– Сейчас, звоню…
Водила неспешно поковылял к машине. А куда торопиться? Что могло случиться, уже случилось. А дальше все как в песне Высоцкого: «Конец простой: пришел тягач, и там был мент, и там был врач». Знаю, что немного не так, но кто же мента тросом назовет? Я такого не слышал.
Глава 10
Только распрощались с ребятами из псих-бригады, скрутившими Саню, сели в машину, как услышали по рации:
– Седьмая, на базу! Повторяю…
Так мы и с первого раза согласны были. Елену потряхивало, Харченко тоже был непривычно мрачен.
– У нас у прошлом годи с девятой бригадой такой же кавардак был. Даже хуже. Вызвали посеред ночи. Бригада… Ну, там две девчонки молодые, от прямо как вы, доктор, прыезжае… – Водитель повернулся к Елене.
– Приехали, и что? – Я показал в зеркало заднего вида кулак Харченко.
Сделал вид, что не заметил, самка собаки. Томилина и так бледная, а этот Петросян жути нагоняет. Лучше бы шутил.
– А там блат-хата какая-то прям. Три урки. Один лежит, помирает уже. Водки перепил. А у другого – «белка». Хватает врачиху, показывает ей нож. Мол, если корешка не вылечишь, ляжешь вместе с ним.
– Андрей. – Томилина наклонилась ко мне, тихо произнесла: – У меня завтра вечером друзья собираются. Песни под гитару попеть, потанцевать. Хочешь заглянуть?
– Конечно!
Согласие у меня вырвалось помимо мозга. А как же Лиза?
– Девчонки от страха замерли, – продолжал бубнить Харченко, – а дружок-то уже совсем кончается, судороги…
– Может, и ты бы закончился со своими дебильными историями?! – Я успокаивающе положил руку на плечо Томилиной. И она мою ладонь не убрала!
– Да, ладно тебе, Андрей, интересно же!
Лена… не знаю даже… как-то приподняла плечо, чтобы плотнее прижаться, что ли.
– Ну, раз интересно…
Водитель крутанул руль, рафик дернуло. Моя ладонь слетела с плеча, а назад я ее возвращать не стал. И так веду себя как пионер какой-то.
– Водитель сообразил, вызвал милицию. Тех урок скрутили. Оказывается, все трое были во всесоюзном розыске. За убийство и разбой! – Харченко поднял вверх указательный палец, будто закрепляя историю о храбром шофере.
– Ой, какой ужас! – Лена всерьез заохала.
Эх, девонька, тебе бы в девяностые, со стрельбой, требованиями обкуренных братков срочно откачать кореша с дырой в груди размером с кулак и наркоманами, вызывающими скорую исключительно ради коробочки с заветными ампулами. Тогда рассказ о простом урке с ножом в трясущихся после запоя руках прозвучал бы уже не так драматично.
Приехали на станцию, поднялись на второй этаж. Стоило мне поставить сумку на стол возле аптеки, как открылась дверь кабинета старшего фельдшера и оттуда выскочила Галина Васильевна. Будто нас только и ждала.
– Приехали, товарищи, вот они!
Вслед за Галей из кабинета вылетела целая делегация. Прямо как в кино: мужики с камерами – три штуки, с блокнотами – тоже три, но разнополых, две дамы и один мужчина. Вот она, цена славы. Теперь еще и корреспонденты. Аж три газеты, надо же.
Томилина так и осталась стоять возле меня, а Харченко поплелся в шоферскую. Правильно, есть возможность – надо полежать. А старшая фельдшерица решила взять инициативу в свои руки.
– Так, Панов, не стой там, давай, сюда проходите, в конференц-зал, не стесняемся. Не задерживай людей!
Я взял сумку и побрел по коридору. Не Томилиной же ее отдавать. Елена пошла за мной, но когда попыталась повернуть в девочковую ординаторскую, я ее тормознул.
– Далеко собралась? – спросил я в стиле, только что блестяще продемонстрированном Галей-фельдшерицей.
В конференц-зал самым первым пришел Лебензон. Ему идти меньше всех. А корреспонденты подождали нас с Томилиной и вошли вслед за нами. Наверное, бывали случаи, когда герои репортажа успевали сбежать.
Одна дама схватила меня под локоть и попыталась потащить к столу президиума, за которым успел усесться заведующий, но я, назло своему ненавистнику, предложил общение в более близком формате, а затем, вытащив пару стульев, поставил их напротив первого ряда. На один сел сам, на второй усадил Елену. Тащить еще один стул и садиться возле нас Аронычу было бы не с руки, пришлось усесться рядом с фотокорреспондентами, оказавшись на самой периферии.
Представились. Фамилии акул пера вылетели из головы сразу, запомнил только названия газет. Одна центральная и две местные. «Комсомолка», еще одна «Правда», московская, и «МК» в довесок. Интересно, кто это их в кучу согнал? Товарищ Щербина? Оперативно, ничего не скажешь. Так бы катались по одной, у кого как получится, а тут три. Я становлюсь популярным.
– Давайте, наверное, сразу фотографии сделаем, – предложил я. – А то вдруг вызов поступит, и не успеете.
Согласились, как бы не больше получаса меня мурыжили. Одного, потом с Томилиной. Тут я решил и Мишу позвать, он ведь тоже с нами был. Я ему даже придумал доставание пострадавших с берега. Мне не жалко. И с Лебензоном вдвоем щелкнули несколько раз. Типа наставник и руководящая рука. На улицу сбегали, возле машин снимали. Короче, свои пять минут славы все получили.
