Адриен поворачивается к классу, направляет фломастер на первые ряды и изображает им пулеметную очередь.
– Позиции остаются неизменными с обеих сторон в течение трех лет. Земля разорена и выжжена. Местные жители бежали или погибли под вражеским огнем. А те, кто оказался на немецкой стороне, как здесь, в Лане, попали в оккупацию.
Он останавливается: его щеки горят, лоб покрылся испариной.
– Здесь происходят казни мирных жителей, массовые убийства, свирепствует голод. Оккупанты депортируют тысячи людей в трудовые лагеря Германии. Других оставляют для принудительных работ на полях… Земли северной Франции сплошь заняты капустными полями, измученные голодом французы и француженки гнут спины на них с рассвета до заката!
Он резко поворачивается к доске и рисует две новые синие стрелы, которые показывают, как французы штурмуют зеленую армию.
– Но вторая битва на Шемен-де-Дам будет страшнее первой. В 1917 году генерал Нивель начинает масштабное наступление, чтобы вернуть позицию на возвышенности. Он уверен, что продвинется к Лану в первый же день атаки. Но немцы из своих укреплений легко уничтожают передний край атакующих. И это длится месяцами практически с нулевым результатом, но стоит жизни двумстам тысячам французов. Солдаты поднимают мятежи, некоторых расстреливают. Лан так и не удастся взять, «Пещера Дракона» будет захвачена французами ценой неимоверных потерь. А спустя несколько месяцев, в 1918 году, немцы вернут себе все утраченные позиции.
Адриен на мгновение замолкает, смотрит невидящим взглядом на свои цветные стрелки, линии рубежей. Потом заштриховывает всю область вокруг Шемен-де-Дам и продолжает:
– На полосе шириной пятьдесят километров земля представляет собой огромное поле, изрытое воронками от артиллерийских снарядов. Повсюду воронки, воронки – до самого горизонта! Воздух и почва пропитаны газом: каждый четвертый снаряд был начинен фосгеном…
У него дрожат руки. Пытаясь положить фломастер в желобок под доской, он роняет его на пол.
– Можете… вы можете представить себе этих беженцев, всех чудом выживших, когда они вернулись домой после войны? Они не узнавали родных мест, ведь от них не осталось ничего: ни деревень, ни полей, ни дороги, ни деревьев, не уцелело и двух камней, стоящих рядом! Как будто их самих искалечили…
Слезы наворачиваются ему на глаза, и неуверенным шагом он возвращается на свое место под ошеломленными взглядами одноклассников.
Все молчат, даже Вилли. Учительница, взглянув на доску, сравнивает карту Адриена с той, которая есть в школьном учебнике, и снова опускает на нос очки, чтобы убедиться: она не ошиблась, Адриен в точности воспроизвел каждую границу, каждый изгиб дороги Шемен-де-Дам. А у деревни Корбени, в самом конце дороги, он нарисовал большой черный крест.
Уроки закончились; Адриен медленно бредет домой, опустив голову. В ушах у него все еще звучит грохот пушек.
– Мальчик! Эй, мальчик, подожди! – внезапно слышит он голос за спиной.
Он оборачивается и видит сгорбленную старушку, почти сложившуюся пополам, которая ковыляет, опираясь на палку. Он узнает ее – она живет в том же квартале, и говорят, что у нее «не все дома».
– Здравствуйте, – говорит Адриен вежливо.
– Здравствуй, здравствуй… Я хотела тебе сказать очень важную вещь, сынок. Это стр-р-рашно важно! У нее скрипучий голос и простонародный пикардский диалект, который режет ухо. «Р» она произносит так, как будто пулемет строчит.
– Что… что вы хотели? – спрашивает Адриен, смутившись.
– Твое письмо, малыш!
Она протягивает к нему подагрический палец и тычет им в плечо.
– Письмо, которое ты написал и скомкал сегодня утром! Ты обязательно должен его отправить!
У Адриена перехватывает дыхание.
– Что? Вы видели, как я смял письмо? Вы знаете об Адриане?
Старушка вся съеживается, вздыхает и, скрючившись еще больше, машет на него рукой:
– Делай что говорят, мальчик. Отправь письмо. Это всё, что от тебя тр-р-ребуется.
Адриен смотрит ей вслед и качает головой. Ну что он за балбес! На какую-то секунду он почти поверил, что она говорит о его письме Адриану. «Бедная старуха совсем сбрендила, – думает он, – наверное, у нее Альцгеймер или что-то в этом роде».
Но, снова увидев на столе скомканное письмо, он вздыхает и меняет свое решение: пожалуй, надо его отправить. Он очень скучает по своему другу.
Глава 16
23 мая 1914 г.
Дорогой Адриен!
Я получил твои письма, и мне стыдно, что я не отвечаю тебе почти целый месяц.
Я был просто потрясен тем, что ты мне написал. Так ты действительно живешь в 2014 году? Скажу честно, сначала я растерялся, хотя это объясняет все загадки в наших письмах. И я знаю одно что могу тебе доверять. Но ты точно уверен в том, что рассказываешь об этой войне? Ты не можешь ошибиться? Может, здесь, в Корбени, безопасно? По правде говоря, я стараюсь об этом не думать, потому что у меня начинает кружиться голова. Все кажется каким-то нереальным. Надеюсь, ты понимаешь и не обижаешься на меня. Ау нас всё плохо: Альбер, младший брат Симоны, умер от воспаления легких три недели назад. Доктор ничего не смог сделать, и тетя Жанетт тоже. Симона в страшном горе; она все время плачет, а я не могу ее утешить, потому что мне тоже очень грустно.
