– Просто передал, чтобы мы вернулись, – ответил Кин. – Я бы задал парню пару вопросов, если бы мог, но они намекнули из арбалета, что мы с отцом Левонном не самые желанные гости.
Если Женевьева пострадала, подумал Томас, он забудет про Малис, про принца Уэльского, забудет обо всем, пока не привяжет Лабруйяда к столу и не обкорнает так, как граф обкорнал Вийона. Но той лунной ночью Томас лелеял пустые надежды. Бывают времена, когда остается только ждать и надеждой укреплять свой дух, чтобы не впасть в отчаяние.
– На рассвете мне потребуются все лучники и все латники, – произнес Бастард. – Мы покажемся им. Будем готовы к бою, но встанем вне расстояния выстрела из арбалета.
Это был просто жест отчаяния, не больше, и Томас это сознавал.
– Мы готовы, – отозвался Сэм. Как и остальные лучники, он держал свой лук, хотя в преддверии утренней росы снял тетиву и спрятал в шапку. – И рассветет сегодня рано.
– Вам надо поспать, – повторил Томас. – Всем, кто не в дозоре, нужно поспать.
– Хорошо, мы поспим, – заверил его Сэм.
Но никто не сошел с места.
Отец Маршан вкрадчиво положил руку Роланду на плечо:
– Ты прав, сын мой. Она твоя пленница, и ты должен ее защищать, но тебе не следует забывать об осмотрительности.
– Осмотрительности?
– Это домен графа. Здесь его власть. – Священник улыбнулся. – Но это все позади. Теперь передай пленницу нам.
– Пленницу? – удивился Роланд. – Она заложница, отче.
Отец Маршан помедлил.
– Что тебе известно о ней? – спросил он.
Рыцарь нахмурился:
– Что она подлого происхождения и замужем за Бастардом, но, помимо этого, ничего существенного.
– Она тебе нравится?
Роланд поколебался, но потом вспомнил, что долг обязывает его быть правдивым.
– Сначала не нравилась, отче, но затем я стал восхищаться ею. В ней ощущается сила духа. У нее острый ум. Да, она мне нравится.
– Она околдовала тебя, – сказал отец Маршан строго. – И ты в этом не виноват. Но тебе следует знать, что эта женщина предана анафеме, проклята святой Матерью-Церковью. Ее должны были сжечь за ересь, но Бастард вызволил ее, а потом она убила благочестивого доминиканца, открывшего ее ересь. Рассуди сам, сын мой: я не могу позволить ей уйти теперь, дать и впредь распространять ее богопротивные доктрины. Она осуждена.
– Я поклялся защищать ее, – нерешительно сказал Роланд.
– Я освобождаю тебя от этой клятвы.
– Но Женевьева кажется такой доброй женщиной!
– Дьявол маскирует свои происки, сын мой, – заявил отец Маршан. – Он укутывает зло в светлые одежды и подслащивает порок медовыми словами. Эта женщина кажется красавицей, но на самом деле она дьявольское отродье, как и ее муж. Оба они отлучены от Церкви, оба еретики.
Священник повернулся к слуге, идущему по темному коридору.
– Спасибо, – промолвил он, приняв у него из рук сокола.
Кожаную перчатку он уже натянул и теперь накручивал опутенки вокруг запястья, а потом погладил колпачок, закрывавший глаза птицы.
– Тебе известно, зачем еретики ходили в Монпелье? – спросил он у Роланда.
– Женевьева сказала, что они провожали английского монаха, который должен был поступить в университет, отец.
Отец Маршан печально улыбнулся:
– Тут она солгала, сын мой.
– Солгала?
– Ее супруг разыскивает Малис.
– Нет! – воскликнул Роланд не из несогласия, а от удивления.
– По моей догадке, ему сказали, что меч может находиться там.
Роланд покачал головой.
– Я так не думаю, – уверенно заявил он.
Пришел черед удивляться отцу Маршану.
– Ты не можешь… – промолвил он едва слышно, потом смолк.
– Ну, утверждать я, конечно, не берусь, – сказал рыцарь. – К тому же у вас могут быть новости о Малис, о которых мне неизвестно.
– До нас дошло, что меч хранился в одном месте, называемом Мутуме, но, когда мы приехали туда, он исчез.
– Может статься, его перевезли в Монпелье, – с сомнением протянул Роланд. – Но человек, на которого возложена забота о нем, наверняка должен был спрятать его в надежном месте.
– А таковое имеется? – осторожно поинтересовался священник. Он поглаживал накрытую колпачком голову птицы, палец нежно скользил по мягкой коже.
Роланд скромно улыбнулся:
– Моя мать, да благословит ее Господь, происходит из древнего рода графов Камбре. То были великие воины, но один из них не подчинился своему отцу, оставил поле брани и стал монахом. Его звали Жуньен, и, как гласит семейная легенда, во сне ему явился благословенный святой Петр и вручил меч. Святой Петр сказал Жуньену, что только человек, бывший одновременно и святым, и воином, достоин оберегать этот клинок.
– Святой Жуньен?
– Он не очень широко известен, – грустно признал Роланд. – И если известен вообще, то благодаря тому, что уснул во время метели и должен был погибнуть, но милость Божья оберегла его…
Он остановился, потому что отец Маршан сжал ему плечо так, что стало больно.
– В чем дело, отче? – удивился он.
