Биография Андрея Алехина, как он себя величает, «ценимого, понимаемого народом блогера», — лоскутное одеяло слабосоединяемых фактов.
Тут и служба в Советской армии — и учеба в консерватории, работа на заводах Донбасса — и государственная медаль за вклад в изучение украинского языка, наглядные видеоролики о строительстве и ремонте — и роли настоящих французов в гламурных сериалах. Он учительствовал в провинциальной школе — и каждый день появлялся в шоу на центральном телеканале, получал «Золотое перо» как журналист — и работал главбухом швейной фабрики. Но главное — все-таки то, что случилось во времена Евромайдана.
Как и многие из тех, кто непритязательно вел свою страничку в социальных сетях, периодически выкладывая фотки котиков и смешные истории из жизни, Алехин вдруг обнаружил незаурядный талант хорошо вооруженного словом полемиста, разделывая под корень идеологических противников и постепенно обрастая тысячами читателей, оценивших его узнаваемый слог, отсутствие авторитетов и смачный юмор. Правда, и здесь он остался верен себе: веселые истории из жизни метро, которые заставляют читателей хохотать до слез, — и пламенные посты об Украине, от которых ватная публика исходит корчами и дымом, романтические истории из жизни парижанок (а в Париже блогер проводит полжизни, живя практически на две столицы) — и аналитические статьи, которые с удовольствием перепечатывают политические журналы и сайты, а еще многочисленные художественные рассказы, после которых читатели пишут: «Подскажите, это смешной рассказ или печальный, а то я хохотала, как сумасшедшая, а теперь почему-то расплакалась и не могу остановиться». Его точка зрения никогда не принимается на ура всеми сразу, скорее, вызывает массу споров: комментариев больше, чем лайков. Но его тексты точно не оставят вас равнодушными. Как он говорит: «Чтобы число твоих читателей росло — перестань об этом заботиться, пиши для себя — и увидишь, что будет».
Путин и имперяне
Иногда я думаю: вот не стало Путина…
Неважно: убили, прибили, отравили, сместили, сам гордо ушел, несчастный случай. Кто дальше?
Дальше, по логике, президентом России должен стать самый хваткий, самый агрессивный, самый-самый, перед которым даже все эти абрамовичи-дерипаски пикнуть не посмеют, а Медведев — тот ваще в кому впадет от ужаса и не выпадет обратно уже никогда.
Ну и кто это?
Правильно. Ответ только один. Представляете? Объявляют: президент Российской Федерации Рамзан Ахматович Кадыров.
В Грозном — салют. На Красной площади — веселая стрельба, зажигательная лезгинка. Москва притихла и застыла в ужасе. Москвичи срочно ставят двери посолиднее и замки посерьезнее, вечерами на улицу стараются не выходить.
Один Басков такой хорохорится: «А что? Ничего страшного? Он мой хороший друг, он вменяемый, вот и Тимати может подтвердить… Скажи, Тимати!»
Тимати быстро кивает. И потом еще. И еще, на всякий случай. И думает о том, что Депардье так и не приехал, побоялся, ссыкло. И все замирают перед телевизорами за крепкой дверью.
Все помешались на исторических сравнениях.
Одни говорят: Россия сегодня — это Германия 30-х годов, а Крым — аннексированные Судеты! Та же атмосфера ненависти к окружающему миру, та же тяжелая форма национального самолюбования и маниакального превосходства, свой фюрер, поднявший страну с колен, кругом лозунги и истерика, интеллигенция бежит к черту, вместо евреев — украинцы, вместо Гитлерюгенда — Наши на Селигере, вместо ослепительной Марики Рекк — дура Тина Канделаки. Нацизм в чистом виде.
Другие говорят: нееееееееет, Россия сегодня — это Италия времен Муссолини, а Крым — захваченная Абиссиния! Все увлечены идеей империи, носятся с мыслью объединения имперской нации в один легион, радуются санкциям как проверке народа на вшивость и пристально смотрят: кто там, может быть, загрустит от отсутствия привычного комфорта? У всех есть свой дуче, за которым так радостно шагать вперед целой империей. Это не нацизм, это классический фашизм.
Третьи решительно заявляют: глупости! Россия сегодня — это сталинский СССР! Та же атмосфера страха и ожидания, что за тобой придут, то же выискивание и общественное шельмование врагов народа — либеральной пятой колонны, те же посадки в лагеря тех, кто хоть немного отклонился от линии партии, народ усиленно готовят к победной войне малой кровью. А уж сияющее Х…йло — без усов, но с ботоксными блестящими щечками — так и точно генералиссимус, вдохновитель всех наших побед, отец народа и наместник Бога на земле.
Все ударились в исторические параллели и сравнения. Одни мы вздыхаем и ничего не сравниваем — мы рядом с этим говном живем уже восемьсот лет. Вырастили эрзю на свою голову.
Знаете, все предвидят скорую ядерную войну — в связи с позорной отменой визита путена в Европу и рекомендациями Кремля всем российским чиновникам срочно вернуть своих родственников из-за границы домой.
Ядерная война — это, конечно, очень малоприятно.
Но до войны может и не дойти. Я примерно могу представить чувства всех этих холеных теток с их яхтами, маленькими собачками и престижными кокаиновыми детьми. Прикиньте: бросить Монако/Форт-Лодердейл/Женеву/Нью-Йорк, квартиры и виллы, недвижимость и движимость, молодых местных любовников и возможность общаться с Перис Хилтон/Дженнифер Лопес, сменив на холодную октябрьскую Москву.
С кем там общаться? С уборщицей Катериной Аркадьевной? С Наташей Королевой? Хули она до сих пор Наташа? Под пятьдесят уже ващето женщине!
Они точно тихо, по скайпу, сегодня спрашивают мужа:
— А вам там не проще всем как-то договориться и прихлопнуть этого… лидера, блин? Задолбал, честное слово. И так все кривятся. Яхту хрен пришвартуешь: придираются, мол, что-то не так, ватерлиния кривая. И за спиной в спа-салоне шушукаются. Уроды! Шоб он сдох, дебил!
А мужья им:
— Тссссссс! Тихо! Ты что не понимаешь, что сети тово… прослушиваются?
— Насрать!
— Тшшшшшшшш! Я взял на пятницу билеты тебе и подружкам на стриптиз Тарзана!
— Блядь! Ты бы еще на стриптиз Кобзона билеты взял! В первый ряд! Последним снимаем парик, бля! Задолбал ваш этот! Решайте что-то там! Але!
Все клетки человека постоянно обновляются — отмершие заменяются вновь рожденными. В среднем процесс полной замены клеток человеческого тела, как уверяли меня ученые, занимает семь лет.
Через семь лет в вашем теле уже не будет ни одной (!) клетки из тех, из которых вы состоите сейчас — они все заменятся новыми. Отсюда вытекает по меньшей мере пара хороших новостей, одна интимная, а вторая — гражданского звучания:
1. Если вы расстались со своей бывшей любовью больше семи лет назад — кто-то сейчас обнимает совершенно не ее: это уже абсолютно другое тело. Ничего общего. Ни одной клеточки.
2. Если какая-нибудь Алиса Фрейндлих теперь большая поклонница Путена — не спешите смотреть «Служебный роман» с отвращением: она теперь совершенно другое тело.
Ничего общего.
Ни одной клеточки.
Вы будете смеяться, но я никогда не был в России. Поездка в Ленинград с группой из училища в 1986 году не в счет. Во-первых, мы были только на экскурсиях, под строгим надзором, прямым маршрутом «поезд-гостиница-Эрмитаж». А во-вторых, Ленинград тогда нельзя было назвать типичной Россией. Так что для меня Россия всегда была чем-то вроде сочетания литературы, видео и аудио. Ну и плюс вкусовые ощущения. Довлатов, «Служебный роман», Андрей Петров и шоколад «Вдохновение». Все свое, родное, тогда еще советское.
Образ начал ломаться прямо с начала девяностых.
Сначала появился русский шансон. И казалось странным, как может страна, в активе у которой Чехов, Чайковский и Майя Кристалинская, крутить такую дрянь не на бытовом, магнитофонном уровне, не частным образом — на кухнях, не при детях, а вот так — открыто и даже радостно, не таясь и не стесняясь. Я, интеллигентный мальчик со скрипочкой, думал: «Должна же быть какая-то цензура! Это ведь самая настоящая уголовщина — она же не может считаться чем-то нормальным и обыденным!»
Но цензуру на тот момент отменили — мол, народ созрел! — и на всю страну пелись «Журавли летят над нашей зоной» и «За глаза твои карие, за ресницы шикарные».
