
– Я слышал, как ты кричал, что я, мол, ушел в другую сторону.
– Потому что человеку, который поймает тебя, пообещали награду! Для бедного студента это большой соблазн! К чему делиться с остальными? Я просто подержу вилы там, где они сейчас, и пару месяцев буду иметь эля, вина, шлюх и веселых песен столько, сколько захочу.
– Я предложу тебе больше, – сказал Томас.
– Вот это хороший разговор. Песни и так идут задаром, а вот эль, вино и шлюхи… Они дороги в этом городе. Ты подмечал, как взлетают цены на потаскух в городе, где много священнослужителей? Странное дело, или, быть может, не принимается в расчет количество клиентов у девчонок, но факт остается фактом. Так сколько ты мне заплатишь?
– Пощажу твою жизнь.
– Боже мой, мышь предлагает жизнь кошке!
– Брось вилы, помоги мне выбраться из города, и я отвалю тебе столько, что на целый год на шлюх хватит, – заявил Томас.
– Твою женщину поймали, – сообщил Кин.
Томас похолодел и уставился на молодого ирландца:
– Это правда?
– Задержали у северных ворот с тремя парнями и пацаном. Роланд поймал ее, так вот.
– Бог мой, – промолвил Томас. – Знаешь, где она?
– По слухам, рыцарь-девственник ведет ее на запад, в Тулузу, но это разговор в таверне «Аист», а половина из тамошней болтовни просто сказки. Не далее как в прошлом году толковали, что в день святого Арнульфа наступит конец света, а мы до сих пор дышим. Ты думаешь, он и вправду девственник?
– Откуда мне знать?
– Интересно как-то. Девственник! При этом красавец хоть куда.
Томас прислонился к монастырской стене и закрыл глаза. Женевьеву схватили. Церковь до сих пор преследует ее. Когда Томас познакомился с девушкой, она сидела в темнице, приговоренная к смерти, ожидая сожжения по обвинению в принадлежности к нищенствующим сестрам, то есть еретикам. Он выругался.
– Нет смысла цитировать псалмопевца, – сказал Кин.
Томас не открывал глаз.
– Я отниму у тебя вилы и воткну их тебе в живот, – сердито пообещал он.
– Не лучшая идея, – отозвался Кин, – потому что с вилами в потрохах я тебе ничем особо не помогу.
Томас открыл глаза. Вилы опустились, так что теперь нацеливались ему на ноги.
– Ты хочешь помочь мне?
– Мой отец – вождь, понимаешь? А я – третий сын – все равно как у лошади пятое копыто. Вот он и решил сделать из меня священника. Господи помилуй, ведь очень удобно иметь в семье священника. Грехи отпускаются куда проще. Да только мне это не по вкусу. Братья будут сражаться, а моя судьба – молиться. Проблема в том, что, стоя на коленях, многого я не добьюсь. Кто мне нужен, так это человек, который даст мне коня, кольчугу и меч. Вот это мне больше по нраву.
– Боже, так ты и брат Майкл…
– Тот монах? Я решил, что он с тобой, только никто мне не поверил. Он не выглядел сильно испуганным, когда ты приставил ему нож к горлу.
– Как тебя зовут? – спросил Томас.
– Имон Ог О’Кин, – представился школяр. – Только не обращай внимания на Ог.
– Почему?
– Просто не обращай. «Ог» означает, что я моложе своего отца, но это ведь со всеми так, верно? Чудной наступит день в раю, когда мы станем старше наших отцов.
– Ну хорошо, Имон Ог О’Кин, – сказал Томас. – Теперь ты один из моих воинов.
– Слава милосердному Христу, – заявил Кин, опуская вилы на дорогу. – Больше никакого мелкого дерьма вроде Роджера де Бофора. Как можно верить в то, что младенчик обречен попасть в ад? А он верит! Этот мерзкий слизняк кончит тем, что станет папой, попомни мои слова.
Томас знаком велел ирландцу замолчать. Где Женевьева? В любом случае, единственное, в чем Томас был уверен, – это что ему нужно убираться из этого города.
– Твоим первым поручением будет провести нас через ворота, – велел он ирландцу.
