– Боже правый! – воскликнул Томас. – Правда?
– Роланд говорит, что они обручены. Можно обручиться с замужней женщиной? Кстати, он потолковал с отцом Левонном и пришел к выводу, что не нарушит свое целомудрие, женившись. Но чтобы жениться на графине, она должна быть вдовой, поэтому сначала ему придется убить ее супруга.
– Надеюсь, отец Левонн объяснил, что Лабруйяд едва ли погибнет в битве.
– Почему нет? – удивился Куртуа.
– Потому что он слишком богат. Его стоимость как пленника составляет целое состояние. Если дела примут скверный оборот, ублюдок просто сдастся, и никто не откажется от огромного выкупа, чтобы помочь Роланду де Верреку потерять девственность.
– Сомневаюсь, что наш рыцарь-девственник в полной мере это осознает, – заметил Анри. – А как насчет сэра Робби?
– Он едет со мной, – отрезал Томас, и голос его прозвучал угрюмо.
Куртуа кивнул:
– Ты не доверяешь ему?
– Скажем так: предпочитаю, чтобы он постоянно был у меня на виду.
Анри помассировал лодыжку.
– Его человек вернулся на север?
Англичанин кивнул. Скалли выразил желание возвратиться к лорду Дугласу, и Бастард поблагодарил его, дал кошель с деньгами и отпустил на север.
– Напоследок он пообещал в будущем убить меня, – сообщил Томас.
– Господи, да это ужасное создание!
– Ужасное, – согласился Томас.
– Думаешь, он доберется до французской армии?
– Уверен, что Скалли и дорога сквозь ад не повредит, – отозвался Томас.
– Скалли – это шотландское имя?
– Говорит, его мать была англичанкой. Он взял ее имя, потому что имя его отца ей было неизвестно. Шайка шотландцев пленила ее в Нортумберленде и, судя по всему, пустила по кругу.
– Так, выходит, он на самом деле англичанин?
– Только не по его мнению. Очень надеюсь, мне не придется драться с этим ублюдком.
Два дня шла подготовка к походу. Дни, когда луки натирали животным воском, подправляли оперение у сотен стрел, чинили сбрую, точили мечи и секиры; дни, когда люди пытались заглянуть в будущее и гадали, что готовит оно для них. Томас не мог выбросить из головы битву при Креси. В памяти остался хаос сражения, крики лошадей и людские вопли, стоны умирающих и вонь от дерьма, распространившаяся по заваленному телами полю. А еще – звук, с которым тысячи стрел срываются с тетивы, и француз в шлеме в форме свиного рыла, украшенном длинными красными лентами. Помнил, как красиво развевались эти ленты, когда воин упал с лошади и умер. Помнил оглушительный грохот французских барабанов, который гнал своих всадников на смертоносные клинки; помнил скакунов, ломающих ноги в специально вырытых для этого ямах-ловушках; помнил гордые стяги в грязи, женский плач, псов, пирующих над выпотрошенными солдатами. Помнил крестьян, подкрадывающихся в темноте, чтобы ограбить трупы. Ему вспоминалась вся слава битвы: красные ленты умирающего, окровавленные тела и одинокий ребенок, безутешно рыдающий над погибшим отцом.
Бастард знал, что французы собирают армию. И у него был приказ присоединиться к принцу. И вот, когда пожелтели первые листья, Томас повел эллекин на север.
Жан де Грайи, капталь де Бюш, завел коня под сень дубов. Всякий раз, когда конь переставлял копыта, слышался хруст желудей. Осень уже наступила, но проливной дождь, помешавший армии овладеть Туром, наконец-то прекратился, и за несколько теплых дней земля подсохла.
Этим утром капталь не облачился в свои яркие цвета. Черно-желтые полосы делали его слишком заметным, поэтому, как и остальные тридцать два воина, следовавшие за ним, он был одет в простой коричневый плащ. Лошадь тоже была подходящей масти – гнедой. В сражение де Бюш пошел бы на могучем скакуне, приученном к битве, но для такой схватки больше подходил обычный рысак. Он быстрее и выносливее.
– Вижу шестнадцать, – негромко доложил один из воинов.
– Там еще среди деревьев, – добавил другой.
Капталь молчал. Он смотрел на французских всадников, появившихся на опушке леса за полосой пастбища. Под коричневым плащом на каптале был хоберк без рукавов – кольчуга на кожаной основе. На голове сидел басинет без забрала; помимо этого, у него не имелось никакого защитного снаряжения, если не считать простого щита на левой руке. У левого бедра рыцаря висел меч, а в правой руке он держал копье. Оно было укороченным. Тяжелое копье, которым пользуются на турнирах, для этой задачи было слишком громоздким. На конце копья, уткнутом в опавшую листву, висел треугольный прапорец с изображением взятой с герба капталя серебряной двустворчатой раковины на поле из черно-желтых полос. Это была его единственная уступка тщеславию знати.
Армия принца находилась в миле, или чуть более, позади и шла на юг через кажущиеся бесконечными леса. И везде вокруг нее двигались небольшие отряды всадников, вроде того, который возглавлял капталь. То были разведчики англичан, а дальше – скрывались разведчики противника. Где-то располагалось и вражеское войско, но разведчики принца замечали только отряды конных французов.
