Граф поглядел на Томаса.
– Это так? – крайне раздраженным тоном осведомился он.
– По его словам, милорд.
– Еретик! – Кардинал, нащупав слабое место, усилил напор. – Он осужден! Как и эта шлюха, его жена, и та шлюха, прелюбодейка! – Церковник указал на Бертиллу.
Граф посмотрел на Бертиллу, и зрелище, похоже, несколько рассеяло его дурное настроение.
– Этих женщин ты тоже собираешься убить?
– Кара Господня справедлива, неотвратима и милосердна, – заявил Бессьер.
– Этого не будет, пока я тут стою, – воинственно ответил граф. Потом повернулся к Томасу. – Эти женщины под твоей защитой?
– Да, милорд.
– Встань, – велел ему граф. Томас все еще стоял на коленях. – Ты англичанин?
– Истинно так, милорд.
– Он грешник и осужден Церковью, – настаивал кардинал. – Этот человек вне правосудия людского, но подлежит суду Божию.
– Он англичанин, – с нажимом произнес граф. – Как и я. И Церковь не карает сама! Она предает людей мирской власти, а сейчас я и есть эта власть! Я граф Уорик и не стану убивать англичанина во имя Церкви, если только мне не прикажет этого архиепископ Кентерберийский.
– Но он предан анафеме!
На это заявление лорд ответил издевательским смехом.
– Два года назад ваши чертовы священники отлучили двух коров, гусеницу, жабу и всех в Уорике! – воскликнул он. – Вы используете отлучение, как мать березовую розгу для воспитания ребенка. Вы его не получите – он мой, он англичанин.
– К тому же, – тихо промолвил сир Реджинальд Кобхэм по-английски, – теперь нам нужен каждый английский лучник, которого мы сможем найти.
– Так что привело вас сюда… – спросил Уорик кардинала и после намеренно оскорбительной паузы добавил: – ваше высокопреосвященство?
Лицо священнослужителя перекосилось от злобы из-за того, что его лишили вожделенной мести, но прелат взял себя в руки.
– Его святейшество папа послал нас умолять вашего принца и короля Франции заключить мир, – сказал Бессьер. – Мы путешествуем под Божьей защитой и признаны посредниками вашим королем, принцем и Церковью.
– Мир? – Граф буквально выплюнул это слово. – Передай узурпатору Иоанну, пусть уступит французский трон его законному владельцу Эдуарду Английскому. Тогда ты получишь свой мир.
– Святой отец уверен, что произошло уже слишком много убийств, – благочестиво заявил кардинал.
– И ты собирался умножить их число, – заметил Уорик. – Мира не достигнуть, если убивать женщин в монастырской церкви. Поэтому уходи! Принца ты найдешь в той стороне. – Он указал на север. – Кто здесь аббат?
– Я, мессир. – Из погруженной в тень апсиды вышел высокий лысый человек с длинной седой бородой.
– Мне нужны зерно, бобы, хлеб, вино, вяленая рыба. Мне нужно все, что годится в пищу людям и лошадям.
– У нас очень мало запасов, – нервно произнес аббат.
– Тогда мы заберем то немногое, что у вас есть, – отрезал граф, потом снова посмотрел на кардинала. – Вы еще здесь, ваше высокопреосвященство? Я ведь велел вам уйти. Вот и уходите. Этот монастырь теперь в английских руках.
– Вы не можете приказывать мне, – возразил Бессьер.
– Я только что это сделал. И у меня больше лучников, больше мечей и больше воинов, чем у вас. Так что уходите, пока я не разозлился и не вышвырнул вас отсюда.
Бессьер поколебался, но все же счел, что благоразумие выгоднее неповиновения.
– Мы уйдем, – заявил он. Потом махнул своим людям и спустился в неф.
Томас двинулся наперерез Скалли, но обнаружил, что шотландца нет.
– Скалли! – воскликнул Бастард. – Где он?
Аббат указал на спрятанную в тени апсиды арку. Томас подбежал, распахнул дверь, но снаружи не было ничего, кроме полоски залитых светом булыжников мостовой и внешней стены монастыря.
Меч Рыболова исчез.
Луна, скользящая в прорехах между высокими облаками, давала вместе с факелами достаточно света, чтобы убедиться – двор позади церкви пуст. Волосы на затылке у Томаса поднялись; опасаясь, что шотландец скрывается в засаде в тени, он обнажил меч. Длинный клинок с шорохом вышел из горловины ножен.
– Кто это был? – раздался голос.
Томас, сердце которого заколотилось, быстро обернулся. Заговорил с ним избитый в кровь черный брат.
– Шотландец, – ответил Томас и вновь стал вглядываться в темноту. – Опасный шотландец.
– Малис у него, – равнодушно бросил монах.
Шум в кустах заставил Томаса повернуться, но это была просто кошка, которая спрыгнула с низких ветвей и засеменила в сторону далеких строений.
– Кто вы? – обратился Бастард к монаху.
– Меня зовут брат Фердинанд, – ответил тот.
Томас всмотрелся в него и увидел перед собой старика, морщинистое лицо которого было в крови.
– Как вы поранили нос и губу?
– Я отказался указать, где находится Малис, – признался брат.
– Поэтому они вас избили?
– Это сделал шотландец по приказу кардинала. Потом аббат сказал им, где спрятан меч.
– В усыпальнице?
– В усыпальнице, – подтвердил брат Фердинанд.
– Вы побывали в Мутуме, – с укором произнес Томас.
– Граф Мутуме был моим другом, – ответил монах, – и был добр ко мне.
– И еще граф Мутуме был Планшаром, – сказал Томас. – А семья Планшар – еретики.
– Он не был еретиком, – яростно возразил брат Фердинанд. – Грешником, возможно, но кто из нас не грешен? Но не еретиком.
