– Тут госпитализировать надо, давление низкое. Я сейчас…
Договорить не успеваю, потому что у больного рвота. Жена привычным движением подставляет тазик, а я только радуюсь, что успел встать. Этим фонтаном меня точно зацепило бы. Наверное, литр вонючей жижи ужасного помоечного цвета, который почему-то называют «кофейной гущей».
Да уж, как начало с утра везти, так и будет прун до конца смены. Кровотечение, да неслабое. Срочно хватать и тащить в больницу, пока не похоронили. А мужик побледнел еще больше, хотя минуту назад казалось, что предел достигнут.
– Я за капельницей и носилками, – говорю я уже на ходу. – А вы найдите двух-трех мужчин, побыстрее.
– У нас носилки не пройдут, – слышу я вслед.
Ну да, когда хрущевки придумывали, про такую мелочь никто не подумал.
Мухой выскочил на улицу, метнулся в салон.
– Стряслось чего? – встрепенулся задремавший дядя Саша.
– Ага, вытаскивай носилки пока, везти будем, тяжелый.
Хорошему скоропомощному водиле и рассказывать больше ничего не надо. И машину задом к подъезду подгонит, и носилочки поставит лучшим образом, чтобы не обходить и не целиться, а сразу уложить – и на станок, в котором они крепятся.
А я помчался вверх, по дороге тормознув мужика с третьего этажа. Тот в магаз, похоже, собирался, судя по авоське, которую запихивал в карман куртки. Гражданин с полуслова все понял и беспрекословно пошел за мной. А я – побежал. Мой помощник третьим оказался. И хорошо, нести легче будет.
Пока я бегал по лестнице, Лебедева, такая фамилия у нашего больного, еще раз вывернуло. Для него – плохо, для установки капалки – лучше, потому что напрягшаяся диафрагма обеспечивает венозное наполнение. Так фельдшера всегда объясняют, сам я в механизм этот не вникал никогда. Зато Томилина – молодец, догадалась из морозилки кусок мяса вытащить, положила мужику на верх живота.
Наша теперешняя система для внутривенного введения – не то что ее потомки, легкомысленные полихлорвиниловые шмакодявки, в которых надо пару пыптиков свернуть и разочек пальчиком нажать. Нет, у нас тут натуральный динозавр. Но руки помнят, а это главное. Справился быстро и в вену попал с первого раза. Открыл сразу на полную и влил практически струйно половину фанфуря пятипроцентной глюкозы. Сам знаю, что мужику сейчас хорошо бы кровезаменитель, хоть полиглюкин какой, так кто ж его нам даст на линейную бригаду. Глюкозка и физраствор – вот и все научные достижения.
Прикрутил колесико до нуля и бросил флакон на брюхо больному, который терпеливо дожидался на одеялке. Все равно на ходу много не накапаешь, только мешаться будешь. А в машине запустим процесс заново. Лишь бы иголка из вены не выпала.
Спасибо соседям, вынесли вмиг, лавируя на тесных лестничных площадках. Погрузили, хлопнули дверьми и помчались. Дядя Саша даже сирену с мигалкой включил, хоть и не люблю я это дело. Намного быстрее не примчишься, а бока можно запросто подставить. Бывали случаи, и не редко. Хотя сейчас народ попроще, дорогу уступают, никто по-хамски свою задницу тебе перед лобовым стеклом не демонстрирует. Откуда потом на дороги выползло вот это жлобское и тупое болото? А кто ж его знает, не иначе инопланетяне постарались.
По дороге мужика еще раз вывернуло. Нет, таким женам надо памятники ставить. Она не только собрала все своему мужу для поездки в больницу, но даже додумалась взять с собой кастрюльку, которую заботливо подставила ему под рот. Ни тебе брезгливости, ни гонору. Ни на кого не надеется, все сама, и чтобы никому не мешать при этом. А я даже не знаю, как зовут ее, все обходился до этого универсальным «Извините, пожалуйста».
А мужику-то реально хреновее становится. Задышал чаще, бледный, губы синие. Нет, Лебедев, ты держись, голубчик, живи! У тебя вон какая жена, ей же хреново одной будет!
Наверное, услышал Господь мои молитвы, выгрузили мы болезного в приемник, а там только глянули – и в операционную потащили. Ну правильно, всякие анализы и по ходу действия взять можно, не это главное.
Я подошел к его жене, растерянно стоящей у стеночки, куда ее смело набежавшими медиками, взял ее за локоть. Она посмотрела на меня, и тут ее прорвало. Видать, все боялась перед мужиком своим слабость показать. А тут – слезы ручьем, ревет в голос. Я достал из кармана носовой платок, даю ей, а она машет головой, свой вытащила из сумочки. Отвел ее к скамеечке, усадил.
– Спасибо вам, – говорит она. – Сколько неудобств из-за нас…
Что-то у меня в глазах защипало. Сентиментальным становлюсь. Это старость, наверное. Наклонился, поцеловал ее в мокрую от слез щеку.
– Молитесь. Все у вас хорошо будет, – сказал я и поспешил к выходу.
Помощник товарища Лакобы ответил с пятого гудка. И с третьего раза, кстати. Похоже, днем его просто не бывает на месте. Я объяснил: так, мол, и так, один товарищ порекомендовал обратиться для получения помощи в одном вопросе.
– Кто номер дал? – прервал он мои словесные кружева.
– Земляк ваш. По телефону сказать не могу.
– Чиго надо? – прорезался у него акцент.
– Один человек не хочет… выполнять обещание, – нашел я эвфемизм для своей проблемы.