– Дело непростое. За твою поимку пообещали немалые деньги.
– Кто?
– Городские консулы.
– Вот и придумай, как нам покинуть город, – потребовал англичанин.
– Дерьмо, – бросил Кин после недолгих размышлений.
– Дерьмо?
– Повозки с дерьмом, целые фургоны с навозом, – пояснил ирландец. – Дерьмо тут собирают и вывозят на телегах из города, по крайней мере от домов богатеев. Бедный народ просто купается в нем, но богачей хватает, и повозки продолжают ездить. Пара фургонов обычно ждет, чтобы с открытием ворот выехать из города, и, – тут он с честной миной воззрился на Томаса, – можешь поверить на слово, стражники не особо тщательно досматривают их. Они отшатываются, зажимают нос и машут: проезжайте, мол, поскорее, и скатертью дорога.
– Хорошо, – согласился Томас, – но сначала сходи к таверне у церкви Святого Петра и…
– Ты про «Слепые сиськи» говоришь?
– Про таверну, что близ Святого Петра…
– Ну да, «Слепые сиськи»! – перебил Кин. – Ее в городе так прозвали из-за того, что на вывеске нарисована святая Луция – без глаз, зато с парой зрелых…
– Просто иди туда и разыщи брата Майкла, – распорядился Томас.
Не желающий учиться монах поселился в той таверне, и Бастард надеялся, что у него имеются достоверные сведения о судьбе Женевьевы.
– Я всю таверну перебужу, – с сомнением протянул Кин.
– Ну так буди! – Сам Томас не решался пойти, так как был убежден, что за таверной следят. Он выудил из кошеля монету. – Купи вина, оно развязывает языки. Найди того монаха, брата Майкла. Выясни, известно ли ему, что случилось с Женевьевой.
– Это твоя жена? – осведомился Кин и тут же нахмурился. – Ты веришь, что святая Луция сама вырвала себе глаза? Господи! И только потому, что какой-то мужчина сказал, будто они красивые? Слава Всевышнему, что ему ее сиськи не понравились! Но все равно из нее вышла бы хорошая жена.
Томас вытаращился на молодого ирландца:
– Хорошая жена?
– Мой отец любит говорить, что лучшие браки получаются между слепой и глухим. Так где мне искать тебя, после того как я развяжу языки постояльцам?
Томас махнул в сторону переулка близ монастыря.
– Я буду ждать там.
– А потом мы заделаемся перевозчиками дерьма. Господи, как мне нравится быть воином! Ты хочешь, чтобы этот брат Майкл пошел с нами?
– Боже, нет! Передай ему, что его долг – изучать медицину.
– Вот бедолага! Будет пробователем мочи?
– Ступай! – сказал Томас.
Кин ушел.
Томас прятался в переулке, укрывшись в черной, как ряса монаха, тени. Он слышал шуршание крыс в мусоре, храп за закрытым ставнями окном, плач ребенка. Двое стражников с фонарями прошли мимо монастыря, но не заглянули в переулок, где Томас, закрыв глаза, молился о Женевьеве. Если Роланд де Веррек передаст ее Церкви, она снова окажется в числе осужденных. Но рыцарь-девственник наверняка сохранит ее ради выкупа. И этим выкупом станет Бертилла, графиня де Лабруйяд. А это означает, что де Веррек будет оберегать Женевьеву, пока не совершит размен. Меч святого Петра может подождать, сначала Томасу придется уладить дела с рыцарем-девственником.
Когда Кин вернулся, уже занималась заря.
– Твоего монаха там не оказалось, – доложил он. – Зато нашелся конюх с длинным языком. И еще: ты крепко влип, потому что городским стражникам приказали искать человека с покалеченной левой рукой. Это случилось в битве?
– Меня пытал один доминиканец.
Посмотрев на увечную руку, Кин вздрогнул:
– И как он это сделал?
– Винтовой пресс.
– Ну да, им запрещается проливать кровь, потому что Бог это не приветствует, но эти парни все равно способны пробудить тебя от глубокого сна.
– Брата Майкла не было в таверне?
– Нет, и мой приятель его не видел и, кажется, даже не понял, про кого я толкую.