Сели потом, перешли к устной части. Смотрю, догадливая Елена у одного из фотографов телефончик берет, чтобы снимки забрать. А я бы не додумался. Беседу начала самая крупная из женщин, ярко накрашенная, увешанная бижутерией. Из «МК». Попросила рассказать о подвиге.
– Да не было никакого подвига. Я всего-то троих вытащил. Кстати, там еще люди ныряли. Водитель «поливалки», жаль, не довелось познакомиться. Он почти сразу за мной в воду прыгнул и оставался дольше. Когда у меня уже сил не осталось, он продолжил нырять.
– Архипов, Евгений, – подсказал молчавший до сих пор единственный мужчина среди корреспондентов. – Мы с ним встретиться не можем, он в больницу с воспалением легких попал.
– А в какую?
Мужик полистал блокнот, нашел нужное:
– В Боткинскую.
Поставил себе отметочку в уме: надо заехать. Да хоть после вызова, парочку яблок завезти.
Поговорили еще, хотя, в общем, устная часть получилась как бы не короче той, что с картинками. Помучили не только меня, но Елену, как там она на берегу спасенных принимала. Томилина, кстати, творчески к рассказу отнеслась, вспомнила, как люди из остановившихся автомобилей давали вещи, чтобы продрогшие спасенные могли согреться.
Когда закончили со мной, пошли в кабинет к Лебензону, выяснять, как машины скорой помощи бороздят просторы Большого театра, ну а мы вернулись к обычной жизни. Томилина отрапортовала диспетчерам, что нас отпустили, и сразу же получили вызов. Мужчина, двадцать два, что-то с животом. Странно, почему это у кого-то в спортзале общества «Буревестник» брюхо заболело? От напряжения мышцу порвал? Поди угадай, что там на самом деле.
Погрузились, поехали. А у меня все не идет из ума завтрашняя встреча. И ведь мелькнуло что-то, когда шизофреника этого слушал, а потом забылось. Вылетело из головы. Думай, студент, у тебя мозги молодые, вспоминай. Может, я хотел загипнотизировать профессора? Хреновая идея, не такой я крутой специалист, чтобы, как в кино, по щелчку пальцев. Запорешь затею – и иди, отдыхай. Короче, пойду просто так.
Скоро все думки про ученых и шведского короля ушли на второй план. Или третий. Потому что у нас был тот самый вызов дня, про который потом многие годы рассказывают анекдоты. У самого спортзала перед машиной бегали два здоровенных парня. Такие, знаете, у которых затылок плавно переходит в плечи. Судя по перепуганным лицам, живот у их товарища болел очень сильно.
Один побежал показывать дорогу, второй потрусил рядом с машиной. Прибыли на место, взял чемодан, пошли за провожатыми по коридорам. В помещении стоял запах спорта, состоящий большей частью из пота, а чуть меньшей – талька и кожи. В раздевалке кучкуется еще пятеро братьев-близнецов встречавших.
Елена бодро подошла к ним, спрашивает:
– Здравствуйте, что случилось у вас? Кто заболел?
Один из хлопцев посмотрел на нее с каким-то сомнением, перевел взгляд на меня и говорит:
– А можно… мужчина посмотрит?
Мы с Леной переглянулись, я пожал плечами, шагнул вперед. Парни расступились, и… поначалу я немного не понял, что там. Потому как у сидевшего на полу были широко расставлены ноги, а между ними лежал блин от штанги. Не очень большой, килограммов на пять, наверное. А посередине этого кругляша торчало что-то багровое, а что именно, я в первую секунду, опять же, не догадался из-за плохого освещения. И только чуть погодя до меня дошло.
– Давно? – спросил я.
– Два часа уже, наверное, – пробормотал ближний ко мне штангист.
– Ну, собирайтесь, в больницу поедем, – сказал я. – Что мы тут сможем сделать?
– Нэ-э-э-эт, – протяжно заскулил пострадавший, чернявый парень кавказской внешности. – Нызза балныца! Пазор! Лучшэ убывай прама тут!
– Ну, тогда пилить надо, – сказал я.
– Пробовали уже… – хмуро сообщил один из товарищей столь консервативно воспитанного парня. – За десять минут… вон, смотрите…
На краю блина и вправду была видна разрезанная резиновая шина и не очень глубокий пропил, миллиметров пять, не больше. Рядом лежала ножовка со сломанным полотном. Да уж, такими темпами они до утра будут пытаться освободить из плена хрен своего друга.
Только многолетняя практика давала мне сейчас возможность не ржать, катаясь по полу, а спокойно и серьезно взирать на происходящее. Насчет Томилиной – не знаю. Может, она еще не достигла той степени профвыгорания, когда юмор ситуации больше страданий чужого человека? Но, как уже отмечалось, помощь будет оказана в любом случае. Даже если оказывающие ее будут втихаря похохатывать.
– И кто тот умник, который придумал эту забаву? – спросил я грозным голосом.
Надо же определить, кем можно помыкать больше, чем другими. Короче, инициатива поимела инициатора. Вазген у своего товарища видел настоящий видеомагнитофон. Редкий в наших краях гость. Правда, один я уже тоже видел, у профессора Шишкина дома. Не важно. Короче, надежда советской студенческой штанги лицезрел не просто какой-то там фильм, а настоящее порно, в котором некто переносил с помощью собственного агрегата ведерко со льдом для шампанского. Наивные юноши еще не знали, что в порно настоящего вообще мало, так что переносимый предмет – реквизит! – в жизни мог весить граммов двадцать.