– Ты наверняка промокла, – сказал он.
– Я подобрала юбку, – ответила Женевьева. – Да и брод неглубок.
Она села рядом и положила голову ему на плечо. Некоторое время оба молчали и просто смотрели в ночь.
– Так что будет завтра? – спросила женщина.
– Уже сегодня, – вяло поправил Томас. – Все зависит от французов. Либо они примут условия Церкви, либо решат, что им выгоднее побить нас. И если французы согласятся, мы поскачем на юг.
Он не сказал ей, что его имя в списке тех, кого полагалось выдать в заложники.
– Прошу, проверь, оседланы ли лошади. Кин тебе поможет. Они должны быть готовы до рассвета. Если семь раз прогудит труба, значит мы отправляемся. Причем быстро.
Он почувствовал ее кивок.
– А если труба не пропоет? – спросила Женевьева.
– Тогда французы придут убивать нас.
– Сколько их?
Томас пожал плечами:
– Сэр Реджинальд считает, что у них тысяч десять. Точно никто не знает. Может, больше, может, меньше. Много.
– А у нас?
– Две тысячи лучников и четыре тысячи латников.
Женевьева замолчала, и Хуктон предположил, что жена размышляет о неравном соотношении сил.
– Бертилла молится, – сказала она.
– Сдается мне, многие сейчас молятся.
– Она стоит на коленях у креста, – уточнила Женевьева.
– У креста?
– Позади хижины у перекрестка есть распятие. Бертилла говорит, что простоит там всю ночь и будет молиться о смерти супруга. Как думаешь, Господь прислушивается к подобным молитвам?
– А ты как думаешь?
– Я думаю, что Бог от нас устал.
– Лабруйяд не станет сражаться в первых рядах, – напомнил мужчина. – Он позаботится о том, чтобы впереди были другие. А если дело примет скверный оборот, просто сдастся. Граф слишком богат, чтобы его убили.
Томас погладил жену по лицу и ощутил кожаную повязку, закрывающую поврежденный глаз. Она ослепла на этот глаз, ставший молочно-белым. Томас утверждал, что это не делает ее уродливой, и сам в это верил. Вот только она не верила. Он крепче обнял женщину.
– Хочу, чтобы ты был слишком богат и остался жив, – проворчала она.
– Так и есть, – с улыбкой ответил Томас. – Они могли бы получить в выкуп за меня целое состояние, но им не это нужно.
– Кардинал?
– Он не забудет и не простит. И мечтает сжечь меня заживо.
Женевьеве хотелось попросить мужа быть осторожным, но это была бы пустая трата слов, как и молитвы Бертиллы перед крестом у дороги.
– Что же, по-твоему, произойдет? – спросила она вместо этого.
– Думаю, мы услышим семикратный рев трубы, – признался Томас.
А затем ему предстоит скакать на юг так, словно за ним гонятся все демоны ада.
Король Иоанн и два его сына опустились на колени, чтобы получить гостию, пресуществившуюся в тело Христово.
– In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti, – нараспев произнес епископ Шалонский. – И пусть святой Дионисий хранит и оберегает тебя и приведет тебя к победе, которой желает Господь.
– Аминь, – буркнул король.
Дофин Карл подошел к окну. Распахнул ставни.
– Еще темно, – заметил он.
– Это ненадолго, – бросил граф Дуглас. – Я слышу первых птиц.
– Позвольте мне вернуться к принцу, – раздался из дальнего конца комнаты голос кардинала Талейрана.
– Чего ради? – спросил король Иоанн, раздраженный тем, что кардинал не обратился к нему ни «сир», ни «ваше величество».
– Чтобы предложить им перемирие до поры, пока условия не будут прояснены.
– Условия ясны, – отрезал король. – И я не намерен их принимать.
– Вы сами выдвинули их, сир, – почтительно указал Талейран.
– И англичане слишком легко согласились. Это означает, что они напуганы. Что у них есть причины бояться.
– При всем уважении, сир, – вмешался маршал Арнуль д’Одрегем. Он прожил на свете пятьдесят лет, набрался опыта в боях и остерегался лучников вражеской армии. – Каждый день, который они проторчат на том холме, ослабляет их. С каждым днем их страх будет расти.
– Они напуганы и слабы уже сейчас, – вмешался Жан де Клермон, второй маршал французской армии. – Это овцы на убой. – Он язвительно усмехнулся в адрес коллеги-маршала. – Вы просто их боитесь.
– Если мы вступим в бой, – бросил д’Одрегем, – вы будете смотреть в зад моей лошади.
– Довольно! – рявкнул король. Люди опасались его печально известной вспыльчивости и притихли. Иоанн хмуро глянул на слугу с кипой джупонов, перекинутых через руку. – Сколько?
– Семнадцать, сир.
– Раздай их рыцарям ордена Звезды.
Он повернулся и посмотрел в окно, где на востоке появились первые проблески рассвета. Король уже надел голубой джупон, расшитый золотыми лилиями. Семнадцать одеяний, принесенных слугой, были точно такими же.
Если битва состоится, то пусть враг запутается, кто именно из них король, а воины ордена Звезды числились среди лучших бойцов Франции. Это был личный рыцарский орден короля Иоанна, учрежденный в пику английскому ордену Подвязки, и сегодня рыцарям ордена Звезды предстоит защитить своего монарха.
