Запели луки. Тетива щелкала по наручам, предохраняющим запястья лучников, стрелы отправлялись в полет. Лучники целились в грудь лошадей, стремясь всадить широкие наконечники глубоко в натруженные легкие. Томас представлял, что должно сейчас произойти. Лошади начнут спотыкаться и падать. Кровь хлынет из пасти и ноздрей. Послышатся крики людей, придавленных умирающими конями. Задние ряды станут наталкиваться на упавших, а стрелы так и будут лететь – не ведающая жалости, свирепая обжигающая смерть с белым оперением, выпущенная деревом и пенькой. Вот только ничего этого не случилось.
Стрелы ударили в цель. Лошади продолжали двигаться. Слышались крики. Возницы прыгали с облучков и бежали через реку. Всадник, пытавшийся ускорить переправу, не веря собственным глазам, таращился на приближающихся французов. Передовые лучники графа Уорика достигли реки, их вентенары приказывали начать стрельбу. А французы подступали. Они шли медленно и неуклонно, и стрелы явно не причиняли им вреда. Ближайшие рыцари были уже в ста пятидесяти шагах.
Томас выпустил вторую стрелу и понаблюдал за ее полетом, посмотрел, как пологая дуга окончилась прямо в центре украшенной диагональными бело-голубыми полосами попоны, но лошадь даже не сбилась с шага. Он заметил, как еще одна стрела угодила в полосатый чепрак.
Его стрела вошла точно туда, куда он ее направил, в грудь лошади, и ничего.
– У них под попонами доспехи! – крикнул он своим. – Пробойники! Пробойники!
Бастард выдернул стрелу с острием-пробойником из рыхлого дерна, куда воткнул несколько про запас. Натянул лук, прицелился в красное сердце Дугласа на щите, спустил тетиву.
Лошадь продолжала двигаться.
Но скакали лошади медленно. То был не галоп и даже не рысь. Могучие боевые кони были увешаны кольчугами и латами, усиленными толстой подкладкой из вываренной кожи. Кроме того, они тащили на себе еще и седоков в полном вооружении. Им приходилось пробиваться через болото, примыкавшее к реке. Болото сдерживало их, как и тяжкий груз, и Томас заметил, как одна из стрел скользнула мимо конской головы, пролетела у колена седока и вонзилась в круп скакуна. Тот вздыбился от боли. Доспех был только спереди!
– Эллекин! За мной! – скомандовал Томас. – Эллекин! За мной!
Подхватив свои стрелы, он повернул налево и побежал. Ноги вязли в грязи и болотной жиже, но Томас гнал себя вперед. Нужно зайти во фланг, сбоку.
– За мной! – торопил Хуктон и, быстро обернувшись, заметил, что его приказ выполняют. – Бегом! – орал он и надеялся, что никому не придет в голову, будто они бегут.
Он преодолел сорок или пятьдесят шагов и снова воткнул стрелы в дерн, выбрал одну с широким наконечником, наложил на цевье, вскинул лук и натянул тетиву, опять прицелившись в лошадь с красным сердцем на нарядном чепраке. Теперь он метил лошади в бок, чуть позади переднего копыта и перед седлом. Томас не думал. Лишь смотрел на то место, куда хотел попасть, и мускулы повиновались взгляду. Два пальца отпустили тетиву, стрела просвистела над болотом и погрузилась в тело коня. Тот вздыбился. Полетели и другие стрелы; они наконец доставали до живого, и лошади начали падать. Лучники графа Уорика сообразили. Вражеские кони несли всю свою броню на груди, а бока и задняя часть оставались уязвимыми. Всадник в джупоне в красно-желтую клетку с белой звездой в углу кричал лучникам графа, чтобы они присоединились к людям Томаса.
– На фланг! Вперед, парни! Пошли! Пошли! Пошли!
Но французы были близко. Забрала мешали разглядеть лица, но Томас мог различить изодранные шпорами окровавленные попоны.
Рыцари понукали коней, а Бастард снова пустил стрелу, и на этот раз наконечник-пробойник пронзил уложенные внахлест кольца шейного доспеха лошади. Передние копыта животного подкосились, и всадник, очутившись в ловушке между высокими луками седла, отчаянно пытался высвободиться из стремян прежде, чем лошадь повалится на бок. Та еще стояла на задних ногах, наклонившись вперед, и всадник сползал к ее шее, когда две стрелы ударили ему в нагрудник. Одна смялась, а другая пробила сталь, и воина силой удара откинуло назад.
Он снова начал валиться вперед, и опять в него угодила стрела. Лучники загоготали. Так француз и раскачивался вперед-назад в этой пытке, пока латник со львом Уорика не подскочил и взмахом секиры не проломил ему шлем, вызвав фонтан крови. Один из конных попытался достать этого англичанина, но теперь с фланга лился плотный поток стрел, поражая лошадей в незащищенные бока, и конь рыцаря получил сразу три в живот, заржал, попятился и понес.
– Исусе, бей их! Святой Георгий! – Всадник в джупоне с белой звездой оказался как раз позади Томаса. – Бей!
