– Причем они сегодня сытно поели, – заявил капталь. – Тогда как наши парни делают жаркое из желудей.
– Требования жесткие, – проворчал принц. На ногу ему сел овод, и он сердито прихлопнул насекомое.
– Еще французы требуют высокородных заложников, сир, в обеспечение выдвинутых условий, – добавил граф Оксфордский.
– Высокородных заложников, – без выражения промолвил Эдуард.
– Из числа знати и рыцарей, сир, – продолжил граф. – А это, боюсь, подразумевает всех, находящихся в этом шатре.
Он извлек из подвешенного к поясу кошеля пергамент и протянул его принцу.
– Вот предварительный список, сир, но они, несомненно, добавят и другие имена.
Эдуард кивнул, слуга взял список и опустился на одно колено, передавая своему господину. Прочитав перечень, принц скривился:
– Все наши лучшие рыцари?
– Включая ваше королевское высочество, – подтвердил Оксфорд.
– Вижу, – кивнул принц. Потом вернулся к списку и нахмурился. – Роланд де Веррек? Разве он в нашей армии?
– Похоже, что так, сир.
– И Дуглас? Спятили они, что ли?
– Сэр Роберт Дуглас тоже здесь, сир.
– Вот как? Потроха Христовы, как к нам затесался Дуглас? И что, черт побери, за имя: Томас Хуктонский?
– Сэр Томас, сир, – впервые заговорил сэр Реджинальд. – При Креси он был одним из людей Уилла Скита.
– Лучник?
– Томас теперь вассал Нортгемптона, сир. Полезный человек.
– С какой это стати, скажите именем Христа, Билли посвящает в рыцари лучников? – раздраженно спросил принц. – И почему, муки адовы, французы знают, что он здесь, а я не знаю?
Никто не ответил. Принц уронил пергамент на ковер, постеленный на траву. Как рассуждал бы его отец? Как бы он поступил? Но Эдуард Третий, король-воин, перед которым трепетала вся Европа, находился в далекой Англии. Так что решать придется ему, принцу. Разумеется, у него есть советники и достаточно мудрости, чтобы прислушиваться к ним, – в конечном счете решение остается за ним одним. Эдуард встал, подошел к выходу из шатра и устремил взгляд мимо знамен, через лес, туда, где на западе гасли последние лучи солнца.
– Требования жесткие, – повторил он. – Но поражение обойдется дороже. – Принц обернулся и посмотрел на графа Уорика. – Выдвиньте ответное предложение, милорд. Посулите половину того, что требуют французы.
– Едва ли можно назвать это требованием, сир. Скорее, это предложение кардиналов. Французы тоже обязаны принять эти условия.
– Разумеется, они их примут, – хмыкнул Эдуард. – Они-то их и продиктовали! Даже половина от желаемого означает их победу! Господи! Полную победу!
– А если французы не согласятся пойти на уступки, сир? Что тогда?
Эдуард вздохнул.
– Лучше быть заложником в Париже, чем трупом в Пуатье, – сказал он и поморщился, снова подумав о выдвинутых французами требованиях. – Это капитуляция, не так ли?
– Нет, сир, – решительно возразил граф Уорик. – Это перемирие и договор. – Он нахмурился, стараясь выискать хоть какую-то хорошую новость среди плохих. – Армии будет позволено уйти в Гасконь, сир. И пленников французы не требуют.
– А заложники разве не пленные? – напомнил граф Солсбери.
– Заложники не платят выкуп. С нами будут уважительно обращаться.
– Заверни это все хоть в бархат и полей духами, – уныло проворчал принц, – это все равно капитуляция.
Он и его армия оказались в ловушке. Обзывай это перемирием, соглашением или договором, Эдуард понимал, что по сути это сдача. Но выбора не было. Насколько он мог видеть, оставалось сдаться или умереть.
Потому что англичане проиграли.
Эллекин охранял брод. Роланд де Веррек и Робби Дуглас остались на холме с прочими ратниками графа Уорика, а прочие люди Томаса встали лагерем немного южнее реки. Заслон из лучников расположился на северном ее берегу, там же был и Кин со своими волкодавами.
– Они завоют, если учуют людей или коней, – сообщил ирландец.
– Никаких костров, – распорядился Томас.
Эллекины видели зарево от костров англичан и гасконцев на холме, и еще больше света было в северной и западной частях горизонта, где проводила ночь французская армия. Но Томасу костры были ни к чему. Сэр Реджинальд не хотел привлекать внимание врага к переправе через Миоссон, поэтому латники и лучники дрожали в промозглой осенней тьме. Луна спряталась в облаках, но через разрывы в них выглядывали яркие звезды. Заухала сова, и Томас осенил себя крестом.
Глубокой ночью в этой тьме послышался топот копыт. Волкодавы поднялись и зарычали, но раздался приглушенный голос:
– Сэр Томас! Сэр Томас!
– Я здесь.
– Иисус милосердный, ну и темень! – Сэр Реджинальд выступил из мглы и спустился с седла. – Молодец, без костров. Гости заглядывали?
– Никого.
– Но, по нашим прикидкам, французы перемещают людей вон на тот холм. – Он махнул в сторону темной громады Александрова поля. – Черт побери, они должны знать, что здесь брод, и должны понимать, что мы попытаемся сбежать. Разве что у нас не будет нужды.
– Нужды?
– Церковники выдвинули условия. Мы платим французским ублюдкам целое состояние, выдаем заложников, возвращаем все завоеванные земли и обещаем быть паиньками следующие семь лет. Принц согласился.