С радио это переползло на телевидение. И какая-нибудь охреневшая от таких реалий Ангелина Вовк, помнившая еще торжественно-коммунистические концерты в Колонном зале, по-прежнему улыбчиво и приветливо, но уже немного растерянно, объявляла со сцены: «Поет Анатолий Полотно!» О зоне и чуть ли не матом.
Я охреневал не меньше Ангелины.
Замечу, что у нас здесь, конечно, был тоже не академконцерт в музыкальной школе, но представить себе украинский блатной шансон мне до сих пор довольно трудно. Павло Зибров, который тогда еще не подкрашивал усы, попробовал было спеть блатную украиномовную песню про то, как він любить бувати у казино, но это было так по-идиотски, что чувствовалось: в казино он как раз и не бывает. Не по карману. Какаянибудь поплавщина — просто жлобкувате гівно, не зона. Но сейчас не об этом. Сейчас о России.
Потом я стал бывать за границей и вот там наконец встретился с Россией вживую.
Русские.
Вечно недовольные, всегда страшно агрессивные, одетые так, что в толпе их легко отличить за километр со спины, разговаривающие нарочито громко и безапелляционно даже в храмах и музеях. У мужчин на лице «Ща въебу в торец!», у женщин — «Я для тебя слишком дорого стою!», даже у детей — «Мой папа ща тебе въебет в торец!» или «Моя мама слишком дорого стоит!» Я переходил на английский или французский и старался с ними не пересекаться (и по сей день стараюсь — произношение позволяет).
Потом вообще пошел госпостмодерн. Тут я не просто растерялся, а встревожился. Появилось вот это: «будем мочить в сортирах» и «укр?инцы тырят газ».
Я искренне не понимал, как глава государства в официальном выступлении, не дома на диване, среди своих, может совершенно серьезно, степенно, с лицом снулой рыбы употреблять такую лексику — «мочить» и «тырят». Я никак не мог представить себе, скажем, Брежнева или даже Хрущева, в интервью для центральной прессы употребляющего лексику зэка-рецидивиста.
А потом понеслось.
Марши нацистов в Москве, со свастикой, с хоругвями, убийства журналистов, которые население встречало дружным улюлюканьем, нескончаемые «Бумеры», «Бригады» и «Улицы разбитых фонарей» по телевизору…
Народ, один раз посмотревший «Иронию судьбы» и «Мюнхгаузена», не зафиксировался на достигнутом уровне. Оказалось, что «мюнхгаузенов» нужно было периодически подбрасывать, как дрова в печь: без присмотра народ дичает, как брошенный ротвейлер, и становится опасным, если вы идете по безлюдному пустырю.
Дачники прекрасно знают, сколько труда нужно вложить, чтобы превратить стандартные шесть соток в рай из малины и роз. Но этого мало: если вы оставите в покое свой идеальный участок хотя бы на один сезон, через год вы его не узнаете: от малин и роз не останется и следа — все заполонят двухметровые сорняки.
А если эти сорняки еще и удобрять? Поливать? Культивировать?
А если малину и розы жечь и выкапывать?
Вы можете себе представить скорость деградации?
Именно это мы теперь и имеем, триумф-апофегей: майданутые, укропы, сжечь всех хохлов напалмом…
И ведь таких — процентов девяносто пять. Остальные пять — именно то сияющее исключение, которое безжалостно подчеркивает общее правило. И вообще, они больше похожи на украинцев, даже в лексике. Я им поражаюсь: как они выстояли, как живут среди остальных?
Непонятно.
Знаете, прогноз невеселый. Я не верю, что россияне постепенно одумаются и изменятся. Нет. Есть хорошая африканская поговорка: не подноси крокодилу зеркало.
Поссориться со всеми соседями по периметру (а к тем, с кем не поссорились, относиться не с ненавистью, а с презрением — уж не знаю, что лучше), гордиться тем, что весь мир их боится (значит, уважает, как они простодушно считают; хотя уважение — это совсем другое, противоположное), и главное — не понимать, что две трети их территории (а мысль о величии страны поражает мозг россиянина именно при взгляде на карту) — практически безлюдный кусок льда!
Русские не изменятся просто так.
Даже немцам, не отягощенным фирменным византийским двуличием, азиатским происхождением и генетическим алкоголизмом, понадобились коверные бомбардировки городов, чтобы ужаснуться — во что же мы превратились?
Думаете, немцы постепенно пришли бы к нынешнему гуманизму?
Вот уж нет. Без тех коверных бомбардировок и миллионных потерь они бы так столетиями радостно и топали бы за своими фюрерами, гордились бы тысячелетним Рейхом, периодически добавляли бы новые аннексии территорий, пунктуально сжигая евреев, геев, цыган и прочих, пока бы те совсем не закончились.
Только когда Берлин лежал в руинах, а иностранные солдаты раздавали похлебку на улицах, только когда немцам наконец сунули прямо в их арийские морды останки тысяч еврейских тел, наспех присыпанных землей, — только тогда немцы наконец поняли, кем стали. И шарахнулись от зеркала.
Я не представляю, что́ должно произойти, чтобы от зеркала в ужасе шарахнулись россияне.
Ничего хорошего.
Наши реалии
Все-таки разница между нашим всплеском патриотизма и российским — огромна. Это разница между Европой и Азией: мы гордимся собой, а они — хозяевами.
Нам никому и в голову не придет расхваливать руководство; мы его чаще нещадно ругаем. Мы искренне верим, что в ночь после объявления результатов выборов наш и без того неидеальный кандидат превращается в продажное ленивое чудовище, за которым нужно пристально следить, чтобы не украл больше, чем мы позволим, и контролировать изо всех сил каждый его шаг, поливая тоннами критики.
Россиянам это дико: хозяин дан, чтобы вести вперед, наказывать и поощрять, его нужно возносить до небес и искренне верить в его силу и мудрость, иначе какой же это хозяин? Настоящие хозяева — Ленин, Сталин, Брежнев, Путин… Хрущев, Горбачев и Ельцин — слабаки и неудачники. Россияне справедливо верят, что огромной стране с агрессивным и невежественным в своей массе народом нужен не слюнтяй в очках с экономическим образованием, а сами понимаете кто и желательно военный.
Они искренне не понимают, чего нам неймется: Кучма нас не устраивал, Ющенко мы нивелировали до положения земляного червяка, Януковича вообще с позором выгнали… С точки зрения россиян, мы — ненормальные.
Жуткий комплекс неполноценности наших соседей, вынужденных все передовое (да и не только) покупать у ненавистных гейропейцев и пиндосов, не позволяет им дать нам спокойно присоединиться к гейропейской компании: «Если уж нас, великороссов, лучший и самый гордый народ земли, туда не берут, то вы, вонючие салоеды в шароварах, туда и подавно не попадете! Это что же будет означать? Что вы лучше нас??? Но ведь всем известно, что мы — великий народ, у нас ракеты и Путин, а у вас — вышиванки, сало и ебабельные дешевые телки, больше ничего!»
Вот почему у нас на футболках — трезубцы, узоры и подсолнухи. А у них — Путин, Путин, Путин.
В свое время Уго Чавес задолбал всю Венесуэлу своей еженедельной телепередачей «Алло, Президент!», в которой просто садился в телевизор и трындел о текущих делах.
А поскольку покойный был не просто jobнутым, но еще и необыкновенной балаболкой, то иногда его монологи тянулись часами: чуть не сутки напролет он мог втирать что-то там о себе любимом, происках Амерыки, боливарианской революции и прочих прелестях социализма.
Я к чему тут к ночи поминаю это недоразумение?
К тому, что нашему не сильно трындливому президенту хорошо бы преодолеть свою высокомерную стыдливость, перестать общаться только с Ложкиным, выступая лишь для мрачных оправданий после очередного офшора в «Нью-ЙоркТаймс», а завести и себе еженедельную программу, например, «Алло, Шоколад!», где рассказывать нам что-то о текущих делах, не дожидаясь панамских поводов поговорить.
И можно, кстати, постоянно с ней кочевать с канала на канал, как Шустер. Шоб все каждую пятницу ее лихорадочно искали, как наши чокнутые пенсионеры.
Донесите кто-то это до президента, я дело говорю, я же умный — все знают.
Каждый день читаю в ленте: будь проклят Шоколадный король, не за это мы стояли на Майдане, нужен настоящий патриот, лидер, который завершит, победит, разобьет…
Вот знаете, есть особый тип народных сказок, аргонавты нашего разлива, где главный красавчик — такой Бред-ПиттФэт-Фрумос — отправляется на бой с какой-нибудь вселенской Бабой Подляной или там Лихим Зашкваром и по пути собирает команду мечты — разных странных безработных увальней, каждого со своим уникальным талантом и уебищным именем.
