15 ножевых — страница 21 из 42

Как бы там ни было, сегодня Вазген рассказал товарищам об увиденном и предложил веселое соревнование, достойное настоящих мужчин. Кто продержит дольше на собственном члене пятикилограммовый блин. Ведь это намного интереснее какого-то ведерка. Сказано – сделано. Самым первым сделал свою рекордную попытку теперь уже несомненный победитель.

Гриф для штанги был диаметром пять сантиметров или около того, плюс-минус миллиметр. С высокоинтеллектуальным гоготом учредитель чемпионата запихнул член в железяку, причем сделал это, как сообщили потом свидетели, с некоторым усилием. Когда прошло двадцать пять секунд, радостный претендент на победу в соревнованиях попытался освободиться от свидетельства своего триумфа, но не тут-то было. Слегка опухший агрегат не давал металлическому блину сняться, не захватив с собой кусочек кожи столь необдуманно сунутой не по адресу штуковины. Стало больно.

Как все-таки могут меняться чувства людей из-за совершенно ерундовых обстоятельств. Через какую-то минуту то, что казалось таким интересным и возбуждающим, начисто утратило свою прелесть.

Сначала железку попытались просто сдернуть, чем вызвали новый приступ боли в столь нежном месте. Потом, презрев возможную голубую подоплеку, пробовали продвигать кожу пленника понемногу, но и тут претерпели неудачу. Остальное время заняли поиски ножовки по металлу и попытки решить проблему силовыми методами. Да уж, жаль, что болгарка сейчас – только женщина.

– Нужен лед. И масло, – озвучил я требования.

После чего отошел от места сражения и сел на длинную деревянную лавку рядом с Еленой.

– И что теперь? – поинтересовалась она. – Что делать?

Томилина раскраснелась, разволновалась и была чудо как хороша. Почаще бы штангисты натягивали блины на причиндалы.

– Обложим место отека льдом, подождем, когда это счастье немного уменьшится в объеме, смажем маслом и попытаемся выдернуть.

– А если не поможет?

– Тогда состоится новая попытка уговорить Вазгена перешагнуть через позор. Если не согласится, попробуем откачать кровь из пещеристых тел. И продолжим предлагать больницу. Должен же он когда-то сдаться.

Не знаю, где эти молодцы нашли лед. Но принесли они его довольно быстро. И много.

Если коротко, то отделался штангист ссадинами и царапинами, которые мы щедро смазали спиртовым раствором бриллиантовой зелени. Возможно, еще легкое обморожение. Должно ликвидироваться после теплой ванны. Наверное, прошло совсем не два часа. Повезло чемпиону.

* * *

Само собой, о необычном случае на подстанции уже знали – Харченко раззвонил, не успели мы приехать. Нас сразу потянули в ординаторскую, начали расспрашивать. Особенно усердствовали женщины-врачи. Мужчины лишь посмеивались и перешептывались.

Женская часть коллектива утащила Томилину пить чай, а меня обступили фельдшеры. Трое здоровяков – поперек себя шире.

– Идешь с нами пулю писать четвертым? – Тот самый сосед по ящику – Авдеев – показал мне запечатанную колоду карт. – По десять копеек за вист, «Ленинград». Хата вечером свободна.

– Не парни, я пас.

– Это почему же? Мы хотим отыграться!

– В прошлый раз ты снял с нас больше стольника, – поддержал Авдеева один из фельдшеров.

– Решил завязать с картами. Не повезло на днях… – Пришлось врать. – Продул полкуска. Так что играть пока не на что.

– Пять сотен! – В глазах Авдеева появилось уважение. – Ну ты силен!

Отделавшись от фельдшеров, я сел ждать нового вызова. На стене работал старый черно-белый «Рекорд», показывали «Клуб кинопутешественников». Обаятельный Сенкевич вещал о принципах программы: «…Зрители, вероятно, заметили, что в странствиях по планете мы себя ничем не ограничиваем. Если можно опуститься под землю, познакомиться с загадочным миром пещер, мы это с удовольствием делаем. Подняться в воздух – пожалуйста. Если возникает возможность заглянуть в глубины Мирового океана – мы ее используем. Для кинопутешествий нет ничего невыполнимого…».

Кадры с дикими племенами Амазонки чередовались с пейзажами подводных глубин, а я думал о Лизе. Нехорошо с ней выходит. Телефон был свободен, поднял трубку. В записной книжке нашел номер Шишкиной, быстро его набрал. Пошли длинные гудки.

– Квартира профессора Шишкина. Слушаю, – прозвучал знакомый голос. И это была не Лиза, а ее маман. Я ничего не сказал, бросил трубку.

– Что купить на вечеринку? Торт, вино? – спросил я довольную Томилину, которая только что вошла в ординаторскую.

Я порадовался, что трубку подняла старшая Шишкина. Сейчас бы объяснялся с Лизой при Лене, то еще развлечение… Эх, как же не хватает вотсапа или телеграма. Початился тайком – и дело в шляпе!

– Ничего не надо… – Томилина замялась. – Я слышала, ты в карты хорошо играешь?

– Баловство одно. Это все в прошлом, – твердо произнес я.

– А можешь показать какие-нибудь карточные фокусы?

Хм… Изображать из себя Кио?