У Адриана прерывается дыхание, пока он пишет эти слова. Он вспоминает Альбера за день до смерти: как он заходился в кашле, пока у него не начинала идти горлом кровь, а потом, обессиленный, он забывался беспокойным, горячечным сном. Всё произошло так быстро! На следующий день, когда Адриан пришел из школы, Альбер был мертв: белый-белый и совсем маленький, он лежал на большой кровати, свернувшись калачиком как младенец. Его мать, сидя у изголовья, еще держала его за руку и стонала, а Симона тихо плакала, стоя рядом с Жюлем. Адриан походил вокруг них, не зная, что делать. Он подбросил дров в камин, налил каждому по миске супа. Но суп так и остыл в мисках, потому что никто к нему не притронулся. И Адриан ушел, не говоря ни слова, с разбитым сердцем, неспособный даже заплакать – такой гнев вызвала в нем эта смерть! Но гнев против чего? Или против кого? Ни к чему и ни к кому на самом деле. Ни доктор, ни тетя Жанетт ничего не смогли сделать. И даже если бы Адриен послал лекарства, они пришли бы слишком поздно. Надо ему обязательно об этом сказать!
Я хотел тебе сказать, что ты здесь ни при чем; мне правда стыдно, что я заставил тебя волноваться; ты все равно не мог мне помочь; все произошло так быстро, что твои лекарства просто не успели бы прийти, даже если бы мы раньше поняли, что нас разделяет сто лет.
Целый месяц, несмотря на то что я переживал из-за Альбера, я думал о тебе и о твоем фантастическом объяснении. Сначала это было трудно, я говорил себе, что сошел сума, что у меня тоже жар, а потом рассказал о твоем открытии Симоне, и она засмеялась. По-моему, за последние недели это был единственный раз, когда она смеялась, и спасибо тебе за это: смех Симоны, рисунок для Альбера, твои советы – все это мне очень дорого. Пусть даже нас связало какое-то колдовство или магия! Но теперь у меня к тебе куча вопросов! Где ты живешь? У вас свой дом? Повсюду автомобили? Самолеты? Я читал книги Г. Д. Уэллса, которые мне дал учитель: вы умеете становиться невидимыми? К вам прилетали марсиане?
Я читал и представлял себе такое будущее, это помогло мне продержаться последний месяц.
Скажи, удалось тебе поговорить с Марион? Я выполнил свою часть договора, но все получилось просто ужасно. Мой отец не желает ничего слышать, несмотря на поддержку дедушки и его обещание за все платить – даже мальчику на ферме, которого отец возьмет мне на замену. Он не хочет, чтобы я уезжал! Теперь у меня нет никакого интереса хорошо учиться, и я гораздо лучше стал понимать твое отношение к школе. А ведь я не думал, что такое возможно. По-моему, тебе все-таки не надо отступать, и я предлагаю новый договор: ты переходишь в выпускной класс[20], а я получаю аттестат. Ну а если ничего не получится, по крайней мере мы будем знать, что сделали все, что могли, и сделали это вместе. Согласен?
Обнимаю тебя, мой друг,
Он заканчивает письмо, и тут же, словно по волшебству, в дверь стучится тетя Жанетт.
– Входи, Жанетт, входи скорее, – говорит мать, открывая.
Снаружи льет как из ведра; весна в этом году выдалась очень дождливая, все уже заждались солнечных дней. Отец сейчас в поле, пашет жирную землю, которая липнет к деревянным сабо. Он всегда приговаривает в таких случаях: «Земля меня любит». Но когда Адриану приходится помогать отцу вытаскивать лошадь, завязшую в колее, и комья глины прилипают к его башмакам, у него совсем другое ощущение: словно он волочит пушечные ядра. Но лошадь у них одна-единственная и старая; нельзя, чтобы она без толку выбивалась из сил. Без нее плуг, который стоил так дорого, будет бесполезен. Внезапно Адриан чувствует острую жалость к старой кляче.
– Бр-р-р! – говорит тетя Жанетт, подходя к огню. – До чего же мерзкая погода!
– Хочешь кофе?
– О нет, только не кофе! От этого странного напитка у меня болит желудок. Лучше завари мне травяной чай. Вот, я принесла тра́вы, которые помогают от болей в животе. Говоришь, тебя часто тошнит?
Тетя Жанетт вынимает из своих многочисленных карманов на переднике пучок трав и протягивает их матери, но рука ее неожиданно застывает в воздухе:
– Ба, да ты же беременна!
– Что? Нет, вряд ли.
– Месяц, не больше – ты просто это еще не чувствуешь.
– Девочка или мальчик? – спрашивает мать, ни секунды не сомневаясь в правоте тети Жанетт.
Адриан, который из-за переписки со своим другом из будущего уже немного верит в магию, напрягает слух. Тетя Жанетт не просто так слывет колдуньей – она известна не только даром выхаживать больных, но и своими предсказаниями: например, в предыдущие годы она предвидела засуху.