Таланты у всех разные: Дурносвист умеет так свистеть, шо аж деревья вывертает, Дивошмаркл плюется вдаль на олимпийские дистанции, Громопук испускает мегакаталитические газы, Злобоскок подпрыгивает вверх до стратосферы. В общем, Марвел, комиксы, супергерои в шароварах.
Так вот, когда главный Супермен сражается со своим Лауром-Балауром, а тот дает ему всякие зашкварные задания или чинит разные препятствия, сам главный Фэт-Фрумос, если честно, мало двигается в пространстве. Его задача — извлечь из ретельно собранной колоды нужный козырь: если надо нехило газонуть — выходит Громопук, если затрахать до семи оргазмов царевну Страхопудь — идет Мегатык, если срочно необходимо найти пропавшую черную кошечку Бабы Клоанцы — вызывается Теплоглаз, ну и так далее.
И что тут важно — все пазлы всегда сходятся: никогда Дальнеструй не пойдет усыплять, допустим, принцессу Дурноржаку, Славнохрап — петь для пьяного Царь-Овоща, а Говноденс — ссать на меткость в волшебный Писсуар-Самосмыв. У каждого своя конкретная задача, каждому городу — нрав и права, все должно сойтись нужной стороной, как разъем USB, иначе сказки не получится.
Я к чему тут излагаю этот фестиваль народного творчества?
К тому, что президент — он ващета нифига не Бэтмен. Его функция — собрать весь этот меджик-дримтим и заставить работать, каждого по специальности.
Конечно, в мечтах — классно, когда у тебя президент самолично все проблемы разруливает, всех сволочей-оппозиционеров своими решениями сразу по тюрьмам рассаживает или из окна выпихивает, всех запроданцев лично справедливо карает, а патриотов, наоборот, хвалит и часы именные вручает, на продажную Европу не оглядывается, с трусом Обамой через губу разговаривает, свою нацию считает самой лучшей и ваще особенной, в бой за собой ведет, всему миру условия диктует, ядерной бомбой размахивает, каратэ занимается, с птицами летает, с тиграми охотится, амфоры из моря достает и чужие товары напалмом сжигает.
Только вот слава богу, что у нас президент не такой. Вы вдумайтесь, граждане патриоты.
Баран, отбившийся от стада в горах и шесть сезонов пропадавший там без стрижки. Когда его нашли, он уже с трудом ходил, тяжело дышал, практически ничего не видел и весил меньше, чем шерсть, которую с него состригли (27 килограммов шерсти, на минуточку).
Я о наших олигархах. Ну ладно, ты миллионер, ну ладно, богач, но эти? Сколько миллиардов нужно, чтобы ты успокоился? Никому не кажется, что это даже не спорт? Это же болезнь: еще один завод, еще одно Облэнерго, еще одна авиакомпания, еще оператор, еще спутник, еще партия, еще, еще, еще — мамочки, они же ненормальные! Они же психи и маньяки, если вдуматься! Джек-Потрошитель и Чикатило по сравнению с ними — образцы психического здоровья и сдержанности!
А нам предлагают если и не служить им до самой могилы, то хотя бы брать с них пример. Посмотрите еще раз на фотку.
Это же пипец, граждане. Это же пипец!
1. Конечно, заставлять ФОПов поголовно изображать успешных бизнесменов и платить налог на прибыль — это азаровщина чистой воды. Вспомните, как трудно было сдать мерзким девкам-налоговичкам бумажку с убытками или пустой идиотский Авансовый отчет по налогу на прибыль (это вообще адское изобретение).
В бизнесе бывают и хорошие дни, и плохие. Если бы все, кто ринулся в бизнесмены, сразу поголовно становились трампами — мы бы все с детства записывались в юные ФОПы и богатели бы до одурения. На самом деле, из стартанувших выживает какой-то неогромный процент.
Хотя даже в России это называлось «Декларация о прибылях и УБЫТКАХ», а у нас — только о прибыли: какой же ты бизнесмен, если убыточный?
2. Но есть и другая сторона медали. ФОП — это, грубо говоря, не тот, кто платит налог. ФОП, скорее, платит что-то вроде лицензии за тихое соглашение: я изображаю мелкого лавочника Буонасье, а вы не лезете в мои оборудки. Мы прекрасно знаем, как это — быть ФОПом. Это когда: а) ты приходишь в огромный сияющий ресторан, а тебе после десерта «Чизкейк Нью-Йорк» несут несколько чеков — и каждый от ФОПов Загоруйко, Бевза и Казючиц: чтобы не превысить образ мелкого лавочника; б) ты изображаешь мини-шварца или мисс Пигги в немаленьком спортзале с сотней тренажеров — от для пальцев рук до ушек жопы — а тебе: терминал не работает. Это ФОП Коровяканский опять делает вид, что он Буонасье — чтобы не платить налогов; в) ты заказываешь холодильник в огромном интернет-магазине, где есть все на свете, от вибратора «Дружок» до космического корабля. Обороты — миллиардные, а тебе к холодильнику дают бумажки с печатью. Это ФОП Загайдычный уходит от налогов.
Мы все знаем, как это бывает: мы страна ФОПов.
3. Конечно, это не от хорошей жизни: после Азарова народ еще не сорок — а сто сорок лет надо водить по пустыне, чтобы он перестал прятаться, вылез из кустов и стал платить налоги. Жизнь в Украине — от Кравчука до Януковича включительно — научила нас: каждая копейка, которая заплачена тобой в виде ужасных, огромных, удушающих украинских налогов, — немедленно перекочует в бездонные карманы пинчуков, ахметовых, саш януковичей и десятков тысяч мелких и мельчайших местных жуликов, имеющих отношение к бюджетным деньгам.
Уход от налогов — наш национальный спорт, как футбол в Бразилии. И это не просто минимизация налогообложения, как в остальном мире, а именно смертельная битва: от того, сумеете ли вы избежать законного налогообложения, зависит ваша жизнь, размеры квартиры, модель машины, образование детей и долголетие родителей.
4. Вот тут стоило бы подняться над проблемой и честно заявить: вся эта возня с ФОПами и лицензиями на избежание налогов — это лишь вершина айсберга.
Весь айсберг — это повальное, тотальное, всеобъемлющее, вселенское неверие украинца в то, что заплаченный им налог в итоге все-таки вернется к нему, как перебесившийся муж.
Пенсиями, полицией, армией, ровными внесезонными дорогами, неомерзительными детскими садами и школами, скорой помощью, приезжающей быстрее, чем пицца, фонарями на ночной улице, светящими так, чтобы Украина из космоса не напоминала пустыню Сахару или КНДР, — да мало ли пафосных, яркообразных примеров можно литературно выписать, я не Портников, не в том дело.
Пока полное Prozorro не внедрится в каждую клеточку нашего государственного организма, а главное, — наших личных, негосударственных мозгов (бля, я все-таки Портников) — діла не буде. Не в ФОПах дело. Не в ФОПах!
Среди моих френдов есть киевские крымчане, у которых где-нибудь в Севастополе остались ватные папы/мамы, больное сердце и вечная тоска по отобранному морю. И им, конечно, приходится ездить в Крым.
Но сейчас начнется лето, и в Крым потянутся наши сограждане, которые «мы за мир в Украине», — поплескаться в теплом море, пошароебиться по Ялте, понежить целлюлит на гальке.
Вопрос: какого хера вы туда едете? Это же оккупированная врагом территория, и не надо делать вид, что это не так. Вы туда попадаете просто потому, что там нет линии фронта.
И не надо истерично кричать: «А где мне оздоровить ребенка?? В Испании? На Багамах? Где?»
Нигде, блеать! Нигде! Вы спросите, где оздоровила ребенка мама, которой привезли его с АТО по частям!
Война на Донбассе
Авдеевка — прекрасный ответ тем нашим умникам, которые талдычат: отдайте им эти днр и забудьте, они только тащат Украину назад, это же ярмо, оно не дает нам двигаться в светлое будущее.
Не получится «отдайте и забудьте»! Они не угомонятся. Они, как жирное пятно, будут расползаться по всей скатерти: сейчас они пробуют на зуб Авдеевку, ночью обстреляли Сартану — а это уже практически Мариуполь, потом захотят вернуть Славянск, Краматорск, Харьков, Днепр, Одессу и Киев. И некому уже будет умничать: давайте отдадим им, что они хотят, — они мешают Украине развиваться.
Потому что не будет уже никакой Украины. Закончится.
Поэтому им надо не отдавать, а давить. А тех, кто талдычит «отдайте», надо бить по губам ссаными тряпками.
Если у вас в голове действительно не укладывается, как это миллионы (миллионы!) донецко-луганских людей (пролетариата, бизнесменов, молодежи, женщин — всех) могли так легко стать плечом к плечу с «героями-ополченцами» вроде Гиркина или Болотова, я попробую у вас в голове это уложить. Главное — не пугайтесь: текст действительно не совсем привычный. Но тем не менее.