– Исусе, – тихо охнул Томас.
– Сомневаюсь, что кто-либо способен тут что-то изменить. А если французы соглашаются с предложением Церкви? Тогда завтра мы выдаем им заложников и уползаем. – В голосе Кобхэма слышалось отвращение. – И ты станешь одним из заложников.
– Я?!
– Твое имя в списке.
– Исусе! – вновь воскликнул Томас.
– Так с чего вдруг ты понадобился французам?
– Я понадобился кардиналу Бессьеру, – буркнул Томас. – Я убил его брата.
Момент рассказывать о Малис был неподходящий, а убийство брата кардинала – достаточное объяснение.
– Его брата?
– Стрелой. Ублюдок, кстати, это заслужил.
– Он был священником?
– Господи, нет! Обычным подонком.
Сэр Реджинальд хмыкнул:
– Тогда вот вам мой совет, сэр Томас. Если перемирие будет объявлено, уносите отсюда ноги.
– А как я узнаю? – спросил Томас.
– Семь раз пропоет труба. Длинные ноты, все семь. Это означает, что битва отменена и нам выпало унижение.
Томас поразмыслил о последнем слове.
– Почему? – спросил он наконец.
Он догадался, что сэр Реджинальд пожал плечами.
– Вступив в бой, мы, скорее всего, проиграем, – признался старый воин. – По нашим прикидкам, у них может набраться тысяч десять, то есть намного больше, чем нас. Мы измотаны, у нас нет припасов, а у проклятых французов всего в достатке. Значит, если мы будем сражаться, то обречем множество добрых англичан и преданных гасконцев на смерть, а принц не желает пятнать свою совесть. Он хороший человек. Возможно, слишком охоч до дам, но кто обвинит в этом мужчину?
Томас улыбнулся:
– Я знал одну из его дам.
– Правда? – Сэр Реджинальд явно удивился. – Какую? Бог свидетель, их было немало.
– Ее звали Жанетта. Графиня Арморика.
– Ты был с ней знаком? – Изумление старика не проходило.
– Я часто думаю, как сложилась ее судьба.
– Она умерла, упокой Господь ее душу, – уныло промолвил сэр Реджинальд. – И ее сын тоже. Чума.
– Боже правый! – воскликнул Томас и перекрестился.
– Как ты с ней познакомился?
– Помог ей, – ответил Томас расплывчато.
– Теперь вспомнил! Ходили слухи, что она сбежала из Бретани с английским лучником. Это был ты?
– Много воды утекло с тех пор, – уклончиво выразился Томас.
– Она была красоткой, – печально промолвил Кобхэм. С минуту он молчал, а когда заговорил снова, голос его звучал отрывисто: – Завтра произойдет одно из двух, сэр Томас. Первое – ты можешь услышать семь долгих нот трубы, и если у тебя есть голова на плечах, то ты прыгнешь в седло и поскачешь как дьявол, унося ноги от кардинала. Второе – французы решат, что, дав нам бой, выиграют больше, и это значит, что они ударят по нам. И если это случится, то я хочу, чтобы обоз был за рекой. Долбаным французам требуется обычно несколько часов, чтобы приготовиться к битве, так что у нас есть шанс ускользнуть прежде, чем они сообразят. А для бегства нам нужен брод. Если дойдет до боя, ты получишь подмогу, но тебе не хуже меня известно, что во время сражения ничто не идет так, как предусматривалось планом.
– Мы удержим брод, – пообещал Томас.
– А я попрошу отца Ричарда заглянуть сюда перед рассветом, – бросил сэр Реджинальд, направляясь обратно к лошади.
– Отца Ричарда?
Заскрипела кожа – Кобхэм взбирался в седло.
– Один из капелланов графа Уорика. Ты ведь хочешь выслушать мессу?
– Если намечается битва, то да, – ответил Томас, потом помог сэру Реджинальду вдеть ноги в стремена. – Как вы думаете, что случится утром?
Лошадь сэра Реджинальда стукнула копытом по дороге. На фоне черного неба наездник казался тенью.
– Я думаю, мы сдадимся, – уныло признался старик. – Да поможет мне Бог, но именно таково мое мнение.
Он развернул коня и направился к холму.
– Дорогу-то разберете, сэр Реджинальд? – спросил Томас.
– Конь разберет. У одного из нас должно быть что-то в голове.
Рыцарь поцокал языком, и лошадь ускорила шаг.
Казалось, эта ночь никогда не кончится. Темнота стояла непроглядная, и вместе с ней пришло чувство обреченности, которое всегда приносит с собой мгла. Река шумела, перекатываясь через неглубокий брод.
– Попробуй уснуть, – посоветовала Женевьева, и Томас вздрогнул.
Она перешла через брод, чтобы быть рядом с ним на северном берегу.
– И ты тоже.
– Я принесла тебе вот это.
Томас протянул руку и ощутил привычную тяжесть лука. Тисовый лук высотой с человеческий рост, прямой как стрела и утолщающийся к середине. Поверхность казалась гладкой.
– Ты натерла его? – спросил Томас.
– Сэм отдал мне остатки животного воска.
Томас провел рукой по цевью. В утолщенном центре, где покоится стрела до того, как тетива отправит в полет этого посланца смерти, он нащупал маленькую серебряную пластину. На ней был выгравирован йейл, держащий кубок, – герб бесславного рода Вексиев, его рода. Накажет ли Господь его за то, что бросил Грааль в холодную пучину моря?