– С этим у меня никак, – вздохнул я. – А давай я познакомлю твоих друзей с новой игрой. Без карт. Вам понравится.

– И как же она называется?

– «Мафия»!

* * *

Утром гад Лебензон передал мне через Томилину ценное указание написать докладик об инородных телах и зачитать его. На вопрос, за что именно я удостоился такой чести, она только пожала плечами. Ладно, изображу. Мне труда не составит.

Сегодня, однако, насыщенная программа. Сначала – домой, конечно же. Помыться, позавтракать. До одиннадцати не спеша сто раз успею. А почему именно к этому времени? Так любому советскому человеку понятно. Только в этот час начинается отпуск алкогольных напитков населению. Раньше – официально никак. А мне сегодня как раз нужен коньяк. И не просто любой, а ереванского завода. Пять звезд. Хорошему человеку нравится именно такой.

Вышел без десяти одиннадцать, как раз столько требуется, чтобы до гастронома дойти. К счастью, искомый напиток в продаже есть. Беру две бутылки, прячу в дипломат – и дальше, к родному институту. Потому что студенты, которые не уехали в колхоз, бездельничать не должны. Вот их и рассовывают по разным кафедрам в должности «старший куда пошлют». Но люди поопытнее знают обходные пути.

Кем там числился Степан Авдеевич, не в курсе. Кем-то по хозчасти. Виду он был маршальского. Глянул на такого, и сразу убежал менять штаны. Взгляд из-под бровей такой кустистости, что и нынешний генсек обзавидовался бы, сигнализировал: беги отсюда быстрее. Но внешность обманчива.

Не помню уже как, но в прошлой жизни я с Авдеичем познакомился уже на шестом курсе. Послали помочь в организации похорон какого-то институтского босса. Вот пока мы с ним катались то на кладбище, то в кафе, то еще в десяток мест, разговорились. Милейший человек, фронтовик, почти профессиональный заводчик аквариумных рыбок. Вот к нему и пошел я, презрев остальные условности.

Дядя Степа нашелся в какой-то каморке, ругался не то со слесарем, не то с электриком. Я дождался, когда работник, получив люлей, уйдет, и зарулил в берлогу, прикрыв за собой дверь.

– Кто такой? Чего надо? – буркнул он, не поднимая головы.

Поиски чего-то в выдвижном ящике древнего канцелярского стола занимали его больше посетителя.

– Студент Панов Андрей, пятый курс лечфака, – доложил я, поставив чемоданчик на стол.

– А сюда чего приперся? Иди, учись на врача, – кивнул он на дверь.

– Это вам, Степан Авдеевич, – выставил я перед ним коньяк.

– Так бы сразу и сказал, что по делу. – Авдеич взял бутылку в руки, покрутил, причмокнул и поставил назад. – Излагай, – отеческим тоном разрешил он.

– Панов, пятый курс, – повторил я, а дядя Степа кивнул: мол, запомнил. – Я у вас на время сельхозработ. – Левая бровь Авдеича возмущенно прыгнула вверх, и мне пришлось поспешно добавить: – Еще два литра с меня.

– Договорились, сейчас скажу кому надо. – Он достал потрепанный блокнот, полистал и записал куда-то фамилию.

– Вот номер телефона, Степан Авдеевич, если что, я на связи. – И я дал ему заготовленную заранее четвертушку тетрадного листочка с семью цифрами и фамилией.

– Иди уже, связист, – пробормотал он, пряча бутылку в стол.

* * *

Поднимаясь по эскалатору на станции метро «Площадь Ногина», я ощутил, что меня начало слегка потряхивать. Ладони вспотели, несмотря на довольно-таки прохладную погоду. Хорошо хоть догадался в институте в туалет сходить, а то организм от волнения всякие штуки выкидывать может. Но вот как свернул с Солянки в Воспитательный проезд – как отрезало. Такое ощущение, что сто раз здесь бывал и сейчас просто иду решать какой-то пустяковый вопрос, о котором и по телефону можно было переговорить, но вот решил лично, просто чтобы прогуляться.

Это хорошо, что подсказали вчера, куда идти и где искать. Заблудиться здесь можно запросто. Но я уверенно поднялся на второй этаж в нужном месте и прошел к соответствующему кабинету. Оделся в то же, что и к Шишкиным, галстук только добавил. Хороший, солидный, в тон рубашке. То, что я в этой одежде вроде как потерпел неудачу, меня не остановило. Во-первых, я не суеверен, а во-вторых, неудача ли это была?

К тому же, когда вел раскопки в поисках галстука, зачем-то полез в зимний ботинок студента. Не всю правду он своему другу Давиду сказал. Расписочка от некоего М. М. Асланова на одну тысячу рублей, а не две сотни, как думал я до этого, лежала в обувке, свернутая в трубочку.

Морозов сидел в кабинете один, приемная заместителю директора хоть и полагалась, но там никого не было. Наверное, вышла секретарша – следы присутствия человека все же есть: бумаги в легком творческом беспорядке разложены, в пишущую машинку листик заправлен.

Я постучал в приоткрытую дверь, дождался приглашающего «войдите». Игорь Александрович даже сидя за столом производил впечатление эдакого живчика – сухощавый, чем-то напоминает бегуна на длинные дистанции. И глаза… тоже живые. На меня он с интересом взглянул.

Да и сам он не старый еще, наверное, и сорока нет.