– Но ваша жена…
– Жить будет, – сказал Томас. – Хотя, вероятно, с одним глазом. Брат Майкл сделает все возможное – правда, сомневаюсь, что он способен на многое. Да и не уверен, стоит ли продолжать называть его братом. Не берусь утверждать, кто он такой теперь. Идемте, мессир.
Роланд покорно встал и пошел через лес в сторону фермы.
– Я не знал, – проговорил он, потом осекся.
– Не знали, что за ублюдок этот Лабруйяд? Я вам говорил, но что толку? Мы все ублюдки. Меня ведь кличут Бастардом, помните?
– Но вы не позволяете своим людям творить насилие над женщинами?
– Бога ради! – воскликнул Томас, поворачиваясь к рыцарю. – Вам кажется, что жизнь устроена просто? На турнире, может, и так. Турнир – это не всерьез. Ты выступаешь за одну сторону или за другую, и никто не полагает, что Господь стоит на турнире за ту или иную сторону. Там есть маршалы, которые заботятся, чтобы тебя не вынесли убитым с ристалища. А тут маршалов нет. Есть просто война, война без конца, и единственное, что ты можешь, – это постараться выбрать правильную сторону. Но кто, скажите бога ради, знает, какая сторона правильная? Зависит от того, где ты родился. Я вот родился в Англии, но родись я во Франции, то сражался бы за короля Иоанна и считал, что Господь с нами. Но вместе с тем я стараюсь не причинять зла. Правило нехитрое, но оно работает. А если я все-таки сотворю зло, то читаю молитвы, жертвую Церкви и делаю вид, что моя совесть чиста.
– Вы творите зло?
– Это война, – отозвался Томас. – Убивать – наша работа. В Писании сказано: non occides[27]. Но мы убиваем. В Оксфорде один премудрый доктор растолковал мне смысл заповеди: не следует убивать в преступных целях. Это не то же, что «не убий». Но когда я поднимаю забрало какому-нибудь несчастному ублюдку и вонзаю меч в его глазницу, наука меня не сильно утешает.
– Тогда почему вы этим занимаетесь?
– Потому что мне это нравится. – Томас посмотрел на него почти враждебно. – Потому что я мастер в этом ремесле. Потому что во тьме ночи мне иногда удается убедить себя, что я сражаюсь за весь тот бедный люд, который не может сражаться сам за себя.
– И это так?
Томас не ответил, вместо этого окликнув человека у двери фермы:
– Отец Левонн!
– Томас?
– Вот ублюдок, из-за которого произошли все беды. Рыцарь Роланд де Веррек.
– Мессир. – Священник с поклоном приветствовал Роланда.
– Мне нужно поговорить с Робби, отче, – бросил Томас. – И позаботиться о Женевьеве. Не подберете ли вы сиру Роланду какие-нибудь сапоги?
– Сапоги? – удивился клирик. – Здесь? Откуда?
– Вы же священник. Молитесь, молитесь и молитесь.
Томас снял тетиву, коря себя за то, что не сделал этого раньше. Лук, надолго оставленный с надетой тетивой, мог приобрести постоянный изгиб – «пойти за тетивой», как говорили лучники, и такой лук терял часть силы. Бастард смотал тетиву, спрятал в кошель и шагнул в дом, в котором мерцал слабый свет тростниковой лучины. Робби сидел в стойле для скота, в прочее время безраздельно принадлежавшее пегой коровенке с одним рогом.
– У него была птица, – проговорил Робби, как только Томас переступил через порог. – Сокол. Он называл его каладрием.
– Мне знакомо это слово, – кивнул Бастард.
– Я думал, каладрии способны обнаружить в человеке болезнь! А священник пытался ее ослепить! Я убил птицу. Надо было и попа убить!
Томас криво усмехнулся:
– Помню, когда Женевьева убила священника, пытавшего ее, ты этого не одобрил. А теперь сам готов прикончить попа?
Робби понурил голову и уставился на гнилую солому на полу стойла. Он помолчал, потом пожал плечами:
– Мой дядя здесь, во Франции. Он не сильно старше меня, но все равно мой дядя. Он убил другого моего дядю, того, которого я любил.
– А этого дядю ты не любишь?
Робби покачал головой:
– Он меня пугает – лорд Дуглас. Насколько я понимаю, он теперь вождь моего клана.
– И чего он от тебя требует?
– Чтобы я сражался с англичанами.
– А ты дал клятву этого не делать, – произнес Томас.
Робби кивнул, потом пожал плечами:
– И кардинал Бессьер освободил меня от этой клятвы.
– Кардинал Бессьер – кусок липкого дерьма, – бросил Томас.
– Да, знаю.
– Чего ради твоего дядю занесло сюда?
– Чтобы драться с англичанами, ясное дело.
– И он ожидает, что ты будешь драться вместе с ним?
– Таково его желание, но я ответил, что не могу нарушить клятву. Тогда он отправил меня к Бессьеру. – Шотландец поднял взгляд на Томаса. – В орден Рыболова.
– Господи! И что же это такое?
– Одиннадцать рыцарей… ну, их было одиннадцать до этой ночи, которые дали клятву разыскать… – Тут он вдруг смолк.
– Малис, – закончил Томас за него.
– Ты знаешь, – уныло произнес Робби. – Кардинал говорил, что ты знаешь. Он ненавидит тебя.
– Мне он тоже не по душе, – спокойно ответил Томас.