– У Жуньена есть усыпальница?
– Его земные останки покоятся у бенедиктинцев в Нуайе.
– В Нуайе?
– Это в Пуату, отче.
– Да благословит тебя Господь, сын мой! – воскликнул отец Маршан.
В голосе священника Роланду послышалось облегчение.
– Я не знаю, там ли находится Малис, отче, – благоразумно предупредил он.
– Но она может быть там, может быть, – пробормотал церковник, потом замолчал, когда по коридору, освещаемому только тем светом, что просачивался сюда из зала, где горели свечи, прошел слуга с ночным горшком.
– Не знаю, – признал он наконец, когда слуга удалился. В голосе его звучала усталость. – Не знаю. Малис может быть где угодно! Я понятия не имею, где еще искать, но возможно, это знает Бастард?
Маршан погладил сокола, беспокойно заерзавшего у него на запястье.
– Поэтому нам нужно выяснить, что именно ему известно и по какой причине он ездил в Монпелье.
Священник поднял руку, на которой примостился сокол.
– Скоро, драгоценная моя, – обратился он к птице. – Мы снимем с тебя колпак очень скоро.
– Зачем? – удивился Роланд. С учетом ночного времени этот поступок казался странным.
– Это каладрий, – объяснил отец Маршан.
– Каладрий? – переспросил рыцарь.
– Большинство каладриев обладают свойством обнаруживать в людях болезнь, – пояснил церковник. – Но эту птицу Бог также наделил даром обнаруживать истину. – Он на шаг удалился от Роланда. – Ты выглядишь усталым, сын мой. Быть может, поспишь немного?
Роланд грустно улыбнулся:
– В последние ночи я мало спал.
– Так отдохни сейчас, сын мой! Отдохни, и да благословит тебя Господь! – Он взглядом проводил де Веррека, потом направился в другой конец коридора, где его ждали рыцари.
– Сэр Робби! Не приведете ли ту девку и ее мальца? – велел он, распахнув первую попавшуюся дверь, и оказался в комнатушке, где винные бочки громоздились вокруг стола, уставленного кувшинами, кубками и воронками.
Отец Маршан смахнул всю эту посуду, освободив столешницу.
– Помещение годится, – сказал он. – Принесите свечей!
Церковник погладил соколицу.
– Проголодалась? – спросил он у нее. – Моя девочка хочет кушать? Очень скоро мы тебя накормим.
Когда Робби привел Женевьеву, священник стоял у одной из стен комнатки.
Женщина прижимала к груди разодранное платье.
– Похоже, ты был знаком с этой еретичкой прежде? – осведомился отец Маршан у Робби.
– Да, отче, – ответил тот.
– Он предатель! – воскликнула Женевьева и плюнула Робби в лицо.
– Он поклялся исполнять Божьи предначертания, – отрезал отец Маршан. – А ты проклята Богом.
Скалли втащил в дверь Хью и подтолкнул к столу.
– Свечей! – велел Скалли отец Маршан. – Принеси несколько штук из зала.
– Любишь смотреть на то, что делаешь, а? – Скалли расплылся в ухмылке.
– Ступай! – резко велел отец Маршан, после чего повернулся к Робби. – Уложи ее на стол. Будет сопротивляться – можешь ее ударить.
Женевьева не сопротивлялась. Она знала, что не в силах противостоять одному Робби, не говоря уж о Робби вместе с тем жутким типом с костями в волосах, который как раз принес две большие свечи и поставил их на винные бочки.
– Лежи смирно, – распорядился отец Маршан. – Как мертвая.
Он заметил пробежавшую по ее телу дрожь. Женевьева сложила руки, одна поверх другой, на груди, чтобы разорванное платье не сползло; священник отвязал опутенки от перчатки и поставил соколицу на верхнее запястье пленницы.
Когти впились в нежную кожу, и Женевьева тихо застонала.
– In nomine Patris, – негромко начал отец Маршан, – et Filii, et Spiritus Sancti, amen[26]. Сэр Роберт.
– Отче?
– У нас нет писца, который записал бы в протокол признание грешницы, так что слушайте внимательно и будьте свидетелем всего сказанного. Ваш священный долг запечатлеть правду.
– Да, отче.
Священник посмотрел на Женевьеву, которая лежала, закрыв глаза и сцепив руки.
– Грешница, – ласково проговорил он, – расскажи мне, зачем вы ездили в Монпелье.
– Мы отвозили туда одного английского монаха, – ответила Женевьева.
– С какой целью?
– Ему предстояло изучать медицину в университете.
– Ты хочешь, чтобы я поверил, будто Бастард проделал весь этот путь до Монпелье, просто сопровождая какого-то монаха?
– Это была услуга его сеньору, – пояснила Женевьева.
– Открой глаза! – велел священник. Слова его по-прежнему звучали тихо. Он подождал, пока она не выполнила приказ. – А теперь скажи, слышала ли ты о святом Жуньене?
– Нет, – ответила Женевьева.
Сокол в колпачке не шевелился.
– Ты отлучена от Церкви, не так ли?
Женщина помедлила, но потом едва заметно кивнула.
– И ты отправилась в Монпелье ради монаха?
– Да, – тихо промолвила она.
– В твоих собственных интересах говорить правду. – Отец Маршан наклонился, развязал ленточку и снял колпачок с головы сокола.