– Последний из темных владык? – пробормотал Томас.
– Говорят, один еще жив, – буркнул монах и перекрестился.
– Жив. – Томас кивнул. – Вексий.
– Эти были худшими из семи родов темных владык, – заявил брат Фердинанд. – Вексии не знали жалости, не давали пощады и несли на себе проклятие Христа.
– Мой отец был Вексий, – признался Томас. – Он не пользовался родовым именем, как не пользуюсь им и я, но я Вексий. Повелитель бог весть каких земель и неизвестно чего.
Брат Фердинанд помрачнел и уставился на Томаса так, будто тот был опасным зверем.
– Так кардинал прав? Ты еретик?
– Я не еретик, – прорычал Томас свирепо. – Просто человек, преградивший кардиналу Бессьеру путь.
Он вложил меч в ножны. До него донесся звук закрывающихся ворот и щелчок засова, и Бастард понял, что Скалли и кардинал ушли.
– Расскажите мне о Малис, – попросил он.
– Малис – это меч святого Петра, – сказал монах. – Тот самый, который он пустил в ход в Гефсиманском саду, чтобы защитить нашего Господа. Меч был отдан святому Жуньену, но темные владыки нашли клинок и, когда их ересь выжгли с лица земли, спрятали, чтобы не достался врагам.
– Спрятали здесь?
Брат Фердинанд мотнул головой:
– Он хранился в могиле Планшара в Каркассоне. Граф Мутуме попросил меня забрать меч, чтобы его не обнаружили англичане.
– И вы принесли его сюда?
– Когда я вернулся из Каркассона, граф был мертв, – объяснил доминиканец. – И мне не пришло в голову ничего другого. Я решил, что безопаснее всего спрятать Малис здесь. – Он пожал плечами. – Тут ей самое место.
– Ей никогда не обрести покоя, – пробормотал Томас.
– Потому что она вернулась в мир?
Англичанин кивнул.
– А ты и впрямь этого хочешь? – подозрительно спросил брат Фердинанд. – Чтобы она упокоилась с миром?
Томас в последний раз обвел взглядом монастырский двор и направился обратно к церкви.
– Я не темный владыка, – бросил он. – Возможно, мои предки были катарами, но я – нет. Однако я все равно исполню их завет – сделаю так, чтобы их враги не смогли воспользоваться мечом.
– Как? – Доминиканец плелся следом.
– Отобрав его у этого выродка Скалли, разумеется, – заявил Томас.
Они вернулись в церковь аббатства. Монахи уходили и гасили свечи, но света хватало, чтобы рассмотреть полуоткрытую раку, помещенную на почетном месте у алтаря. В ней возлежал святой Жуньен – руки скрещены на груди, желтовато-бурая кожа плотно обтянула череп. Глазницы были пусты, а иссохшие губы запали, обнажив пять желтых зубов. Святой был облачен в рясу бенедиктинца, а в руках у него лежал деревянный крест.
– Покойся с миром, – обратился к трупу брат Фердинанд, прикоснувшись к рукам святого. – И что ты сделаешь, чтобы твои враги не смогли использовать Малис? – поинтересовался он у Томаса.
– Сделаю то, что собирались сделать вы, – заявил англичанин. – Я ее спрячу.
– Где?
– Там, где никто не найдет, разумеется.
– Сэр Томас! – окликнул с дальнего конца нефа сэр Реджинальд Кобхэм. – Вы идете с нами!
Брат Фердинанд остановил собиравшегося уйти Томаса, взяв его за руку.
– Ты обещаешь?
– Обещаю – что?
– Что спрячешь ее?
– Клянусь святым Жуньеном, – произнес Томас. Он повернулся и положил правую руку на лоб мертвого святого. Кожа под его пальцами казалась гладкой, как тонко выделанный пергамент. – Клянусь, я сделаю так, что Малис затеряется навсегда, – отчеканил Томас. – Клянусь святым Жуньеном, и если я нарушу это торжественное обещание, пусть он ходатайствует перед Господом обречь меня на муки вечные.
Доминиканец удовлетворенно кивнул:
– Тогда я помогу тебе.
– Молитвой?
– Молитвой, – подтвердил черный брат. – И если ты сдержишь клятву, то моя работа будет исполнена. Я вернусь в Мутуме. Это хорошее место вполне подходит, чтобы умереть. – Старик коснулся плеча Томаса. – Благословляю тебя.
– Сэр Томас!
– Иду, сэр Реджинальд!
Сэр Реджинальд и Томас торопливо сбежали вниз по ступеням храма на мощеную улицу, где стояли две повозки, в которые грузили бобы, зерно, сыр и вяленую рыбу из монастырских запасов.
– Мы – арьергард, – пояснил Кобхэм. – Но это ни черта не значит, потому что в данный момент мы впереди армии принца. Он на холме.
Сэр Реджинальд указал на север, где Томас различил громаду поросшей лесом возвышенности, кажущейся черной в бледном свете луны.
– Французы где-то сзади. Бог весть где, но поблизости.
– Мы сразимся с ними?
– Только Иисус ведает. Думаю, принц предпочел бы оказаться поближе к Гаскони. Провизии у нас маловато. Задержимся здесь дольше, чем на пару дней, обчистим эту местность. Если продолжим идти на юг, французы могут нас обогнать. Они передвигаются быстро. – Все это он сообщил, проходя мимо повозок, которые грузили лучники. – Но убраться отсюда – работенка под стать дьяволу. Французы рядом, а нам нужно перевезти фургоны и вьючных лошадей через реку, не дав ублюдкам напасть на нас. Посмотрим, что принесет утро. Это вино? – Вопрос был адресован лучнику, поднимающему в повозку бочонок.