Итак.
Как в племенах (да и в странах) центральной Африки обычно меняется власть?
Новый правитель должен непременно СВЕРГНУТЬ (убить, а лучше — съесть) старого. Не бывает просто СМЕНЫ правителей, когда старый просто уходит на пенсию, как у нас иудушка Ющенко. Или ты правишь до самой смерти, или тебя тупо свергают (убивают, а лучше — съедают), причем со всей камарильей: в расход идут твои друзья, жены, дети, родственники, соплеменники — все. Все твои «симпатики» практически уничтожаются. Полная смена власти. Жестоко, но таковы правила.
В криминально-пролетарской среде Донбасса — примерно те же понятия, не сомневайтесь (а там живут именно «по понятиям», иначе ты — лох, пидор или, сука, бандеровец; конец цитаты).
Иными словами, когда Майдан победил Януковича и старый вождь бежал, его соплеменники (весь Донбасс: от шахтеров до профессуры Донецкой консерватории) СОВЕРШЕННО ИСКРЕННЕ верили, что теперь им пипец.
По местным понятиям, новые вожди, уж конечно, должны были припомнить всему Донбассу тот унизительный ужас, который Украина познала при Януковиче: выборные карусели, Юльку в тюрьме, засилье донецких в Киеве и т. д.
По понятиям электората Януковича, после его бегства Донбасс неумолимо должна была постигнуть расплата. Думаете, они не понимали, насколько Янык ограбил страну? Теперь настал их черед ответить за все, как при Януковиче ответили «оранжевые».
Представьте, что несколько лет подряд вы издевались над тигром в клетке: бросались в него гнилыми яблоками, поливали холодной водой из шланга, зашвыривали в клетку горящие головешки — и вдруг совершенно случайно задвижка отодвинулась и тигр очутился на свободе. Вы что, поникнете головой и скажете, мол, ну что ж, твоя взяла, жри меня, полосатая тварь?
Миллионы людей в едином порыве, подстрекаемые российской пропагандой, плечом к плечу встали, чтобы защитить себя и свой край, своих детей и стариков от полчищ мстительных убийц с запада, готовых разорвать их на кусочки, а может быть, и съесть или хотя бы распять (так бы, по крайней мере, поступили сами донбасские ватники, если бы все было наоборот, — ворвались бы в бандеровские села и не жалели бы даже бандеровских младенцев, поверьте).
Вот откуда эти издевательства над пленными, истеричные тетки, старухи, словно из черно-белых фильмов о советских партизанках (они искренне считают себя героинями, борющимися с чудовищами и садистами), и десятки тысяч ополченцев с горящими глазами, готовых умереть, но защитить свой родной рабочий край от убийц и нелюдей.
Да, конечно, понятно, что уровень IQ этого своеобразного народа, застрявшего в криминальном феодализме, крайне низок, да и вообще, исторически все очень, очень запущено. Как моя знакомая дончанка — интеллигентная, романтичная Света, когда я предложил им с мужем бежать из Донецка и пожить у меня, СОВЕРШЕННО ИСКРЕННЕ и оберегая меня, написала: «Не хочу, чтобы у тебя были неприятности, мол, якшаешься с донецкими». Она хотела меня спасти, понимаете? Остаться под обстрелами, но не выдать меня врагу.
Я хочу, чтобы вы поняли одно: без долгой, нудной, ежедневной, ежечасной ПРОСВЕТИТЕЛЬСКОЙ, РАЗЪЯСНИТЕЛЬНОЙ, если хотите, — ПЕДАГОГИЧЕСКОЙ работы НА РУССКОМ ЯЗЫКЕ ничего у нас не выйдет и затянется на годы.
Послушайте умного меня: гораздо больше, чем обстрелы, — я уверен в этом! — сейчас бы нам всем помогло сбрасывание над Донбассом с самолетов листовок разъяснительного содержания, в том числе боевикам. Это на невиданные цифры сократило бы количество наших потерь в будущем и гораздо быстрее приблизило бы победу, чем героические усилия воинов АТО.
Вот что в России и на Донбассе важно — этот криминальный нищебродский надрыв, эта знаменитая беспризорная истеричность: «Донбасс! Никто! Не ставил! На колени! И никому! Поставить! Не дано!» У нашего водителя Кости, который возил нас по Добассу на черной «волге», были кассеты с шансоном: «Тот любить не умеет! Кто в тюрьме не бывал!»
Анна Каренина ни хрена не умела любить. Не говоря уж о Ромео и Джульетте.
Все всегда на взводе. Как на зоне — каждый миг будь готов дать отпор. У всех от рождения до смерти нервы на пределе: «Русские умирают, но не сдаются!» — и покосившийся туалет на улице, вонища из грязной дырки.
Тысячу лет пройдет, пока мы наконец добьемся полной декриминализации общества. Зона проникла в нас, в каждую голову, в каждую клеточку, если вы не в курсе. Когда вам диспетчер говорит: «Машинка будет вовремя, выходите без звоночка» — это не от нежности. Это от тюремной фени. Это зэки так говорят: «Пацанчику в больничку надо передачку снести и малявочку написать».
Это во всех нас сидит. Давно, с тех времен, когда полстраны сидело. И сейчас элита — или бывшие уголовники, или цеховики. Так сложилось. Так пока и живем.
В Париже это чувствуется особенно остро. Я сам иногда задумаюсь и иду по Фобур Сент-Оноре с таким лицом — арабы шарахаются.
Как пишет одна знакомая дончанка, «по большому счету, жизнь здесь не сильно изменилась, правда стреляют». И я, похоже, понимаю, чт? она имеет в виду.
Вы думаете, картина примерно такая?
«Мирную жизнь тихих, уютных поселков и цветущих сел Донбасса прервала война. Миллионы людей, привыкших к сытой, обеспеченной жизни, были вынуждены спасаться от разрухи, голода, разгула преступности, произвола вооруженных банд на улице, спасая имущество, бизнес, честь дочерей и свои жизни».
Да фиг там! Можете комментить как угодно, мои дорогие донецкие френды, но ведь я успел поработать в довоенном Донбассе, объездить все эти часов’яры, соледары и красноармейски. И пять лет поучиться в Донецке.
Как сейчас помню: едем на машине («едем» — громко сказано: петляем меж гигантских колдобин со скоростью один километр в час, возле развалин огромных заводов, на каждом из которых вывеска «Прием цветных металлов»). На дорогу перед нашей машиной неожиданно выскакивает местный стаханов: в руке разбитая бутылка, из тельняшки на груди хлещет кровища, он пьян вусмерть и гнет семиэтажные матюки, пытаясь просунуть голову к нам в машину, как буйвол во время сафари.
Разбомбленные дороги, разгул преступности, произвол вооруженных банд, полуголодное, а зимой и полухолодное существование — все это именно так и было, и до войны.
И не надо мне рассказывать, мол, не все так жили. Да, не все. Между Артема и Университетской последние десять лет был порядок (и какие-то уебищные чугунные скульптуры, но то такое). А горловки-макеевки-авдеевки-енакиевы?
«По большому счету, жизнь здесь не сильно изменилась, правда, стреляют». Но то такое.
Наши нравы
Вы меня, конечно, извините, граждане, но двигателем экономики и основой национального процветания является элементарное чувство собственного достоинства.
Вот идет утром по улице девица — типичная такая недавно киевлянка: порнотуфли на платформе со шпилькой, макияж вечерний, все дела — и тащит в руках огроменную сумку килограмм под сто. Может, родители из села эко-еды передали или, может, переезжает с одной квартиры на другую, поближе к цивилизации.
Я, конечно, помогу: мимо платформы со шпилькой просто так не пройдешь, но и нудную лекцию заодно прочитаю:
— С такой тяжестью нужно брать такси, девушка! Что же вы?
Она, конечно, сексуально вздыхает:
— На такси я не зарабатываю.
Вот и плохо, дорогуша. Потому что это элементарно: таскать такие тяжести — ниже человеческого достоинства, заедь за госграницу и у кого угодно спроси. Нужно бы изворачиваться, упираться, землю грызть, но кровь из носу — зарабатывать так, чтобы брать такси в таких случаях. А то ты себе позвоночник гробишь, таксист к вечеру детям шоколадки купить не может, а потом оба жалуетесь — Порошенко плохой.
У нас стандарты национального героя после советской власти нехреново так сдвинулись в сторону Святого Пролетария: почему-то считается, что старушка-мать, всю жизнь пропахавшая за копейки и к старости ничего, кроме этой же копейки, не скопившая, — это величественно и трогательно.