И лучники повиновались. Они перепугались неудаче первых пущенных стрел, но теперь вымещали страх. Каждый способен был выпускать по пятнадцать стрел в минуту, а на фланге у французов располагались уже две сотни лучников, и те были обречены. Ведущие всадники повалились наземь, их кони погибли или умирали. Часть лошадей развернулась и, заржав, уносилась прочь в попытке избежать жуткого побоища у реки. Латники графа Уорика выдвинулись в этот хаос, чтобы секирами и палицами мозжить головы упавших всадников. Рыцари в замыкающих рядах французов повернули обратно. Два ратника графа Уорика вели к броду пленника, и Томас увидел, что на том джупон с яркими бело-голубыми полосами. Тогда он стал выискивать красное сердце Дугласа и заметил, что его лошадь упала, придавив седока. Бастард выпустил стрелу и разглядел, как та пробила наручь шотландца. Он снова выстрелил, угодив в бок, чуть ниже подмышки, но, прежде чем сумел выпустить еще одну стрелу, трое пеших воинов подхватили упавшего наездника и вытащили из-под лошади.
На них посыпались стрелы, но двое уцелели, и Томас узнал в одном Скалли. На нем был шлем с забралом, но из-под него выбивались длинные волосы с пожелтевшими костями. Томас натянул тетиву, но две раненые лошади промчались между ним и Скалли, а тому удалось водрузить своего подопечного на лишившегося седока и непострадавшего коня. Скалли хлопнул скотину по крупу. Раненые лошади умчались прочь, и Томас выпустил стрелу, но та отскочила от спинной пластины Скалли. Конь со спасенным Дугласом пробирался по болоту под укрытие деревьев, отступление прикрывали Скалли и еще четверо парней с изображением красного сердца.
И тут вдруг воцарилась тишина, если не считать непрестанного шума реки, пения птиц, ржания лошадей и ударов копыт, бьющих по земле в предсмертной агонии. Лучники сняли тетивы с луков, чтобы тисовое цевье не гнулось. Пленников – некоторые были ранены, другие просто ошеломлены – сводили к броду, англичане тем временем снимали с убитых лошадей ценные доспехи, сбрую и седла.
Иные избавляли лошадей от мучений, расстегивая шанфроны и вгоняя между глаз тяжелую секиру. Другие снимали латы с мертвых рыцарей и стаскивали с трупов кольчуги.
Один из лучников надел пояс с мечом французского рыцаря.
– Сэм, подбери стрелы! – крикнул Томас.
Сэм ухмыльнулся и повел дюжину парней к месту побоища, чтобы собрать стрелы. А заодно и пограбить. Раненый француз попытался встать. Он протянул руку к английскому латнику, опустившемуся на колени рядом с ним. Они переговорили, затем англичанин поднял забрало француза и воткнул ему в глаз кинжал.
– Видно, слишком беден был, чтобы заплатить выкуп, – пробормотал всадник рядом с Томасом.
Он наблюдал, как латник вложил кинжал в ножны и принялся обдирать труп.
– Господи! Мы жестоки, но пленили маршала д’Одрегема, и разве это не хорошее начало плохого дня?
Томас обернулся. Забрало всадника поднялось, открыв серые усы и задумчивые голубые глаза, и Томас инстинктивно опустился на колено:
– Милорд.
– Томас из Хуктона, не так ли?
– Да, сэр.
– А я-то думал, на ком тут, бога ради, могут быть цвета Нортгемптона! – воскликнул всадник по-французски.
Томас велел своим людям носить джупоны с гербом графа Нортгемптонского – его знала большая часть англичан. Некоторые повязали на плечо крест святого Георгия, но таких повязок на всех не хватило. Всадник, заговоривший с Томасом, носил красно-желтый джупон с белой звездой, а золотая цепь свидетельствовала о его высоком ранге. Это был граф Оксфордский, приходившийся шурином сеньору Томаса. Он участвовал в битве при Креси, а после этого Томас встречал графа в Англии и был поражен, что тот его помнит и даже осведомлен о том, что Бастард знает французский. Еще сильнее он изумился, когда граф назвал шурина по имени.
– Жаль, что Билли тут нет, – угрюмо промолвил Оксфорд. – Нам пригодился бы каждый хороший воин. Думаю, теперь тебе следует отвести своих людей обратно на холм.
– На холм, сир?
– Слушай!
Томас прислушался.
До него донесся гром боевых барабанов.
Французские всадники атаковали у брода и на правом фланге английской линии, и в то же время другие воины дразнили стоящих на холме англичан.
Выехать решились шестеро. Каждый был турнирным бойцом с грозной репутацией. Они скакали на отлично выезженных конях и благодаря победам в поединках приобрели себе лучшие миланские доспехи. Они приблизились к живой изгороди и бросили вызов, но английские лучники не трогали их. Убив шестерых, битву не выиграешь, и не было ни почета, ни особого прока в убийстве одинокого наездника, когда множество других латников приближаются пешими.
– Передайте приказ не обращать на них внимания, – распорядился принц Уэльский.
Поединщики были частью военного танца. Они надеялись найти противника, которого можно выбить из седла и убить, чтобы подорвать боевой дух врага. Задиры выкрикивали оскорбления:
– Вы бабы? Не умеете сражаться?
– Не обращать на них вынимания, – с досадой велели командиры своим воинам.
Но один человек не подчинился. Он не обязан был подчиняться английским военачальникам, хотя и отдавал себе отчет, что дерзких зачинщиков есть смысл не замечать. Пусть почем зря сотрясают воздух, настоящая битва происходит не между двумя поединщиками. Но все же этот человек сел на коня, взял у оруженосца копье и выехал из левого крыла английской линии.