– Это меч, – продолжал Робби. – Считается, что он волшебный.
– Я не верю в волшебство.
– Но простой народ верит, – возразил шотландец. – И если Бессьер завладеет мечом, то обретет силу, не так ли?
– Силу, чтобы стать папой, – пробормотал Томас.
– Думается, на самом деле это не очень хорошо? – предположил Робби.
– Да, из тебя вышел бы папа получше. Черт, даже из меня! Или из этой коровы.
Робби криво усмехнулся, но промолчал.
– Так что ты теперь будешь делать? – спросил англичанин, но Робби снова ничего не ответил. – Ты спас Женевьеву, – сказал Бастард, – поэтому я освобождаю тебя от клятвы. Ты свободен, Робби.
– Свободен? – Робби скривился и посмотрел на Томаса. – Свободен?
– Я освобождаю тебя. Все клятвы, которые ты дал мне, больше не существуют. Ты волен сражаться против англичан, если хочешь. Te absolvo[28].
Эта поповская латынь заставила Робби усмехнуться.
– Ты отпускаешь меня быть свободным и нищим, – буркнул он.
– Продолжаешь играть?
– И проигрывать, – кивнул шотландец.
– Так или иначе, ты свободен. И спасибо.
– За что?
– За то, что сделал этой ночью. А теперь мне нужно повидаться с Женни.
Робби смотрел, как Томас идет к двери.
– Так как мне быть? – выпалил он.
– Робби, выбор за тобой. Ты свободен. Больше никаких клятв. – Томас помедлил на пороге, но, поняв, что Робби не собирается отвечать, вышел. Корова подняла хвост, и в стойле завоняло.
Скалли с силой распахнул дверь.
– Да это чертовы англичане! – возмутился он.
– Да.
– Но драка все равно вышла на славу. – Скалли расхохотался. – Один сукин сын попытался отрубить мне ногу секирой, так я перепрыгнул через его замах и ткнул мечом ему в рот. Он только и вытаращился на меня. Я дал ему малость поразмыслить, а потом толкнул. Черт побери, как он вопил! Мамочку, наверное, звал, да какой от нее прок, когда у тебя в глотке меч Дугласа. – Верзила снова засмеялся. – Да, драка на славу! Но ведь за англичан?
– Мы сражались за Женевьеву, – ответил Робби. – А она француженка.
– Эта тощая ведьма? Ничего себе, но я предпочитаю побольше мяса. Так что теперь? И что с этим долбаным рыболовом?
– Не думаю, что отец Маршан примет нас обратно. – Робби печально улыбнулся.
– При любом раскладе это была пустая затея. Пляски вокруг глупого попа с волшебной птицей.
Скалли нагнулся, поднял пучок соломы и протер лезвие меча. Когда он склонился над оружием, заплетенные в волосы кости застучали.
– Так мы уходим? – спросил он.
– Куда?
– Господи! К нашему лорду, конечно!
Он имел в виду лорда Дугласа, дядю Робби.
– Ты этого хочешь? – мрачно поинтересовался Робби.
– А чего еще? Мы пришли сюда делать долбаную работу, а не плясать вокруг чертовых рыболовов.
– Я поговорю с Томасом. Уверен, он даст тебе лошадь. И денег.
– Лорд захочет, чтобы и ты вернулся.
– Я дал клятву, – начал Робби, а потом вспомнил, что Томас освободил его от данных обещаний. Теперь он мог сам выбирать свою судьбу. – Скалли, я остаюсь.
– Остаешься?
– Ты можешь идти к моему дяде, но я останусь здесь.
Скалли нахмурился:
– Если ты останешься с этим парнем, – он махнул рукой в направлении той части дома, в какую, по его мнению, ушел Томас, – то, когда мы встретимся в следующий раз, мне придется тебя убить.
– Верно.
Скалли харкнул в сторону коровы.
– Я сделаю это быстро. Без злобы. Ты поговоришь с тем малым насчет лошади?
– Да, и попрошу отсыпать тебе монет на путешествие.
Скалли кивнул:
– Все по уму получается: ты остаешься, я уезжаю, а потом я тебя убью.
– Да, – ответил Робби.
Он был свободен.
К своему удивлению, отец Левонн нашел сапоги – в сундуке, стоявшем в комнатке на чердаке фермы.
– Крестьянин сбежал, – доложил он, глядя, как Роланд пытается натянуть обувь, – но мы оставим ему деньги. Налезли?
– Налезли, – подтвердил Роланд. – Но нельзя же украсть их.
– Мы оставим столько денег, сколько они стоят, – заявил отец Левонн. – Поверьте мне, это французский крестьянин, и золото для него ценнее обуви.
– У меня нет денег, – возразил Роланд. – Вернее, они остались в замке.
– Томас заплатит, – ответил отец Левонн.
– Он согласится?
– Конечно. Он всегда платит.
– Всегда? – В голосе Роланда звучало удивление.
– Бастард, – терпеливо пояснил отец Левонн, – живет на границе английской Гаскони. Ему нужны зерно, сыр, мясо и рыба, а еще – вино и сено. Если он будет все это отбирать, местному народу это не понравится. Крестьяне предадут его Бера, или Лабруйяду, или какому-нибудь другому сеньору, которому захочется украсить черепом Томаса большой зал. Поэтому Бастард заботится об их добром отношении. Он платит. Большинство лордов не платят. Кто, по-вашему, более популярен?
– Но… – протянул де Веррек, однако не договорил.