Ага. Потом такие трогательные старушки за пакет гречки ваше же будущее и просрут, не дрогнут. И обязательно найдутся их дочки и сыновья, которые тут же в каментах ща за них горой станут: автор-подлец, моя мама всю жизнь таскала тяжести, причем на сорокоградусном морозе и, конечно, без рукавиц, а потом несла эти тяжести за десять километров и, само собой, все время в гору, и разумеется, по колено в снегу под дождем через сопки и тайгу.
Почему-то считается, что шахтер-добытчик, всю жизнь в шахте, лежа на спине, долбивший уголь для родины, — это героично и примерообразно.
Двигатель экономики — элементарное чувство собственного достоинства. Не буду пить вонючий растворимый кофе из пластикового стаканчика в киоске — мне это претит! Не стану ехать в разваленной маршрутке-душегубке с упоротым в шансон водителем — я выше этого! Не стану тащить сумку в сто килограмм до остановки и потом таскаться с ней в метро — возьму такси! Заработаю. И таксист заработает. Так денежки понемногу и крутятся — в масштабах державы: за счет достоинства. А вы как думали?
А у нас предприимчивые и с аллергией на нищету либо уехали, либо остались и пошли в бандюки: лозунг «Обогащайтесь!» нам никто в массы не бросал. Вот что плохо.
Потому что народ у нас, конечно, волелюбний и працьовитий, но все вот ходят по раздолбанному асфальту на шпильках с сумками — и опаньки: едва ли не самая бедная страна в мире. А вы давайте дальше пышайтес подвигом нищих. Достоинство — это ж когда все время в гору, в снегу, сцепив зубы, молча, без рукавиц в сорокаградусный мороз.
23.09.14. Вопрос. Вот если сейчас проехать в сторону от нашей западной границы и послушать выпуск международных новостей, что вы услышите?
Список будет примерно такой:
— Эбола;
— Писториус;
— Мусульманские террористы;
— Ким Кардашьян.
Все. Об Украине — ни слова. Ни единого. Вроде и нет никакой войны на востоке Европы. В день выборов могут кратко упомянуть, мол, прошли выборы. И все. Тишина.
Скажите мне, почему мы никому, кроме нашей охреневшей восточной соседки, не интересны?
Почему мы только для нас самих — и то лишь в последний год! — стали значимы и уважаемы? А для всей остальной планеты по-прежнему — дальние, очень дальние земли, перед которыми мрачные врата с огромной надписью «Жопа мира»?
И даже не пробуйте сказать мне, что я не патриот: я патриот, может, и поболе вашего. Но правда есть правда: в Европе (не говорю уж об Америке) мы почти никому не интересны. Если не верите — опять же: отъедьте от нашей западной границы и послушайте выпуски международных новостей.
Почему так?
Я вам скажу, почему. Если встретите в тексте маты — просто их не читайте. Иначе не получится изложить мысль доходчиво.
Вы будете смеяться, но я напишу о киевском метро. Если даже вы не киевлянин — поймете, о чем я.
Мои друзья не дадут соврать — я редко сажусь за руль. Практически под моим домом — станция метро. Поэтому я не вижу смысла проводить время в пробке утром и вечером, тратиться на бензин и загрязнять выхлопами и без того оскорбительную киевскую действительность. Если есть возможность доехать на метро — я так и делаю.
Не то чтобы я уж так любил метро, но здесь куча народу, за которым интересно понаблюдать. Здесь и злобные утренние старухи с тяжеленными кравчучками (шо они, кстати, в них постоянно, бля, таскают? И по каким таким заданиям с утра ездят в ад?), и всегда одетые в черное западенские гастарбайтеры (они всегда чего-то обсуждают и тайком рассматривают столичных студенток), и мои любимые — томные офисные девицы, ради переезда в столицу купившие необходимую деловую обувь — невообразимые порнотуфли на толстенной платформе и с тонюсенькой шпилькой, как раз для щербатых киевских тротуаров… Но сейчас не об этом. Это все лирическая преамбула. Амбула будет драматической. И очень.
И я даже не о том, что и без того на глазах дряхлеющее и невероятно засранное метро засрали рекламой по самое не хочу, разместив ее везде, кроме сидений — и то только потому, что жопой не почитаешь, — и с честными глазами рассказывают нам, что плату за проезд надо повышать, ибо десятки миллионов откатов быстро заканчиваются. Я о другом.
Скажите мне честно: вас не приводят в оторопь объявления, которые читает та тетка, которую постоянно крутят в метро?
Никому из вас не кажется, что из этих низкокачественных старинных динамиков постоянно льется поток оскорблений?
Я сейчас принципиально не говорю о тембре, тоне и качестве этих жутковатых посылов лучей добра. Когда эта крепкая советская тетка (а она наверняка заслуженная работница метрополитена или шото в этом духе) начинает своим зычным контральто звеньевой животноводческой фермы из передового колхоза-миллионера вещать свое знаменитое «Не біжіть по ескалатору! Це може призвести до травмування себе або інших пасажирів!», иностранцы, которые привыкли к нежным переливам заграничных див-объявляльщиц в метро Берлина или Парижа, обычно пугаются и переспрашивают:
— Что она сейчас объявила? Война? Эвакуация? Нашли бомбу?
Я всегда отвечаю — не пугайтесь, это у нас в метро специальный тон, национальная особенность. Просто у нас такой фольклор, все в порядке. К этому привыкают. Во втором поколении.
Я сейчас не о том, что на украинской мове тетка говорит, как я на голландском. Я сейчас молчу о синтаксисе: звеньевая животноводческой бригады так примерно и должна строить сложносочиненные предложения («це може призвести до травмування себе»), об ударениях, которые бойкая миссис Метро ляпает, как бог на душу положит, не утруждаясь заглядыванием в словарь («Черг?вий по станції! Підійдіть до ескалатора!»), суржике продавщицы рынка («Слідкуйте за своїми дітьми») или идиотской статистике («За третій квартал поточного року кількість зупинень ескалатора без нагальних причин склала 324 рази, з яких 164 рази було здійснено…») и прочей тягомотной чухне, которой многословная тетка отрабатывает свое почетное место и звание. Длина киевских эскалаторов, особенно на центральных станциях, к сожалению, позволяет ей развернуться как следует.
Я имею в виду совершенно другое.
Даже когда этот понос ебанутых объявлений только зарождается тоненькой струйкой, меня начинает трусить от возмущения — и не потому, что ударение в слове «зручний» располагается совсем не там, где его торжественно ставит эта миссис Европейська столиця:
«Шановні пасажири! Метрополітен — швидкий і зручний вид транспорту. Користування ним вимагає…»
И далее по тексту.
Граждане! Вы когда-нибудь видели, как типичные воспитатели отечественных детдомов для детей с задержкой в развитии разговаривают со своими воспитанниками?
Какого хрена мне, дядьке с тремя высшими гуманитарными образованиями, знанием пары иностранных языков и изданными научными статьями, полагается выслушивать подобные оскорбительные выкладки?
Поверьте, если бы где-нибудь в Париже в метро объявили бы, что метрополитеном могут пользоваться только люди, соответствующие определенным интеллектуальным или физиологическим критериям, руководство метрополитена уже давно бы нежилось в тюрьме — за ксенофобию, расизм, апартеид, геноцид и фашистские замашки.
Вас, взрослых, уверенных в себе людей, в третьем тысячелетии, с кучей гаджетов в кармане, не оскорбляет, что какая-то советских замашек тетка громогласно поясняет вам то, что понятно и трехлетнему ребенку?
«Шановні пасажири! Перебуваючи на ескалаторі, забороняється…»
— и все, понеслось говно по кочкам:
«— підкладати пальці під поручень»…
Блеать! Какой нормальный человек будет підкладати, бля, пальці під поручень???
Но тетка только начала — у нее там на бумажке длинный список, и она радостно набирает обороты:
«садити дітей на поручень»…
Бляяяяяяя…. Да какой нормальный человек посадит ребенка на поручень эскалатора??? Ты ебанулась, да?
Но тетка плотоядно раскочегаривается. У нее там практически бесконечный список совершенно дебильных запретов, страницы три, и она, как заботливая Родина-мать, грудью ляжет на поручень, но убережет нас, диковатых имбецилов, которых ваще чудом допустили в метро, в этот храм высочайших космических технологий, от травм и неприятностей. Причем запреты один другого смурнее — нельзя вставлять ноги между ступеньками, просовывать руки в ленту эскалатора, тормозить головой перед выходом, я не знаю, чего еще. Она долго и с подробностями крутит пластинку о том, что нужно делать в случае обнаружения подозрительного предмета, хотя любому нормальному человек понятно, что нужно вызвать милицию. Фиг вам:
«Увага! В разі знайдення підозрілого предмету, забороняється:
1. Самостійно перевіряти підозрілий предмет!