– Если англичане так глупы, чтобы согласиться провести еще несколько дней на том холме, то быть по сему, – обратился он к Талейрану.
– Так могу я продлить перемирие? – уточнил кардинал.
– Подождем их ответа. – Король сделал Талейрану знак удалиться. – Если англичане попросят дать им время, – бросил он оставшимся в комнате, – это будет означать, что они напуганы.
– Испуганных людей легко разбить, – заметил маршал Клермон.
– О, мы побьем их, – произнес король Иоанн и снова ощутил приступ неуверенности из-за решения, которое ему предстояло принять.
– Значит, мы сражаемся, сир? – осведомился лорд Дуглас.
Он запутался: король на самом деле хочет сражаться или желает продлить перемирие? Все присутствующие в комнате встали посреди ночи, чтобы оружейники облачили их в кожу, кольчуги и латы, а теперь король снова затеял флирт с перемирием?
Вопрос заставил короля нахмуриться. Он помедлил. Переступил с ноги на ногу, почесал нос, потом неохотно кивнул:
– Мы сражаемся.
– Хвала Господу, – пробормотал Клермон.
Лорд Дуглас опустился на одно колено.
– Тогда, с вашего позволения, сир, я поскачу вместе с маршалом д’Одрегемом.
– Поскачете? – вскинулся король. – Так это же вы убеждали меня, что нужно сражаться спешенными!
– Я действительно пойду в бой пешим, сир, и с удовольствием раздавлю ваших врагов в кровавое месиво, но сначала я хотел бы ехать вместе маршалом.
– Быть по сему, – разрешил король Иоанн.
Французы опасались вражеских лучников и поэтому сосредоточили пять сотен рыцарей, лошади которых были облачены в искусной работы доспехи, отяжелели от кольчуг, пластин и кожи. Эти могучие боевые кони, защищенные от стрел, нападут на лучников на флангах англичан, а когда всадники рассеют стрелков и перебьют их своими секирами, мечами и копьями, выступит остальная армия, спешенная.
– Уничтожив лучников, вы присоединитесь к принцу Карлу, – велел король лорду Дугласу.
– Почту за честь, сир. Благодарю вас.
Дофину Карлу, юнцу восемнадцати лет, выпало командовать первой баталией[33] французских латников. Их задача заключалась в том, чтобы подняться по пологому склону, врезаться в английских и гасконских рыцарей и перебить их. Брат короля, герцог Орлеанский, руководил второй линией, тогда как королю с младшим его сыном предстояло вести в бой замыкающий отряд. Три мощные баталии под командованием принцев и государя атакуют англичан в пешем строю, потому что лошади, если они не так надежно защищены доспехами, как воины, слишком уязвимы для стрел.
– Распорядитесь укоротить копья, – велел король. Пешему воину не с руки управляться с длинным копьем, так что древки следовало подрезать до приемлемой длины. – Расходитесь по вашим отрядам, господа.
Французы были готовы. Развевались знамена. Король оделся в лучшую сталь, которую только способен был создать Милан. На облачение ушло четыре часа. Каждую деталь лат сначала благословлял епископ Шалонский, а затем оружейники прилаживали, подгоняли и пристегивали ее. Ноги государя защищали набедренники, наголенники и округлые наколенники, а сапоги покрывали стальные пластины, заходящие одна за другую. Стальные же полосы крепились поверх кожаной юбки, выше шли нагрудная и наспинная пластины, плотно застегнутые поверх кольчуги. Эспальеры прикрывали плечи, наручи – предплечья, ладони же вдевались в боевые рукавицы, которые, подобно сапогам, состояли из стальных колец. Шлем был снабжен рылообразным забралом и увенчан золотой короной, а поверх доспехов красовалось сюрко с французскими золотыми лилиями. Орифламма готова – французы готовы. Этому дню предстояло войти в историю, ибо сегодня Франция сокрушит своих врагов.
Лорд Дуглас встал на колени, чтобы епископ благословил его. Шотландец все еще переживал, не изменит ли король решения, но не осмеливался спрашивать, чтобы не злить монарха назойливыми вопросами. Чего Дуглас не знал, так это что король получил знак свыше. Ночью, когда вокруг него суетились оружейники, замеряя и подтягивая, к Иоанну пришел кардинал Бессьер.
Он рухнул на колени, крякнув от сотрясения, и поднял взгляд на государя.
– Ваше величество, – произнес он, обеими руками подавая ржавый и хрупкий на вид клинок.
– Вы вручаете мне крестьянский тесак, ваше высокопреосвященство? – язвительно спросил король, раздраженный тем, что жирный кардинал отвлек его от приготовлений. – Или хотите, чтобы я накосил ячменя?
Грубой работы клинок расширялся к острию и выглядел как гротескно удлиненный нож для резки травы.
– Это меч святого Петра, ваше величество, – объявил кардинал. – Он вложен в ваши руки провидением Господним, чтобы сделать неизбежной вашу великую победу.
Лицо Иоанна выражало сначала изумление, затем недоверие, но пыл, с которым говорил Бессьер, поколебал его. Он протянул руку и взволнованно дотронулся до Малис, потом провел пальцем по зазубренному лезвию.