Стоп!
– Давид, слушай, а Баринов был тогда… Ну, когда я…
– Был, он же живет в соседней секции. Вы с ним вроде повздорили немного, а потом сидели, смеялись даже. Он помогал тебя в скорую оттащить…
И тут все встало на свои места. Как говорили в передачах про мужественных ментов, есть мотив и средства. Кроме этого урода некому. Теперь это дело уже не безвестно сгинувшего в недрах моих мозгов студента, а мое. Личное.
– Петя! Баринов! – позвал я, но комсорг сделал вид, что не услышал, только вжал голову в плечи и ускорил шаг.
Я начал быстро спускаться по ступенькам аудитории, подбежал к двери. Вроде кого-то толкнул немного. Но дорогу мне преградила старая знакомая – секретарша Виктория из деканата.
– Панов! Наконец-то я нашла тебя! Давай, срочно к ректору! Он уже два раза спрашивал!
Глава 12
– Там Фролов из Московского горкома приехал! – инструктировала меня секретарша по дороге. – Поздравлять тебя.
– Кто такой Фролов? – поинтересовался я.
– Личный помощник Гришина!
Ого! Гришина я помнил. Глава горкома, настоящий хозяин Москвы. Да еще и член Политбюро. Его вместе с Романовым прочили в преемники Брежнева, но не срослось. Сначала власть взял глава КГБ Андропов, потом, после «парада катафалков», руководителя Ленинграда очень технично отцепили от «паровоза», задержав в зарубежной командировке во время голосования в Политбюро. А Гришина пнул от Черненко не кто иной, как Чазов, который перестал пускать лидеров государства к больному в ЦКБ. За исключением кого? Правильно. Горбачева и Громыко. Последний, собственно, и придумал сделку – пост генсека в обмен на кресло Председателя Президиума Верховного Совета СССР.
– Владимир Иванович на тебя очень сердит! – продолжала просвещать меня Виктория.
– Чем я прогневил ректора?
– Он узнал о твоем подвиге из газет.
В кабинете ректора сам Петров и какой-то седой мордатый мужик вели светскую беседу. А между ними на столе лежала «Комсомолка». На ней на первой полосе я с Томилиной позировали в белых халатах возле рафика.
– О, а вот и Панов.
Я поздоровался. Сначала поднялся грузный, в очках Владимир Иванович Петров. Подошел ко мне, испытывающе посмотрел в лицо, потом медленно пожал руку:
– Поздравляю. Почему не сообщил?
– Как? – удивленно спросил я. – Записаться на прием? Да и неловко как-то про себя докладывать.
Петрова я знал больше не как ректора, а как заведующего кафедрой госпитальной хирургии. Простому студенту в его кабинет не попасть, не тот уровень. А я вот сподобился.
– Присоединяюсь к поздравлениям! – Теперь уже встал Фролов, похлопал меня по плечу. – Отрадно, что институт воспитал таких героических докторов.
– Я не врач, фельдшером пока.
– Ну, станешь, – отмахнулся помощник Гришина. – Тебе один курс осталось учиться?
– Два.
Меня пригласили за приставной столик, Петров вызвал секретаршу и попросил для всех кофе. У ректора это серьезная дама лет сорока, не то что по деканатам, где в основном не сумевшие поступить девчонки.
– Мне тут бразильский ученики передали. Прямо диппочтой из посольства. – Ректор открыл незаметную дверцу в одном из шкафов. Там стоял набор бутылок и рюмок.
– Как насчет коньяка? Погода намекает.
С утра в Москве и правда сильно похолодало, опять пошел мелкий противный дождь.
Фролов согласился пропустить рюмочку. Я отказался.
– Ну и правильно, – покивал Петров. – Береги печень. На Западе уже научились ее пересаживать, у нас что-то все тянут.
Помощник Гришина вручил мне красиво оформленную грамоту, еще раз поздравил. Поинтересовался, чем МГК мне может помочь.
– Давай организуем путевку в Золотые Пески? Успеешь в Болгарии бархатный сезон захватить.
– Евгений Александрович, ну какие Пески? – возмутился ректор. – Ему учиться надо.
Вот гад! Фролов вроде бы позитивно настроен, выбил бы из него и вторую путевку. Эх, махнули бы на недельку с Леной на море. Или с Лизой? Обе хороши, но каждая по-своему. Лиза страстная, красивая, фигура – загляденье, любит меня. Из минусов – родаки. Лена начитанная, тоже симпатичная… Блин, не о том я думаю.
Фролов что-то прочитал на моем лице, опять похлопал по плечу:
– Давай что-то другое. Видишь, руководство института тебя не отпускает!
Ректор нахмурился, посмотрел на меня осуждающе. Вот же гад… Сами тут «Хеннесси» трескать собираются, а мне по съемным хатам ютиться.
– Тогда попрошу разрешения вступить в жилищный кооператив института. – Я нагло посмотрел в глаза Петрова. Ну что? Съел?
Ректор покраснел от гнева, но сдержался, даже вежливо мне ответил:
– Откуда знаешь про кооператив?
– На кафедре преподаватели болтали, что на улице 1905 года достраивается институтский дом.
– Панов, у нас даже не каждый декан в очередь попал!
Фролов успокаивающе подмигнул мне:
– Насколько я знаю, никакого запрета вступать в кооперативы у студентов нет.
– Евгений Александрович, ну какой кооператив! – Петров всплеснул руками. – Однушка четыре с лишним тысячи рублей стоит! Откуда у него деньги…
– …на двушку, – закончил я за ректора. И тем самым вбил последний гвоздь в гроб терпения хозяина кабинета.