2. Розміновувати або знешкоджувати його!
3. Транспортувати або відкривати…»
Бляяяя! Ну, если аж чешется шото сказать — позовите вы милую девушку, которая спокойно скажет в микрофон: «Якщо ви побачили підозрілий предмет — повідомте персонал станції». Все! Нафига этот длинный список того, что нельзя делать? Мы что, в пионерлагере для имбецилов? Список же можно продолжать бесконечно — тетка явно любит свою работу и готова вещать и на пенсии тоже.
А эта жуткая аудиокнига «Что делать в случае эвакуации (пошагово)»?
«… І організовано, без паніки, покинути станцію за маршрутом, вказаним персоналом станції. Під час евакуації забороняється…»
И опять — бляяяяяя — длинный список того, что ни один нормальный человек и так никогда не станет делать.
Но запись этих идиотских запретов крутят бесконечно. И миллионы нормальных, взрослых людей не видят в этом ничего ужасного, вот что страшно.
Я примерно представляю, что мне может возразить эта зычная Родина-мать. Она скажет примерно так:
«Шоб ви знали, всі ці інструкції написані кров’ю! Кожен пункт із списку імєл в своє врем’я мєсто! Так шо вони не висосані з пальця!»
На что я ей отвечу:
«А в тысяча девятьсот каком, блядь, году эти жуткие факты имели место? И если один пьяный дебил в 1974 году подложил палец под поручень, какого хрена вы сейчас, в центре Европы, когда и само киевское метро уже устарело, так громко читаете эту хрень каждые пять минут?»
Родители! Вот скажите, вас не оскорбляет, когда какая-то древняя и достаточно агрессивная тетка на все метро рассказывает вам, как обращаться со своим ребенком?
«Дітей в метро треба перевозити у легких складаних колясках. А зовсім маленьких — на руках».
Да какого хрена какая-то сталинской закваски баба позволяет себе усомниться в ваших не просто родительских, но и в умственных способностях? Типа, вам, дебилам, ребенка доверить нифига нельзя, особенно в метро?
Когда заслуженная метро-тетка говорит вам: «Ознайомтеся з правилами користування метрополітеном» — и со слышимым удовольствием изрекает долгий ряд совершенно прописных истин, которые непонятны только дебилам, — это оскорбительно. И даже не пробуйте говорить мне, что у меня повышенная чувствительность или что-то вроде того. Это не так.
Может быть, вы не уловили, но я хочу сказать вот о чем. Метро — это небольшая, но очень яркая модель нашего феодального общества.
То, что государство позволяет себе общаться с гражданами как с малыми детьми: оглашать список запретов, рассчитанных на полных имбецилов, диктовать, как обращаться с детьми, каким боком стоять на эскалаторе, с какой скоростью продвигаться по бегущей лестнице, все это объясняя заботой о нашем же благе (мол, без такой заботы мы просто не выживем в сложном мире желтых обмежувальних линий и смертельно опасных поручней), а граждане воспринимают это как должное, — это и есть та причина, по которой мы неинтересны миру. А если и интересны — то лишь как редкое амазонское племя, как объект научного изучения. Как редкая бактерия. Но ученый никогда не станет чувствовать себя с бактерией на равных, вот в чем дело.
Вы видели, как условно добрые депутаты и условно честные чиновники общаются с народом?
Правильно: как добрые родители. Они и пожурят, и наградят, и поощрят, и научат.
У нас совершенно отсутствует вот это европейско-американское чувство ответственности за качество своей жизни. Мы не готовы ею распоряжаться самостоятельно: нам нужен кто-то. Начальник, депутат, Яценюк, президент, кто-нибудь, у кого мы можем потребовать заботы о нас. Сами мы не привыкли.
Пенсионеры, если правительство задержит выплату нищенских пенсий, будут требовать ее немедленно выплатить. Им не придет в голову, что человек, который за всю жизнь не удосужился скопить сумму, с которой ему будет наплевать на любое правительство, может не требовать, а именно только просить.
Бюджетники, которым задержат зарплату на месяц, будут нервно, но покорно ждать, пока задержка превратится в полугодовую, вместо того чтобы развернуться после первой же задержки, хлопнуть дверью, освоить новую, востребованную профессию и заняться своей жизнью и зарплатой самостоятельно.
Мой папа говорит: «Надо голосовать за Бордюженко: он насыпал нам щебенку от дороги до дачного поселка». И когда я нервничаю: «Папа! Ты же не крепостной! Он и так обязан был это сделать! И он сделал это не на свои деньги, а на твои же, на бюджетные!» — папа покорно кивает: «Да, да, бюджетные…», но не понимает, какого рожна я от него хочу.
Мы все страшно зависимы. Боимся ответственности. Привыкли к феодализму — нам не нужно принимать решений. Только когда феодальная верхушка перестает о нас заботиться и проворовывается окончательно — мы устраиваем Колиивщину и Майдан.
Вы знаете, отчего в метро, когда прибывает поезд, дежурная низкооплачиваемая толстушка в жуткой синей униформе и уродливой красной шапке родом из шестидесятых годов прошлого века берет волшебную рацию, подносит ее к губам, и вот тогда начинается шоу «Україна має талант»:
«Шановні пасажири! Проходьте на всі вільні двері!»
Эта формула не меняется десятилетиями, они все ее повторяют, как заклинание. Я молчу о грамматике, пусть уж будет так, безграмотно — «проходьте на двері». Дело не в этом. Вам никогда не приходило в голову: что она несет? На какие вільні двері, если час пик? Все двери активно используются! Нет ведь ни одной заколдованный двери, через которую бы пассажиры почему-то упрямо отказывались входить в вагон! Но каждый раз талантливая фея перрона настойчиво повторяет одну и ту же фразу.
Я вам объясню. В 1960 году, когда открылось метро, была жива еще сталинская дисциплина посадки в общественный транспорт: пассажиры заходили только через заднюю дверь и, постепенно продвигаясь по салону, выходили через переднюю. Первые пассажиры метро, пришибленные богатством сияющих станций и бегущих эскалаторов, пытались то же самое проделать и в метро, отчего движение задерживалось. Тогда девушка в ослепительно элегантной, по сравнению с ватниками пассажиров и клетчатыми платками пассажирок, синей униформе и умопомрачительно модной красной шапочке-таблетке громко объявляла на весь перрон:
«Пасажири, проходьте на всі вільні двері!»
Сейчас даже ваш телефон — более сложная в техническом отношении штука, чем весь киевский метрополитен, вместе взятый. Прошло полвека! Полвека! А под землей ничего не изменилось. Ни-че-го. Пассажиры по-прежнему в ватниках, а пассажирки — в шерстяных клетчатых платках. Только этого не видно. Видно, к сожалению, только девушку в униформе и шапочке, бездумно повторяющую древнее заклятие, давно не работающее, но священное и вечное, как наши общественные отношения.
О нас по-прежнему не говорят в европейских новостях. Мы никому не интересны такие — беспомощные, безответственные, отдающие себя на заботу и растерзание депутатам и чиновникам сразу после выборов.
Я очень, очень, очень хочу, чтобы в следующий раз, если отвратительный голос тетки из метро заведет свою привычную тревожную песню:
«Стояти потрібно лицем по ходу ескалатора…»,
— вам стало противно.
Может быть, тогда у нас все понемногу начнет меняться.
Как только появляются деньги, и мы, и братья-россияне сразу начинаем снимать эпическое кино про наше славное прошлое.
Но у них денег, сцуко, больше, поэтому они такую епическую хрень снимают чаще. Зато хуже. У нас денег мало, поэтому мы выезжаем на таланте актеров (на них обычно экономят, они и так гениально сыграют, за копейки).
После киносеанса о великом епическом прошлом россияне идут бухать, а мы — плакать. Разница большая: у них Россия — всегда самая великая, непобедимая и, бля, ваще пипец какая огромная, а у нас Украина — самая несчастная, трагичная и опять несчастная.
Мне это не нравится. Вы не наплакались? Нам в мировое сообщество, бля, вступать, альо! И вступать смышленой и молодой нацией с гаджетами в руках. Под Вакарчука, по крайней мере, а не под «Ти водила мене у поля край села» с баяном, как бы вам этого ни хотелось.
Мне одному кажется, что наше нынешнее положение в мире — «Великая и малопонятная остальной планете глухомань» — мы психологически оправдываем жутко несчастливым прошлым? Типа, а шо вы, бля, хотели — такой горькой доли ни у одного народа не было! Мы одни такие, бля, разнесчастные! Мы уникальны в своем ужасном прошлом! Какие только народы над нами, сцуко, не издевались! Все! Всеееееее, бля! Уроды.