Кто его знает, насколько плотно пасут этого парня наши органы. И какие, тоже немаловажно. Да хоть и никто, если есть вероятность – зачем рисковать? Вот и мой собеседник придерживался того же мнения.
– Завтра в два возле касс ипподрома стой с земляком. Тогда встретимся. Не сможешь – больше не звони сюда.
А кто обещал, что будет легко? Надо бежать в общагу, искать Давида. А ведь он очень не хотел светиться перед земляками. Но с другой стороны, присутствие рекомендателя – это как гарантия. Кто привел, тот и отвечает. Вряд ли эти ребята столь наивны, что поверят любому, кто просто позвонит по телефону.
Давид, к счастью, никуда не пропал, сидел в общаге. Вернее, лежал и читал журнал «Новый мир».
– Что пишут? – спросил я для завязки беседы.
– Да вот, какой-то «Альтист Данилов». Девчонки присоветовали. Про демона, который стал на Земле музыкантом. Представляешь, в советском журнале такое выдают?
Да уж, лет через десять на тебя обвалится такое количество литературы, что этот опус с домовыми и чертями тебе милой сказочкой покажется.
– Прочитал уже? – поинтересовался я.
– Нет, это третий номер, четвертый, с окончанием, в понедельник обещали.
– Слушай, дело есть. Не на миллион рублей, но доходное. К сожалению, не очень приятное.
Само собой, Давид не был рад участию в предстоящем рандеву. Начал ныть и канючить.
– Когда я на ночной смене, можешь пользоваться моей квартирой, – зашел я с козырей.
– Да ладно?!
Парень неверяще уставился на связку ключей.
– Только заведи свой собственный комплект постельного белья.
– Ой, уважил! – Давид бросился жать мне руку. – Я тут с одной девочкой познакомился. Она с родителями живет, а в общагу не проведешь… Одна вахтерша пускает, другая – нет…
Распространенная проблема. Как правильно заметил Булгаков, москвичей испортил квартирный вопрос. А самое главное – продолжает портить уже новые поколения. Вот хотя бы взять Томилину. Живет с родителями в тесной двушке. Вернулись папа с мамой с дачи – куда пригласить даже не кавалера, а просто друзей? В ресторан? Они переполнены. У самых популярных типа «Метрополя» или «Арагви» очереди нет, просто народ знает, что соваться туда смысла нет. Ночных клубов нет, дискотеки только «колхозные», на окраинах. Их и посещать страшно – можно легко выхватить в репу. Разве что Дом студента на Вернадского, но это как исключение. Кстати, там столовка мировая, можно туда обедать ездить. Нет, с ночной жизнью в столице натуральная беда.
– Продукты в холодильнике не тырить, компании не приводить. Договорились?
– Само собой!
– Тогда завтра в половине второго у касс ипподрома встречаемся.
Я очень надеялся, что Давид не устроит в квартире бордель. Парень он любвеобильный, полный энергии. Но в октябре уже сдавали дом на улице 1905 года, и я надеялся побыстрее туда переехать. А съемную можно будет передать Ашхацаве. Это сейчас он рассказывает, что в общаге веселее и к народу ближе. Надоедает эта близость, хочется индивидуализма, и чтобы ни одна гадина в твою сковородку с жареной картошкой нос не совала. Судя по прикиду, родители у него не бедные, помогут оплачивать аренду. Или нет. Если сочтут, что сынок на отдельной хате совсем пойдет вразнос.
Не подвел Давид, ждал меня, как пылкий влюбленный. Наверное, уже прикидывал, когда сможет заняться развратом. Мы поболтали о том и о сем, потравили анекдоты. Поддерживали друг друга морально, короче. Хоть теперешние авторитетные ребята не чета отморозкам в кожанках и «адидасах» из девяностых, а все равно люди сложных характеров и причудливой логики. Не всегда угадаешь, что у них на уме.
Подошедший к нам паренек ничем из толпы не выделялся. Серые брючки, остроносые черные туфли, синяя болоньевая куртка, кепочка коричневая. Без предисловий спросил что-то у Ашхацавы на абхазском. Давид ответил на родном языке, попытался еще добавить что-то, но собеседник только махнул рукой.
– Со мной пойдем, – сказал он мне, и я двинулся за ним дальше уже один. До бежевой «копейки», за рулем которой сидел совсем уж рязанский типаж: толстячок лет сорока, нос картошкой и губы варениками, весьма заметная лысина зачесана от уха набок. Наверное, на ветру смешно выглядит. Это у меня уже нервное, хотя и тот паренек, и этот мужик – никто: курьер и водитель. Я сзади сел, провожатый – впереди.
Ехали недолго, в какой-то переулок свернули, во дворе сталинки остановились. На четвертый этаж поднялись в древнем лифте, который тут, наверное, с момента постройки был. В котором сначала надо наружную дверцу закрыть, а потом – внутреннюю. Ручками. Я бы предпочел пешком пойти.
Помощник товарища Лакобы так и не представился. И у меня имени не спросил. Хотя так себе анонимность, по крайней мере с моей стороны: в расписке указаны мои ФИО полностью. Судя по голосу, это был тот же крендель, назначивший мне встречу. По-русски он говорил, как иностранец, который уже вроде набрал словарный запас и одолел грамматику, а теперь перешел к работе над произношением: в ровную, как у диктора радио, речь у него время от времени влезали слова с акцентом. Я даже представил себе, как он вечером, освободившись от бандитских дел, ставит на проигрыватель пластинку с лингафонным курсом и старательно повторяет упражнения.