– Ты миллионер?!
– Дедушка оставил наследство, – соврал я. – Сколько первый взнос на двухкомнатную? Пятнадцать процентов?
– Двадцать пять. Тысяча восемьсот двадцать пять рублей, – мрачно ответил ректор. Похоже, Петров уже мысленно кого-то вычеркивал из списка.
– Внесу в кассу в ближайшее время.
Тысяча с лишним рублей у Панова на сберкнижке. Чего им лежать мертвым грузом, ждать девяностых?.. Пусть лучше послужат на благо решения жилищной проблемы. Не страны в целом, а моей лично. Плюс расписка. Ее я тоже собирался монетизировать. В заначке немного есть. Продам что-нибудь. Займу. Не важно.
– А взносы как платить будешь? Ежемесячно! – Ректор не сдавался. – Шестьдесят рублей, не меньше! У тебя стипендия сколько? Сорок рублей?
– Да, повышенная, – покивал я. – Но есть еще скорая…
– А там сколько получаешь? Сто? Сто двадцать?
– Восемьдесят. Так ссуду же взять можно, полпроцента в год, потяну.
– А пошлют тебя по распределению в дальние края, будет твоя квартира пустая три года ждать тебя! – Ректор покачал головой.
– С распределением вопрос я постараюсь решить, – заявил я. – Я в Институте питания помогаю в исследованиях, будут результаты – обещали похлопотать.
На самом деле ежемесячные платежи я не тянул. Только первый взнос. И сразу ссуда, хоть на какой срок, с ее помощью чуть ли не три четверти суммы покрыть можно. СССР – это огромная касса взаимопомощи. На том, кстати, и погорел.
Дальше ректор лишь скептически качал головой, Фролов мягко его убеждал. Если бы не коньяк, остался бы я с голой грамотой. Которую можно повесить только в сортир – другой пользы от нее нет.
Сначала ректор с помощником выпили одну рюмку. Принесли кофе. Под это дело они налили вторую… Я понял, что мне пора. Взрослые ребята свои вопросы решать будут без меня. Зато мне сказали, куда принести документы для включения в очередь на кооперативный дом на улице 1905 года.
А дальше неинтересно. Давид исчез куда-то, Баринов – тем более. Наивный юноша, сколько ни бегай, только умрешь уставшим. Звонить Томилиной не буду, пусть отдохнет от меня. Ну хоть от вчерашней шапкозакидательской закладки остался один патрон, на который я всякий раз натыкался, когда засовывал руку в поисках мелочи.
И я пошел просто прогуляться. Времени вагон, есть не хочется, планов на сегодня никаких. Какой же я молодец! А что, сам себя не похвалишь… Вчера Морозов мои догадки одобрил. Поиграть с газовым составом воздуха сам бог велел. Тем более что профессор точно помнил: в эту сторону они и не двигались даже, сопутствующую же микрофлору пытались убить пенициллинами. Все не то. А с хорошим лаборантом я быстренько покажу Игорю Александровичу искомое. Его дело – дать живительного пинка аспирантам, чтобы статью готовили. Квартиру сегодня, считай, из воздуха достал. Деньги платить? Не смешите. Да любой иногородний и втридорога заплатит, лишь бы в таком месте жильем обзавестись.
Надо себя побаловать чем-нибудь. А чем? Обедом в том ресторанчике? Одному идти не охота. Алкоголь? Тоже не тянет. А уж старый добрый шопинг, успокоитель нервов моих современников, в теперешней Москве только в виде репортажа по телевизору существует. Ну да, снимут очередь перед магазом в Нью-Йорке в канун черной пятницы – готовая агитка про тяжелую жизнь простых трудящихся.
Так ничего и не придумал. И ладно, вон, в парке погуляю. Который культуры и отдыха имени товарища Пешкова. Тем он хорош, что на качели-карусели ходить не обязательно, и так время провести можно. Посидеть на солнышке, наслаждаясь последними теплыми, хотя бы относительно, деньками. И даже поесть мороженого. Пломбир в вафельном стаканчике. И даже пойти за второй порцией. И не потому что у него какой-то совсем уж волшебный вкус, как некоторым кажется через годы, через расстояния. На душе хорошо, вот и все.
А возле входа из будочки звукозаписи Боб Марли радостно пел про то, что все в эту жизнь попадают с холода. Ну да, у них там, на Ямайке, морозы сильные. А ведь он живой еще, чертяка, черпает жизнь полной ложкой. Куплю, наверное, кассету, послушаю. Все удовольствие – восемь рублей за «ТДК» с записью. А на второй стороне – концертник с «No Woman No Cry».
И – домой.
Так до вечера и проболтался: то стирку затеял, то вещи перебирал и в шкаф развешивал. Котлет из кулинарии нажарил, с макарохами. Вот последние, в отличие от мороженого, шлак. То они альденте до хруста на зубах, а на десять секунд отвернулся – получай переваренную массу. Только тертый сыр немного спас ситуацию. Одно расстройство. Хорошо еще, что на душе, а не в кишечнике.
Томилина позвонила сама. Мы с ней мило поболтали о том и о сем, у меня даже мелькнула в голове мысль: а не пригласить ли ее к себе, чем черт не шутит? Продолжим вчерашний турнир по постельной борьбе, расслабимся. Но тут Лена меня просто огорошила. Начала прощаться: дескать, надо выспаться, вст