П. С. Я уважаю память жертв Голодомора, геноцида, Чернобыля и пр. Уважаю. Но я о другом.
Если вы понимаете.
Вот скажите мне, почему у нас в любом, самом-самом засранном кафе в самом-самом глубоком зажопье, с жирными столешницами под тосканский мрамор и пластмассовыми выцветшими цветами на стенах, в засаленном меню в файликах обязательно найдется какое-нибудь сильно майонезное блюдо с названием «по-царски», «по-императорски» или, на худой конец, «по-боярски»?
От бедности. Мы мечтаем о богатстве. Если много жира и дешевой хрени, которую мы вслед за производителями почему-то называем майонезом — это «по-царски». Как правило, самые бедные и заказывают «по-царски». Если «по-императорски» — это ваще взрыв невиданной роскоши для нищих: значит, там еще и мылообразное говно, которое мы называем сыром. «Мясо по-императорски» — я уверен, вы такое видели. А может, не дай бог, и пробовали.
Почему в любой самой вонючей маршрутке, знаете, как из цыганского фильма Кустурицы — с иконами, мягкими игрушками перед водителем, ковром и бахромой на занавесках — к Новому году обязательно появится плакат, и неважно, это год Лошади, Козы или Бульдозера, все равно в картинках пожеланий будут огромные пачки долларов, а пожелание обязательно будет включать резкое приобретение богатства? Не ума, не образования, не опыта, а именно богатства: «Пусть Змеиный Новый год вам богатство принесет…» Никому ни в Европе, ни в Америке, даже самым небогатым аборигенам, не придет в голову желать вам в новом году богатства — его, по идее, нужно заработать, и никак не за год.
Но мы бедные. Повезло же Иванушке-дурачку: ни хрена ни делал и — хуяк! — богатство. У нас все девочки с младших классов школы знают: главное — найти нужного мужа, и у тебя — хуяк! — богатство. Зарабатывать, откладывать, рисковать, учиться — это классно, да, но лучше именно так: хуяк! — и богатство. А без богатства жизнь — не жизнь.
Вот в сериалах это очень хорошо, жизненно показано: приехала в столицу, чуть-чуть помыкалась, а потом встретила Его и — хуяк! — богатство. Гениталии есть? Есть. Значит, может быть и богатство. У нас все хотят, чтобы как в сериале. Нервные девки-кассирши, гордые суки-налоговички — все хотят как в сериале: ща появится Он, оценит ее неземные достоинства — и хуяк! — богатство. Годами ждут. Годами! Сами себе богатство они создать не пытаются — зачем? Надо только выучиться ждать, надо быть спокойной и упрямой — и он обязательно появится, козел, сорок уже стукнуло, а я все кассирша. Пипец.
Замечали? У нас вечно в ходу словечко «роскошный» — везде, где только можно, даже там, где его быть не может по определению: «Это роскоооошные щенки, роскоооооошные, поверьте…» «Вид из окна просто роскоооошный!»… «Она так старается, оценки роскооошные!» Как, бля, могут быть роскошными, щенки или оценки? Вам не приходит в голову, что вид не может быть, блядь, роскошным? Это вид из окна, он роскошным даже в переносном смысле быть не может, але! Ниче, мы привыкли. Мы так и пишем: текст роскошный, роскоооошно написано, бля.
Когда бабулька радостно забирает пакет гречки, пачку химмаргарина и целлофановый пакетик «Василий Долбодятский — за богатство народа!» и бежит голосовать за этого Василия, как миленькая, думаете, это оттого, что она злостная ватница, продающая будущее своих внуков за пачку гречки? Да ладно, не надо бабульку демонизировать. Это не она голосует, это все проклятая бедность шепчет: давай, давай, давай, успей! Успех от слова «успеть»! Все предпочитают краткосрочные вложения: прибыль здесь и сейчас, а там хоть трава не расти. Знаменитый гребаный славянский фатализм: климат такой, до весны неизвестно — доживешь или нет. Здесь и сейчас! Бедность требует. Не дает продохнуть.
Обсчитали в кафе? Нахамили в гостинице? Больше сюда ни ногой? Ну и что? Вы один раз заплатили — здесь и сейчас! — и прекрасно. Валите, другие придут. Краткосрочные вложения. Короткие бабки. Длинных можно не дождаться: отожмут, отберут, не вернут. Бедность, бедность, бедность, бедность.
Когда злобный старикан едет в Славянск за украинской пенсией от хунты, а потом возвращается в родную ДНР и с утра выстаивает очередь за гуманитаркой от чеченцев, с драками, скандалами, доносами, думаете, он беспринципный вонючий ватник? Это не он. Это бедность орет: хапай, дают, положено! И хапает. А пообещают бабки, если он вас расстреляет, — поверьте. Легко. То вы, а то бабки. На Новый год желают в первую очередь, чтобы ваши желания охренели от ваших возможностей, море удачи и дачу у моря; чтобы на вас напали бабки, и вы не знали, как от них отбиться. А любви — то такое. Какая любовь в нищете?
Когда Оксана Марченко, тетка в возрасте, который принято называть элегантным, и при деньгах, за которые можно нанять не только какую-нибудь Анжелу, ту, что всех наших «звезд» мыслит одинаково — шо Тину Кароль, шо Могилевскую, шо Билык — все близнецы стиля «мясо по-императорски», а нормального стилиста, назло медведчуковским миллионам напяливает платье Чиччолины — чтобы и ноги было видно, и сиськи, и челку, как с окружной, и кудри, как у трансвестита, и ботфорты, вроде только отошла от шеста в стриптиз-баре, — знайте: это бедность кричит — я прорвалась! у меня вышло! смотрите! смотрите! Я теперь богата! Всего через край! Всего хватает! Я смогла! Смогла! Сиськи по-царски, кудри по-императорски, роскооооошно, завидуйте, нищета! Люблю вас! Помню вас! Я была такой же! Но у меня вышло, смотрите!
Как у Прони Прокоповны в спальне: вот, вот, вот!
Бедным быть стыдно. Небогатым быть стыдно. Неуспешным быть стыдно. Что там наивная Оксана! У нас даже президент с министром обороны встречаются в классическом антураже бедности — розовые с золотой каемочкой шторочки со складками, где-то за дверью притаилась охренезная малахитовая горка: так бедность представляет себе богатство. И позолота, позолота, позолота, куда без нее? У нас такой госстиль: «Как бедность представляет себе богатство».
За городом поселки миллионеров: три этажа, четыре этажа, башня, еще башня — и участок всего пять соток; сразу за замком — китайский забор из Эпицентра, а за забором — такой же замок, там сосед-миллионер: три этажа, четыре этажа, пять этажей! И башня, башня, еще башня! И флюгер из Эпицентра. Бедность требует: выше, выше и больше, больше Эпицентра! Если за те же бабки купить сто соток земли и поставить маленький уютный домик в саду — это не то: не будет видно богатства. Бедным быть стыдно. Стыдно быть неуспешным.
Сосед Рома, который вечно стреляет у меня сто баксов на недельку, купил в кредит черный джип, огромный, как коровник. Денег на бензин нет, денег выплачивать кредит нет, но Рома раз в полгода заправляет полный бак и едет домой — показать: он не бедный. Его жена Кристина всегда в розовом велюровом спортивном костюме — дома, в супермаркете, в налоговой, на базаре, в джипе. Дочке двенадцать лет, на вид — как победительница конкурса «Мечта педофила — 2014» имени Поплавского: так бедность представляет себе успех.
Бедные хотят быть богатыми. Богатые хотят быть счастливыми. Все через жопу. Когда мы, бля, все вырвемся из бедности?
Всем, кто добавит себе на стену эту картинку: проверено — обеспечено огромное богатство. Почти сразу же. Как у нас принято писать, это реально работает, бля.
Зима — и сразу пронзительно понятно, чт? так резко отличает наших бабушек-пенсионерок от их ровесниц-иностранок или девиц помоложе (не считая одышки и варикоза).
Вовсе не эти уебищные стриженые синтетические картузики «под норочку» или, знаете, элегантные пуховики с базара а-ля «шинный человечек Мишлен» с талией.
Главное — выражение лица. Вот это космическое напряжение, вселенская концентрация: ты не просто в неблагоприятной, а в крайне агрессивной среде, как на Юпитере. Все вокруг специально создавалось, чтобы тебя лично уничтожить. Жизнь — борьба за выживание. Джунгли. Саванна. В мире животных. Голодные игры. Судьба человека.
Выжить любой ценой — вот какие лица. А огромные сумки — это только детали.
