– Скажи им, что, если еще кто-то выстрелит, твой сын умрет! – приказал Жак.
– Ты… – начала Женевьева.
– Говори, сука! – рявкнул Жак.
Женевьева рупором приложила ладони ко рту.
– Прекратите стрелять! – крикнула она по-английски.
Наступила тишина, если не считать бульканья у Филиппа в глотке. С каждым вздохом у него изо рта изливалось все больше крови. Раненая лошадь начала хрипеть, глаза ее закатились.
– Скажи, что мы уходим, – скомандовал Жак. – И что мальчик умрет, если нам попытаются помешать.
– Дай им уйти! – передала Женевьева.
Тут из рощицы ярдах в ста к востоку выступили стрелки. Их было шестнадцать, все с длинными боевыми луками.
– Женни! – позвал один из них.
– Они убьют Хью, если вы попытаетесь остановить их, – отозвалась в ответ женщина.
– Что известно о Томасе?
– Ничего, Сэм! А теперь дайте им уйти!
Сэм махнул рукой, как бы разрешая отступление, и Роланд снова начал дышать. Двое воинов поднимали умирающего Филиппа на лошадь, еще два трупа уже болтались поперек седел.
Воины уселись на коней, при этом Жак позаботился о том, чтобы не выпустить из рук мальчонку.
– Переломай стрелы! – приказал он одному из солдат.
– Переломать?
– Чтобы англичане не могли снова ими воспользоваться, полудурок ты этакий!
Воин испортил все стрелы, какие сумел найти, а потом Жак увел отряд на север. Роланд молчал. Он думал о вонзающихся в тела стрелах. Милостью Божьей ни одна не попала в него, но внушаемый этим оружием страх все еще заставлял его трепетать, а ведь то была всего лишь горстка лучников. Что же способны сотворить тысячи таких?
– Как они нас нашли? – спросил он.
– Это лучники, – ответила Женевьева. – Они вас разыщут.
– Заткнись, тварь! – рявкнул Жак.
Он положил Хью поперек луки седла и все еще держал нож.
– Соблюдай учтивость! – выпалил Роланд более сердито, чем намеревался.
Жак пробормотал что-то себе под нос и пришпорил лошадь, чтобы избавиться от общества Роланда. Последний же оглянулся и увидел, что лучники сели на лошадей и следуют за ними, но держатся на изрядном расстоянии.
Он гадал, как далеко может послать стрелу английский боевой лук, но выбросил все из головы, когда латники поднялись на небольшую возвышенность и перед ними предстал Лабруйяд. Замок высился в центре широкой неглубокой долины. Ров подпитывался водой из извилистого ручья, петляющего по мирным пастбищам. Близ крепости не росло ни единого деревца, и на расстоянии в четверть мили запрещалось строить здания, чтобы осаждающие не смогли найти укрытие для лучника или осадной машины. В свете палящих лучей солнца каменные стены казались почти белыми. Ров блестел. Зеленое полотнище знамени графа неподвижно свешивалось с самой высокой башни. Жак пришпорил коня, другие последовали его примеру. Роланд увидел, как опускается, скрипя, большой подъемный мост. Копыта громко зацокали по доскам моста, де Веррек внезапно нырнул в темноту арки ворот. Во внутреннем дворе замка стоял, поджидая их, высокий зеленоглазый священник с соколом на запястье.
Огромная лебедка в надвратной башне заскрипела, когда два человека налегли на рукоятку, поднимая тяжелый мост. Стопорящий канат палец защелкал по железным зубцам, потом доски моста с грохотом сомкнулись с аркой, и еще двое устремились закрепить массивную конструкцию в вертикальном положении.
И Роланд почувствовал себя в безопасности.
Глава 8
Томас прибыл на закате. Изнуренные кони втянулись в лесок из дубов и каштанов, и тут лучник, заметив на фоне пламенеющего заката темные силуэты всадников, окликнул их:
– Кто такие?
– Саймон, ни к чему кричать по-английски, – отозвался Томас.
– Чрево Господне! – Саймон опустил лук. – Мы считали, что ты умер.
– Мне и самому так кажется.
Бастард с отрядом весь день гнал лошадей, потом рыскал вокруг замка графа де Лабруйяда в поисках подкрепления, вышедшего из Кастийон-д’Арбизона, не зная точно, подоспело ли оно. Затем обнаружил его на этом лесистом холме, откуда просматривался единственный вход в крепость. Томас соскользнул с седла. Настроение его катилось вниз так же, как набухшее закатное солнце, отбрасывавшее длинные тени на широкую долину, в которой де Лабруйяд построил свою твердыню.
– Мы попытались их остановить, – проговорил Сэм.
– Ты правильно поступил. – Томас кивнул, выслушав рассказ до конца.
Сэм и его лучники подоспели к ручью всего за несколько минут до Роланда с эскортом и проявили себя молодцами, устроив засаду.
– И мы перебили бы всех до последнего, кабы не Хью. Французский ублюдок приставил нож к его горлу. Однако нескольких мы все-таки пристрелили.
– Но Женевьева в замке?
Сэм кивнул:
– Она и Хью.
Стоя на опушке леса, Томас глядел на замок. Никаких шансов, подумалось ему. Солнце подкрасило каменные стены и багровыми отблесками отражалось от воды во рву, а на стенах время от времени мелькал яркой искрой металл шлема кого-нибудь из караульных. Имея пушку, можно было бы за день разбить подъемный мост, но как пересечь ров?