Они следили за армией англичан с того самого дня, когда та покинула безопасную Гасконь, но теперь врагов стало намного больше. По меньшей мере дюжина отрядов из верховых французов шла за англичанами по пятам. Они приближались, насколько хватало духу, и сразу отступали, столкнувшись с превосходящими силами. Капталь знал, что разведчики шлют доклады французскому королю. Но где обретается король?
Принц, вынужденный повернуть вспять от реки под Туром и забыть про план соединения с графом Ланкастером, возвращался на юг. Он спешил в безопасность Гаскони, увозя с собой добычу. Вся армия перемещалась верхом, даже у лучников имелись лошади. Повозки обоза по возможности облегчили, так что армия шла быстро, но было очевидно, что французы столь же стремительны. Любой дурак понимал, что король Иоанн изо всех сил старается обогнать принца. Перерезать дорогу, выбрать поле боя и перебить этих наглых англичан и гасконцев.
Так где же французская армия?
В небе на востоке обрисовалось смутное серое пятно. Капталь подозревал, что это дым от догорающих костров, которые французы жгли в своем лагере накануне ночью. Пятно было близко, слишком близко, и слишком далеко на юге. Если это ночная позиция французов, то, значит, они почти уже поравнялись с принцем. Да и пленник, взятый два дня назад, подтвердил, что король Иоанн отослал из армии всех пехотинцев. Он шел, как и англичане, только с конными ратниками. Пехота замедляет марш, а Иоанн не хотел замедляться. Это была гонка на выживание.
– Двадцать один теперь, – сообщил воин.
Капталь разглядывал всадников. Не приманка ли это? Не выскочит ли из леса еще сотня конников, стоит какому-нибудь англичанину или гасконцу напасть на этих? Раз так, они сами устроят ловушку.
– Гунальд! – окликнул де Бюш оруженосца. – Мешок! Эвд, на коня и захвати с собой двоих парней!
Оруженосец взял притороченный к седлу кожаный мешок, спешился и зашарил между деревьями в поисках камней. Достаточно тяжелых попадалось мало, поэтому, чтобы наполнить мешок, потребовалось время. Французы пока смотрели на запад. Они осторожничали, и это, по мнению капталя, было хорошо: чувствуй разведчики опору в лице сидящего в засаде крупного отряда, держались бы более уверенно.
Наполненный мешок привязали к правому переднему копыту лошади Эвда.
– Готово, мессир, – доложил тот и слез с седла.
– Тогда пошли.
Три воина – два верхом, а Эвд с конем в поводу – вынырнули из-под завесы деревьев и направились на юг. Лошадь, обремененная мешком с камнями, шла неуклюже. Через каждые несколько шагов она взбрыкивала, а если шла спокойно, то приволакивала правое переднее копыто. Издалека казалось, будто животное захромало и хозяин старается отвести его в безопасное место. Эти трое выглядели легкой добычей, а французы в надежде, что хотя бы один из англичан достаточно богат, чтобы уплатить выкуп, заглотили наживку.
– Это всякий раз срабатывает, – с восхищением пробормотал капталь.
Он смотрел и пересчитывал французских всадников, появляющихся из-за деревьев. Тридцать три. «Как возраст Господа нашего», – подумал он и увидел, что враги поворачиваются к добыче и рассредотачиваются. Копья опустились, мечи вышли из ножен, а затем французы погнали коней через пастбище, разделяющее две полосы деревьев. Они перешли с рыси на галоп. Теперь всадники старались перегнать друг друга в расчете на захват пленников; выждав еще несколько ударов сердца, капталь вскинул копье и пришпорил коня. Тот рванул с места.
Двадцать девять наездников выскочили из леса с копьями наперевес. У французов они не были укорочены, и это давало им преимущество, но их застали врасплох, и чтобы встретить нападение, им требовалось развернуться. Длинные копья мешали им, потому враг оказался нерасторопен, и капталь нанес мощный удар, не дав врагу шанса перестроиться. Собственное его копье попало противнику под щит. Ощутив удар, де Бюш крепче сжал древко. Высокая задняя лука помогала ему удерживаться, по мере того как острие все глубже погружалось в тело француза. Оно прошло сквозь кольчугу и кожаную поддевку, через кожу и мышцы и угодило в нутро. Кровь хлынула на седло врага, а капталь отпустил копье и выхватил меч. Замахом справа он рубанул умирающего по шлему и при помощи коленей развернул коня к другому противнику, копье которого застряло в лошади товарища. Француз дрогнул, выпустил длинное ясеневое древко и попытался извлечь меч. Он все еще тянул его, когда клинок капталя впился ему в незащищенное горло. Мощный удар обрушился на щит де Бюша, но один из его людей оттеснил нападающего. Заржала чья-то лошадь. Выбитый из седла воин стоял пошатываясь; с разрубленного басинета стекала кровь.
– Мне нужен пленник! – крикнул капталь. – Хотя бы один!
– И их лошади! – заорал кто-то еще.
Большинство французов обратились в бегство, и де Бюш им не мешал. Он со своими ратниками прикончил пятерых, семерых ранил, и еще они заполучили двоих пленных и драгоценных лошадей.