Прорубленная суровой юпитерианской жизнью складка между бровями разглаживается только дома, особенно если внуки пришли. А чуть за порог — вся подобралась, сосредоточилась и в бой, покой нам только снится.
С надеждой всматриваюсь в лица своих ровесниц — какими они будут пенсионерками? А вдруг повезет, и спустя годы вокруг появится море развеселых, инфантильных старушек в джинсиках?
У мужиков, кстати, выражение лиц не такое зверски-тревожное. То ли оттого, что по вечерам алкоголь помогает расслабиться, то ли потому, что все сложные вопросы решает жена — вот как раз в этом уебищном картузе «под норочку».
Знаете, самое видимое отличие парижских старух от наших, на самом деле, и повергает меня во вселенское уныние: наши пенсионерки сразу после собирания всех справок для собеса начинают переваливаться под варикоз, как утки, и надевают на лицо это знаменитое злобное выражение, которое я не встречал нигде более, ни в Европе, ни в Азии: «Ненавижу всех вас, кто моложе и позже умрет». Я уж молчу о знаменитых стриженых беретах «под норочку» и прическах «пэтэушница-практикантка подстригла лесенкой под мальчика».
Парижские старухи, прямые, как могильные доски, до смертного дня ходят на каблуке рюмочкой, завивают лиловые букли и прячут под ними слуховой аппарат.
Конечно, сейчас начнется русалочий вой: «Моя мама прошла всю войну, государство ее обобрало, как вам не стыдно, если бы они столько работали, сколько наши…»
Не стыдно. Эти работали не меньше. Они и живут лучше, потому что работали больше — может быть, не так лошадеобразно. Мне их жалко не меньше вашего. Главное не это.
Главное — чтобы вы, дочери, не переваливались по-утиному через варикоз и не стриглись у пэтэушниц.
Киев. В супермаркете работают все сто двадцать касс, и к каждой — километровая очередь (кризис).
Вдруг звонкая девочка-кассирша кричит:
— Граждане! Если у вас товары без алкоголя — проходите, пожалуйста, без очереди на эту кассу!
Никто не двигается.
Вот есть знакомая пара — Вадик и Алина. Он плотный, лысеющий айтишник, иногда с бородой, чемпион офиса по боулингу, а она — условная бухгалтер-аудитор, тоненькая такая, очень энергичная — пилатес, декупаж, Норбеков. Идут по Ашану, толкают корзинку, держатся за руки. Залюбовался издали, звоню Вадику:
— Ты знаешь, вы просто пара из кино: все время вместе. Бен Стиллер и Дрю Бэрримор. Видел вас вчера в супермаркете — ты ее так нежно за руку держишь, респектище. Я потом целый вечер вспоминал, все думал — вот же везет кому-то: нашлись, встретились, не разбежались… Аж жаба прискакала, ей-богу.
Вадик тихо торопеет:
— Андрюха! Ты нормальный ваще? Ты на землю спустись, сценарист хренов! Какой там Бэрримор? Я ее за руку держу, чтобы она всю зарплату за месяц тут же не спустила! Это же шоппинг! Они же все на этом помешаны!
— …???!!!???!!!
— Виски седня?
Краткая инструкция для еще не отопленных киевлян по ускорению подачи тепла в квартиру.
Понадобится:
1. Двое киевлян.
2. Стационарный телефон.
Шаг 1.
Киевлянин 1 звонит в местный ЖЭК, ответственный за подачу тепла. Далее примерный разговор:
Секретарша: Алло!
Киевлянин 1: Здравствуйте, девушка! Жильцы дома ХХ по улице ХХХ беспокоят. Вы вообще собираетесь топить или как? А то мы тут решили звонить непосредственно в штаб Кличко и говорить, что проголосуем за Березу, если сегодня отопление не включат.
Секретарша: А шо вы меня пугаете? Мне ваш Кличко до лампочки! Звоните, куда хотите! Проводятся работы! Продувка идет! Сегодня тока тринадцатое! Если вам шото не нравится — эмигрируйте в Америку, ты гля!
Киевлянин 1: Понятно.
Кладет трубку.
10 минут паузы.
Шаг 2.
Киевлянин 2 звонит в местный ЖЭК. Далее примерный разговор.
Секретарша: Алло!
Киевлянин 2: Доброго дня! Вас турбують зі штабу Віталія Володимировича Кличка. Нам потрібна інформація по будинку ХХ, вулиця ХХХ. Скажіть, там уже увімкнули опалення?
Секретарша: Та не, но идет продувка, я могу вас перевести до начальника…
Киевлянин 2: Не треба, дякую. (В сторону) Катя, підтвердилося. Дзвони Стельмаху, хай запускають.
Кладет трубку.
К вечеру батареи начинают журчать. В других городах необходимо подставить соответствующие фамилии и имена (кроме «Катя» и «Стельмах»).
Не благодарите.
После 2014-го, когда оказалось, что у России нет сил для решающего рывка, а наша родная, украинская вата, до сих пор верящая в то, что «в России жизнь лучше», оказалась слишком инертной для того, чтобы массово выйти на улицы и кровью поддержать создание Днепропетровских, Одесских и Харьковских народных республик, установилось, как принято писать, «шаткое равновесие».
Россия не в состоянии нас завоевать — мы пока не можем силой освободить свои земли. «Снова замерло все до рассвета».
Ситуация, может быть, и патовая, но все-таки у нас есть преимущество.
Время. Время работает на нас.
Экономика Украины, израненная не столько даже войной, сколько наследием четверти века воровства, и главное, пораженная тем, что невозможно исправить в одночасье, — складом ума большинства населения, выросшего и возмужавшего при «кучмономике» и не знающего иных законов существования и мироустройства, кроме бизнеса и государственной машины как системы взяток и откатов — с одной стороны — и социального попрошайничества, пенсионерской инфантильности и ожидания возможности урвать как можно больший кусок субсидий и низких цен — с другой.
Однако, сравнивая Россию и нас, легко заметить одну вещь: теперь мы движемся в противоположных направлениях.
Небыстро, но мы понемногу избавляемся от ужасного груза — мышления советских и постсоветских единиц. Наша экономика показывает слабый, но все-таки рост. Реформы идут. Конечно, не так стремительно, как хотелось и виделось нам на Майдане. Но не надо недооценивать колоссальную силу сопротивления реформам — от озлобленных старух, одетых «бедно, но чистенько», до яростных ультранацистов, верящих в превосходство одних над другими по данным произношения. Все они, в силу ума и воспитания, хотели бы заменить вороватого Януковича на нашего, украинского Путина — сильного, уверенного в себе, одной рукой нещадно карающего внутренних врагов, от Ахметова до Оксаны Марченко, а другой — щедро отсыпающего благодать правоверным: старушкам бесплатный корвалол и операции от катаракты, а ультранацистам — запрет на русский язык и повешенье кассирш, считающих мелочь по-русски.
То, что время работает на нас, и нам, в отличие от России, выгодно пока сохранять существующее положение вещей — имея в виду возврат оккупированных территорий в будущем, когда разрыв между нашими возможностями и возможностями стагнирующей сейчас России станет очевиден, — все заметнее хотя бы потому, что не проходит дня, чтобы в длинном ряду разных и, казалось бы, никак не связанных между собою людей, от Пинчука до Надежды Бабкиной, не выступал бы кто-то с призывом примириться с потерей наших территорий и начать жизнь с новой точки отсчета — Украина в новых, усеченных границах.
Сторонников этой блестящей идеи в Украине, заботами Кремля, хватает, и это не только Мочанов или Надя Савченко. Тысячи мнений: «зачем нам эта гангрена?», «они только тянут назад», «их все равно не исправить» — высказываются ежедневно. Чем ощутимее наши успехи, тем сильнее эти голоса, и их нам предстоит услышать еще немало, чем дальше, тем истеричнее. Задействованы будут не только интернет-сети, американские и европейские газеты, но и, скорее всего, трибуна ООН и речи президентов не последних держав мира.
Но это означает только одно: мы на правильном пути.
И это также означает, что нам стоит быть умнее и осмотрительнее в будущем.
Когда Крым и недостающая ныне часть Донбасса вернутся в Украину окончательно, украинскому руководству следует крайне осторожно подходить к региональной политике, используя и кнут, и пряник. Все причастные к убийствам и мучениям украинских военнослужащих и гражданских лиц должны понести соответствующее наказание. Но, с другой стороны, невозможно допустить разгула фарионщины и ницойщины, учитывая специфику областей, стремительно заселенных в свое время пришлым населением из России. Действовать здесь будет нужно не с нажимом, но в первую очередь — с умом, системой ре-пропаганды, уступок и запретов, рассчитывая эффект от своих действий на двадцать, пятьдесят, сто лет вперед.