– Я захватил твой лук, – сказал Сэм.
– Ты меня ждал? – спросил Томас. – Или собирался сам им попользоваться?
На миг Сэм смутился, затем сменил тему.
– Еще мы доставили графиню, – сообщил он.
– Доставили?
Сэм кивнул в сторону юга:
– Она там, на ферме. Питт отвечает за то, чтобы глупая сучка не сбежала.
– Какого черта вы притащили ее сюда?
– На случай, если ты захочешь ее обменять, – объяснил Сэм. – Это была идея отца Левонна. Он тоже тут.
– Отец Левонн? С какой стати?
– Сам вызвался. Он не уверен, что ты захочешь обменивать ее, но… – Сэм не договорил.
– Это было бы простым решением, – пробормотал Томас.
Ему подумалось, что не стоит торчать тут, теряя время. Нужно найти Малис; еще важнее была весть о том, что принц Уэльский ведет свою армию где-то по Франции. Лучники и латники опустошают сельскую местность, разоряют имения, жгут города и сеют панику, и все это в надежде подманить французскую армию на расстояние, с какого ее достанут длинные боевые луки и пущенные из них стрелы с гусиным оперением. Томас знал, что его место – в рядах той армии, но вот он застрял здесь, потому что Женевьева и Хью угодили в плен. Действительно, самым простым решением было вернуть Бертиллу, графиню де Лабруйяд, ее мстительному супругу, но такой поступок навлек бы на Томаса гнев Женевьевы. Ну и пусть себе злится, решил он. Лучше быть сердитой, но свободной, чем пленной и беспомощной.
– Дозорных расставил? – спросил командир у Сэма.
– По всему краю леса. Еще пара на дороге к востоку, дюжина на ферме.
– Ты правильно поступил, – снова одобрил Томас.
На западе погасли последние лучи солнца, всходила луна. Отправившись на ферму, где поместили Бертиллу, Томас подозвал Кина.
– Хочу, чтобы ты подъехал к замку на расстояние оклика, – сказал он ирландцу. – Без оружия. Раскинешь широко руки, чтобы показать, что не вооружен.
– Я и вправду буду без оружия?
– Да.
– Господи! – воскликнул ирландец. – А как далеко бьет арбалет?
– Гораздо дальше, чем ты сумеешь докричаться.
– Выходит, ты меня на смерть посылаешь?
– Если я поеду сам, они могут выстрелить, – сказал Томас. – Тебя же они не знают, а язык у тебя без костей.
– Так ты это заметил?
– Стрелять они не станут, – ободряюще произнес Томас, надеясь, что не ошибается, – потому что захотят послушать, что ты им скажешь.
Кин щелкнул пальцами, и к нему подскочили два волкодава.
– И что мне нужно им сказать?
– Сообщи, что я меняю графиню на Женевьеву и моего сына. Их должны сопровождать не больше трех человек с каждой стороны, обмен состоится на полпути между лесом и замком.
– Так вот из-за чего вся эта заваруха – из-за графини? – воскликнул Кин.
– Лабруйяд хочет ее вернуть.
– Ах как трогательно. Любит, наверное.
Томас предпочитал не задумываться о причинах, почему граф хочет заполучить назад Бертиллу, поскольку знал, что, выдавая ее, обрекает молодую женщину на муки, а возможно, даже на смерть. Но Женевьева и Хью были для него гораздо важнее. Жаль, но никуда не денешься.
– И когда должен я передать это послание? – осведомился Кин.
– Сейчас, – решил Томас. – Луна светит достаточно ярко, чтобы со стен разглядели, что ты не вооружен.
– И чтобы нацелить болт из арбалета тоже.
– Да, – согласился Томас.
Графиню он нашел на громадных размеров кухне фермы; комнату пересекали массивные балки, с которых свисали пучки сухих трав. Там были отец Левонн, священник из Кастийон-д’Арбизона, и охраняющий подопечную Питт.
Питт, не имевший другого имени, был высоким, худым и молчаливым человеком с угловатым лицом, глубоко посаженными глазами и прилизанными волосами, перехваченными потертой тетивой. Англичанин из Чешира, он присоединился к эллекину в Гаскони – выехал из леса, как будто всегда состоял в отряде, а потом просто встал в строй, не произнеся ни слова. Питт был мрачен и угрюм, и Томас подозревал, что он дезертировал из какого-то другого отряда, но этот верзила был превосходным лучником и умел повести за собой людей в бою.
– Рад, что ты вернулся, – буркнул он при виде Томаса.
– Томас! – с облегчением произнес отец Левонн, вставая с кресла по соседству с Бертиллой.
Томас махнул, приглашая священника снова занять свое место. Бертилла сидела за большим столом, на котором чадили две свечи. Служанка, подысканная для нее Женевьевой из девушек Кастийон-д’Арбизона, стояла на коленях подле хозяйки. Глаза графини покраснели от слез. Она посмотрела на Томаса:
– Вы собираетесь вернуть меня?
– Верно, госпожа.
– Томас… – начал было отец Левонн.
– Да, – оборвал священника Томас, отметая все возможные возражения.
Бертилла уронила голову и снова заплакала.
– Вам известно, что он со мной сделает?
– У него мои жена и сын, – ответил Томас.